Чёрные вдовы

– Скажите, Василий Васильевич, вы сожалеете о том, что совершили? Если бы сейчас вновь возникли подобные обстоятельства, как бы вы повели себя?

– Я понимаю, Сергей Аркадьевич, что вы ждёте от меня слов, что теперь я поступил бы иначе. Но, положа руку на сердце, я не могу дать такой уверенности. И совсем не потому, что имел какой-то злой умысел против потерпевшего. Я прекрасно осознаю, что не он виновник моего такого преступного поступка.

– А кто же виновник, по-вашему?

– Несомненно, моя жена Мария Николаевна Тарновская.

– Расскажите о ваших взаимоотношениях.

Василий подробно рассказывал адвокату обо всех перипетиях совместной жизни с Марией, о нескончаемой череде любовников, о том, что с каждым разом она становилась всё более наглой и бесцеремонной.

– Как вы думаете, Василий Васильевич, чем вызвано такое поведение вашей супруги?

Тарновский задумчиво теребил подбородок.

– У неё появились такие привычки и такие желания, которых я не замечал ранее, возникло впечатление, что она натравливает на меня своих любовников. Хотя, если честно признаться, я и сейчас её люблю.

– Да уж, – адвокат покачал головой, – только любовь ли это? А почему бы вам не расстаться?

– У нас дети, которых я очень люблю. Уверен, что при разводе суд оставит их мне. Но имею ли я право воспитывать их, лишив матери?

– Над этим вам придётся подумать, но ничего лучшего, чем развод в таких случаях, пока не придумали.

Адвокат Андреевский приходил к подследственному несколько раз, пока у него не сложилось твёрдое мнение о случившемся, и он не составил для себя план защиты.

* * *

Суд над Василием Васильевичем Тарновским начался 25 января 1905 года. Зал судебного заседания был полон, на улице стояла толпа, ожидающая вестей оттуда, а особенно речи защитника Андреевского. Репортёры почти всех российских газет, специализирующихся на скандальных репортажах из залов суда, которые восторженно поглощала жадная до такого чтива публика, строчили – «срочно в номер».

Супружеская пара, которая уже прославилась в Киеве и которую знали во всех приличных домах и во всех борделях этого славного города, благодаря суду становилась всероссийской знаменитостью. Правда, Мария Николаевна не предоставила возможности всем собравшимся на это театрально-судебное действо лицезреть себя. Её представляла Марианна Вишневецкая, та самая, которая была свидетелем злополучного выстрела и ранения пылкого любовника её троюродной сестры. Её предком был Иеремия Вишневецкий, русский воевода, потомок великого князя литовского Гедемина (XIV век), один из талантливейших полководцев Речи Посполитой, которого как огня боялся Богдан Хмельницкий. Его мать была сестрой митрополита Киевского Петра Могилы, основавшего знаменитую Киево-Могилянскую академию.

И вот теперь ей выпала незавидная роль свидетельницы, защитницы своей непутёвой родственницы. Она должна была доказать, что Мария к этому случаю абсолютно не причастна, что было изначальной ложью.

Судил Василия Васильевича суд присяжных. Эта форма судебного производства возникла после реформы крепостного права, хотя готовилась ещё со времени Екатерины II. Лишь 20 ноября 1864 года император Александр II утвердил так называемые основные положения судебной реформы. Старый суд, отличающийся тайным письменным судопроизводством, заменил открытый, устный и состязательный процесс. Чтобы убедить присяжных в своей правоте, прокурор и адвокат должны были приводить доказательства, излагать доводы, обращаться к разуму и чувствам членов суда. В компетенцию суда присяжных входили в основном уголовные дела. Состав суда состоял из трёх профессиональных судей и 12 местных жителей – судей из народа, которые определяли виновность подсудимого на основе жизненного опыта и своего собственного чувства справедливости. В провинциальных судах в состав присяжных избирались и влиятельные крестьяне. Если они решали, что подсудимый невиновен, то он отпускался из-под стражи прямо в зале суда. Если же утверждали, что виновен, то меру наказания определяли уже профессиональные судьи.

С появлением суда присяжных судебные заседания, особенно такие громкие, воспринимались публикой, как интереснейший театр и соревнования, где на их глазах открыто и гласно решалась судьба человека. Газеты с репортажами из зала суда расхватывались как горячие пирожки и читались с интересом, словно роман с продолжением. Имена прокуроров и адвокатов становились известны всей читающей России.

После опроса свидетелей сторонами обвинения и защиты приступили к прениям.

Свидетели защиты говорили горячо и правдиво, рассказывали о личности подсудимого, о взаимоотношениях в семье, обвиняли во всём случившемся его жену. Лишь Марианна Вишневецкая пыталась рассказать о том, какая Мария Николаевна замечательная мать и жена. Но это выглядело натянуто и неубедительно.

* * *

Слово для защиты было предоставлено адвокату Сергею Аркадьевичу Андреевскому. Зал затаил дыхание.

– Уважаемые господа судьи, уважаемый господин прокурор, господа!

Все вы прекрасно слышали, как говорили свидетели о подсудимом. Он человек добрый, хотя и бесхарактерный, влюбился в красивую девушку, это можно понять. Но какое нравственное воспитание мог он получить в семье, если отец его вспыльчивый и строгий до самодурства. Брат покончил жизнь самоубийством отнюдь не без помощи жены подсудимого. Он – слабый человек и заливал своё бессилие и расшатанные нервы алкоголем и бесконечными гулянками. Душа его страдала, но этот человек не убийца.

Теперь посмотрим на тех, кто вынудил его выстрелить. Тот, в кого он стрелял, был любовником жены, но не только, он служил орудием в её руках. Эти двое разрабатывали планы по лишению жизни подследственного или отправке на каторгу. Такую цель ставила перед собой его супруга, чтобы избавиться от мужа и завладеть его деньгами. Они вдвоём провоцировали его, нагло, не стесняясь, показывали своё презрение, просто-напросто издевались над Тарновским. В его отсутствие на глазах прислуги они занимались похотью, прекрасно понимая, что ему всё станет известно. Казалось, можно просто развестись, чтобы прервать этот брак, и Тарновский желал этого. Но вы знаете, что в этом случае суд всегда остаётся на стороне мужчины и оставляет за ним детей, так это и бывает всегда в нашей стране.

Тарновский, думая о благе детей, не желал лишать их матери и в этом деле куда благороднее своей супруги. Да, видимый закон против подследственного, ведь он стрелял в человека. Но, кроме этого, есть закон нравственный, внутренний закон жизни, закон, который руководит нашей совестью и честью. И он говорит нам, что из всех этих трёх людей, участников случившегося, он в сто крат лучше и чище супруги и её любовника. Жена же его к любви не способна, не к той физической любви, а любви душевной, человеческой. Многие мужчины страдали от любви к ней, но она, проведя с ними время, только использовала их в своих целях и немедленно забывала, ища новую жертву для своего безмятежного времяпрепровождения. Её интересовали только рестораны и театры, ужины и туалеты, поездки за границу и новые красивые и богатые мужчины, влюбляющиеся в неё и поклоняющиеся ей. Избалованная, расчётливая и равнодушная, с каменным сердцем и неутолимой похотью, она считала такую жизнь естественной и нормальной для себя.

Суд присяжных удалился на совещание. После перерыва председатель суда объявил вердикт: «Не виновен».

Василий Васильевич Тарновский был отпущен на свободу прямо в зале суда.

Глава третья. Знакомство с адвокатом Прилуковым

После суда стало понятно, что жить вместе с Тарновским уже невозможно. Мария недолго переживала, что не удалось отправить Ваську подальше в Сибирь или на Сахалин, важнее было то, что ей уже окончательно был закрыт вход в приличное общество Киева, где она могла наслаждаться роскошью, вниманием мужчин, которых гипнотизировала и подчиняла своей воле.

Прежде чем разъехаться, Василий попросил своего друга Михаила Воронцова, у которого временно жил, присутствовать при разговоре с бывшей женой о детях.

– Мария Николаевна! Я пригласил вас для разговора о детях в присутствии господина Воронцова, – Василий Васильевич делал строгое и отсутствующее лицо и старательно сжимал губы, как научил его Михаил, – пока до решения суда о разводе.

– Что вы предлагаете? – Мария с интересом смотрела на мужа, словно видела его в первый раз.

– Я предлагаю оставить детей у меня, поскольку вам они для вашей жизни не нужны, а только будут служить обузой.

– Вы, Василий Васильевич, лучше меня знаете, что мне нужно и что нет? – с вызовом ответила Тарновская, явно рассчитывая на скандал.

– Вы уже доказали это своим поведением, и всем известно, что вы за человек. – Теперь и Тарновский, забыв, что надо сдерживаться, начал заводиться.

– Господа, – вовремя вмешался Михаил, – давайте будем говорить о том деле, какое привело нас сюда, а не о каждом из вас. Я предлагаю решение, которое должно устроить всех: Вася маленький пока остаётся с матерью, Тата – с отцом.

Мария Николаевна молчала, смотря в пространство, потом выдала:

– Девочке мать нужна более, чем мальчику. И где же ваше хвалёное благородство, о котором, как мне рассказывали, распространялся адвокат?

– Для вас никакого благородства не существует, вы никогда не оцените его, потому что не знаете, что это такое, – не на шутку разошёлся Василий.

– Тише, господа, – опять вмешался Михаил. – Так мы решаем проблему с детьми или придётся вмешивать в это дело полицию? Мария Николаевна, решение за вами.

Тарновская молча смотрела в окно, все ждали, что она скажет.

– Я согласна, но при одном условии…

– Какое ещё условие? – оборвал Марию супруг.

– Обожди, Василий, – остановил покрасневшего от гнева Тарновского Воронцов, – мы слушаем, Мария Николаевна.

– Я прошу, чтобы он, – Тарновская небрежно кивнула на супруга, – выплачивал содержание на воспитание сына.

Василий Васильевич порывался что-то возразить, но его остановил Михаил, положив руку на его плечо.

– Мы согласны, Мария Николаевна, – ответил он вместо мужа. – Давайте оформим это соглашением.

С этих пор Татьяна жила с отцом. Василий пригласил свою старшую сестру Софью, и она фактически заменила девочке мать. Тарновский в дочке души не чаял, много гулял с ней в парке. Однажды пришли в большой парк, присели на скамейку. Но Тата не могла долго находиться на одном месте, увидев вдалеке песочницу, спросила: