Распутица. Роман в пяти частях

– Ты по себе не суди. Да мужчины и ходят. Прохвостов хватает, – заметила мать.

– Она почти с ходу, как начался вечер, пересела к мужчинам. Юлька с женатыми мужиками никогда не связывалась, а то ты этого не знаешь. С принципами тётка!

Вскоре Светка забрала сына, Игорь на кухне сидел с тестем Семёном Ивановичем. Она позвала мужа, чтобы идти домой. Семён вот уже в который раз настойчиво убеждал зятя уехать на Север. Для него это была любимая тема. Но Игорь пока не спешил, всё ещё надеясь получить квартиру, а затем сдать её внаем, а уж потом спокойно отчалить.

Когда молодые ушли, Валентина уложила племянников спать. Варя согласилась без слов, но Женя вдруг заскучал по матери. Валентине пришлось объяснить мальчику, что маму попросили выйти на работу в ночную смену, а утром она обязательно приедет. Однако когда Женя проснулся, он первым делом спросил, дома ли мать. Ему было уже почти шесть лет, а Варе – три с половиной годика.

– Она скоро приедет, а я вас в садик отвезу, – ласково сказала Валентина.

Юлия приехала к сестре, когда та уже вернулась домой. Они закрылись в комнате, и Валентина у неё узнала всё, что её интересовало относительно того таинственного мужчины, которого немногословно обрисовала ей дочь…

– Вот и живи с ним, чтобы ты больше не жила на квартире.

– Конечно, я думаю, он хороший человек, но не такой добрый и предупредительный, как Женя.

– А разве люди могут быть похожи, как близнецы-братья? – удивлённо протянула Валентина. – Главное, чтобы был человек, детей любил, тебя не обижал…

– Но у меня же дети. Он ещё их не видел, а как только увидит, так тотчас и любовь пройдёт.

– Ничего, привыкнет. Родишь ему, и тогда он не отвяжется от тебя.

– Ой, разве мужчину дитём удержишь? Я его не люблю, вот моя беда… не такого бы я хотела…

– Ничего, стерпится-слюбится. Главное, чтобы он любил…

– Да, один уже такой был, хватит с меня…

После обеда Юлия пошла на работу не в свою смену, поменялась с напарницей. Ей не хотелось сидеть дома без дела; она пока не стала собирать в чемодан вещи и готовиться к переезду к Николаю. Просто не торопилась ломать свой устоявшийся порядок жизни. Юлия не очень верила в его вчерашнее искреннее заверение сойтись с ней и жить в гражданском союзе до тех пор, пока не надоедят друг другу. Хотя он, вопреки её воле – дать ему своё немедленное согласие, настаивал на этом утром, тогда как в тот момент ей было не до чего, поскольку раскалывалась голова, она думала, что вряд ли нужно придавать столь серьёзный смысл его словам, высказанным под действием спиртного. Просто ей казалось, что он, очарованный ею, вёл себя вежливо, и не болеё того. Ещё и сейчас, стоя на раздаче блюд посетителям кафе, Юлия чувствовала себя не в своей тарелке оттого, что её часто кидало в жар и она была вся мокрая от пота. «А может, я уже залетела? – промелькнула догадка. – Ведь он обладал мною почти против моей воли». Но скажи так любой женщине – ни одна ни за что не поверит. Кто не захочет переспать – тот не будет пить! Неужели она перебрала только ради того, чтобы потом ей не было стыдно? Выходит, что так…

Однако, несмотря ни на что, отчего-то на душе было как никогда радостно, и она понимала, что в этом есть своя положительная сторона. С этого дня она может считать себя не одинокой. Если Николай пожелал серьёзно жить с ней, значит, ему было ночью хорошо, она доставила ему удовольствие, тогда как она осталась как бы в проигрыше…

Юлия почти машинально, как автомат, отпускала клиентов, а в сознании прокручивались воспоминания о вечере, проведённом в ресторане и после него, но как ни пыталась восстановить в памяти то, что происходило в квартире Николая, никак не могла ничего припомнить. Затем к ней приходили жгучие сомнения: нужно ли ей опять начинать близкие отношения с мужчиной? Казалось, чего тут сомневаться: у него есть квартира, он порядочный человек, а то, что она не любит его, так это не страшно. Может, позже его полюбит. А вдруг ей повезёт встретить подходящего человека после того, как сойдётся с Николаем, что тогда делать? Эта мысль посеяла жуткие сомнения, и она пока передумала переезжать к нему. Юлия поражалась тому, что была готова отказаться, быть может, от единственного шанса устроить свою жизнь, но ничего не могла поделать со своей нерешительностью – верно ли она поступит, если откажет Николаю, и она окончательно запуталась в себе.

В перерыве она поделилась своими мыслями с напарницей Евгенией, муж которой был боцманом на рыболовецком океанском траулере, из-за чего она испытывала к ней какие-то родственные чувства. Когда Юлия в первый раз узнала, что у напарницы муж моряк, она с радостью обняла её, точно родную сестру, отчего у неё даже повлажнели от счастья глаза. Юлия рассказала, как с покойным мужем тоже ходили на речных суднах и мечтали перейти в морской гражданский флот.

Евгения была чувственная молодая особа невысокого роста, очень гибкая, с высокой грудью и с зелёными глазами, правда, лицо несколько флегматичное, скуластое, а подбородок несколько островатый. У неё была поразительно узкая талия, точёные короткие полноватые ноги с широкими бёдрами и выступающий полный зад. У Евгении была трёхлетняя дочка.

– Что ты думаешь? Военные хорошо получают и деньгами, и пайками! – как-то удивлённо произнесла Евгения.

– Разве только в этом счастье?

– Конечно, это не последнее! И тебе нечего теряться. Такой шанс упускать я не советую. По крайней мере, уйти всегда не поздно. Живи с ним, а сама присматривай другого. Думаешь, я верна своему боцману? Мужчины своего, поверь, никогда не упустят, а я буду за это ему верна?

– Ну, это я уже слыхала. Твой Кузьма в плавании по нескольку месяцев, а ты должна знать, что там ему не с кем забавляться, учти это…

– Я ему работу не выбирала. У нас есть мужчины-станочники – по пять сотен отхватывают. А он, бывает, столько за два месяца привозит. Я не верю, что отдаёт всё деньги, значит, кого-то прикармливает.

Юлия как-то грустно засмеялась, вспомнила, что у неё, в сущности, лежит ключ от квартиры Николая.

– Хочешь, поедем к нему после смены, и ты, со своим практическим умом, посмотришь и подскажешь мне, стоит ли сходиться с тем человеком?

– А что? И поедем! – весело подхватила подруга.

Молодые женщины освободились в восемь часов вечера, когда ещё не совсем стемнело; в буфете кафе взяли бутылку креплёного вина, закуски и пошли на остановку, сели в своевременно подошедший автобус. И через двадцать минут вышли на остановке возле кинотеатра «Космос» и пошли пешком на улицу Народную. Юлия вдруг рассмеялась, так как вспомнила, что не туда идут, хотя утром хорошо помнила дорогу к тому дому, в котором жил Николай.

– У меня в голове кавардак! Я забыла уже, где стоит его дом! Вчера в ресторан шли от племянницы, которая живёт здесь рядом, а вот к нему совсем дорогу забыла. Меня посадили тёпленькую в такси…

– Ну, подруга, ты даёшь! Девичья память, да ещё пропитая, – засмеялась Евгения. – Ты же всегда отказывалась от вина и вдруг съехала в кювет?

– Да вот же сама не знаю, как получилось. Тут дома все одинаковые, – озираясь по сторонам, продолжала весело Юлия. – Но в том местечке стоял какой-то удушливый запах серы и газа. Наверное, то был завод…

– А здесь, по-моему, всего один завод. Поехали – я, кажется, знаю, где это место! – воскликнула Евгения.

И молодые женщины опять сели в автобус. Проехали три остановки и вышли. Им пришлось пошататься среди близняшек-пятиэтажек, пока не нашли нужный дом. Юлия была поражена, что совершенно не помнила номер дома. Возле одного подъезда на лавочке сидели пожилые женщины. Они и подсказали, в каком именно подъезде живёт Николай Боблаков.

Юлия удивилась, что его ещё не было со службы, так как на звонок им никто не открыл. Они вошли в квартиру, включили электрический свет, пошли на кухню. Евгения поставила свою сумку и пошла смотреть квартиру одинокого военного. Ничего примечательного не нашла: обыкновенное гнездо холостяка, правда, своим острым нюхом уловила смешанные запахи женских духов, улыбнулась про себя, качнула головой и вернулась на кухню…

Пока они готовили ужин и обсуждали мужчин, прошло полчаса. Хозяина всё ещё не было, и Евгения потеряла надежду, что вообще увидит сегодня бравого прапорщика. Они сами трапезничали и пили вино.

– Хорошо, что твоя мать позаботится о твоей дочери, – сказала в досаде Юлия. – А моих деток сестра может и не взять, и они в садике кукуют, бедняжки, одни.

– Нечего завидовать, не беда, тебе простительно, жизнь свою устраиваешь, а когда наладишь, они всегда будут с вами, – упокоила Евгения, уплетая сочную котлету.

– Легко сказать! Я ему, быть может, и нужна, а вот дети вряд ли…

В этот момент в дверях послышалось шуршание ключа, женщины, как воровки, встрепенулись, напряглись в ожидании. У Евгении покраснели щёки, впрочем, у Юлии тоже зарделись, но сейчас они почему-то приобрели матовый оттенок. Она быстро встала и пошла в переднюю. На ней была джинсовая ниже колен расклешённая юбка и облегающая талию рубашка-батник, купленная в кафе у заезжего спекулянта. Николай вошёл чинной походкой военного, на нём был военный плащ, фуражка.

– О, привет, моя кошечка! Давно ждёшь? – спросил он приподнято, сияя глазами и осматривая стол. – А я учуял запах котлет ещё на первом этаже, с размахом кто-то пирует; думаю, вот так бы меня жена встречала…

– Давай я помогу снять плащ, – польщённая его замечанием, сказала она.

– Ничего, обойдусь и без няньки, – он смотрел на неё во все глаза и не замечал гостьи.

– Я пришла с подругой, но мне уже надо скоро уходить за детьми.

– Это сейчас мы решим!

Оставшись в мундире, Николай решительно пошагал на кухню, а Юлия в прихожей задержалась с его плащом.

– Отлично, отлично! Стол готов: дамы пируют, здравие желаю! – он картинно поклонился сидевшей женщине, перекинувшей ногу за ногу.

– Это Женя, а это Коля, – засмеявшись, сказала Юлия, придя на кухню.

– Отлично, отлично! Ну, я сейчас руки ополосну…

Николай пошёл в ванную, он слышал резвый смех женщин. «Почему она привела подругу? – подумал рассеянно он, став мыть руки. – Но она тоже ничего, может, решила, буду ли я западать на неё?» Николай помыл руки, ополоснул лицо, вытерся махровым полотенцем, причесался перед зеркалом, спрятал в карман расчёску и вышел из ванной посвежевшим.

– Винцо, значит, потягиваете, а там, в холодильнике, есть покрепче! – воскликнул хозяин, присаживаясь сбоку стола, оказавшись как бы между женщинами.