Исповедь изгоя

– Я приглашаю Вас, Инна Владимировна, как настоящий историк и как будущий академик…

Кускова слегка улыбнулась и протянула руку молодому мужчине, который оставался для нее всегда студентом и сыном был по возрасту. Чурсин от радости сильно сжал ее руку и пристально посмотрел ей в глаза. Он впервые в своей жизни так внимательно смотрел в глаза этой женщины. Они были голубокого цвета и очень умными. В них было еще что-то заманчивое, что ему сейчас было невозможно определить и понять. Одно он уловил в этот момент. Нежная ручка профессорши почему-то невольно вздрагивала в его сильной руке.

Ресторан находился на самом берегу Иртыша. Название «Поплавок» в какой-то степени было для него правильным. Он стоял на мощных сваях, которые были вбиты в нескольких метрах от берега. Посетителей в ресторане не было, что очень обрадовало вошедших. Они оба были кумирами полнейшей тишины и человеческого приличия. Они очень редко посещали подобные заведения. В этом призналась Чурсину и Кускова, как только они вошли в ресторан. Он на ее реплику ничего не ответил, только слегка усмехнулся. Он сам в ресторане был только дважды. Один раз в Марьино, когда отцу отмечали полувековой юбилей. Второй раз он побывал в ресторане в Тарске, куда его пригласил однокурсник, которому исполнилось четверть века. Студент Чурсин в этот жаркий вечер впервые в жизни осушил полный стакан водки. От предложенного коньяка любезно отказался. На выбор спиртного, скорее всего, повлияла домашняя обстановка. У Чурсиных всегда в холодильнике стояла водка и первач. Дома не пил, в ресторане решился.

Едва они открыли дверь, как перед ними появился молодой официант. Он кивком головы поприветствовал своих клиентов и предложил им небольшой столик, стоявший в самом углу небольшого помещения. Вошедшие его предложению очень обрадовались. Они хотели, как это было возможно, меньше показываться на глаза городской публике. Чурсин вежливо предложил стул женщине и стал изучать меню. Пробежав глазами по небольшой бумажке, он неслыханно обрадовался. Его денежных запасов на посещение этого заведения хватало с лихвой. Он сразу приосанился, окинул взглядом Кускову, все еще читающую меню, и с огромной радостью объявил:

– Инна Владимировна! У нас есть повод для сегодняшнего застолья… Ваш бывший студент пару часов назад успешно сдал немецкий. В моему успехе, конечно, есть Ваш труд и талант…

Испускать лестные дифирамбы в свой адрес ему помешала сама Кускова. Она, состроив по-детски глазки, с удивлением посмотрела на Чурсина, затем помахала указательным пальцем в его сторону и с некоторой ехидцей в голосе тихо прошептала:

– Ах, ты, мой любимчик! Почему ты сегодня мне так сильно лебезишь? Или тебя уже испортили взрослые историки? – Недождавшись ответа, она очень серьезно добавила. – Егор Николаевич, пожалуйста, не думай, что сегодняшнюю пятерку поставила тебе только я одна… Ее тебе поставила Государственная комиссия…

После некоторого молчания она слегка покачала головой и вновь уткнулась в меню. Вскоре к столику подошел официант. Чурсин, даже не напрягая свои органы обоняния, понял, что он уже успел пропустить рюмку спиртного, а, может, и больше. Миша, так представился мужчина, поднял голову к потолку, и словно пришибленный, громко отчеканил:

– К большому сожалению, я от имени нашего коллектива должен проинформировать прекрасную мамочку и прекрасного сына, что у нас сегодня ожидается очень скудное меню по причине утреннего отсутствия электрического тока в нашем заведении…

Чурсин со злостью посмотрел на официанта и невольно посмотрел на приглашенную. Она сидела словно застывшее изваяние. Лицо ее была розовым, даже красным. Он резко одернул официанта за его белую курточку и со злостью прошипел:

– Ты, обслуга, давай говори, что у тебя есть… И еще… Держи свой вонючий язык за зубами…

Больше он ничего говорить не мог. Злоба его просто-напросто душила. Он уже давно бы врезал этому дебилу в морду. Сдерживало его лишь одно – присутствие очаровательной женщины. Он сейчас и раньше прекрасно знал, что по возрасту она ему годится в матери. Однако сегодняшнее умозаключение постороннего человека, он принял для себя и для Кусковой оскорблением. Почему он так это считал, он и сам не понимал. К сожалению, приятного и обильного застолья не получилось. Миша предложил для своих клиентов котлеты с макаронами и чай с сахаром. Из спиртного было только красное вино. Ничего не оставалось делать, как со всем этим согласиться.

После ресторана они вновь стали бродить по парку. За время прогулки они молчали, лишь пару раз обмолвились плохим сервисом «Поплавка». Молчание очень сильно угнетало Чурсина. Он то и дело бросал взгляд в сторону очаровательной спутницы и все время терялся в догадках, о чем она думает. Кускова шла молча, и глядя себе под ноги, все размышляла. Иногда она замедляла шаг и поднимала голову к небу, по которому ползли небольшие кучки облаков. Ее примеру следовал и молодой человек, идущий рядом с ней. Сейчас она этого человека не замечала, не хотела замечать. Дурное воспитание официанта на какой-то миг вырвало у нее теплоту чувств, которые она совсем недавно имела к своему студенту. От этого она злилась, ненавидела себя и того, кто шел с ней рядом…

Неожиданно похолодало. О себе дала знать водная гладь сибирской реки. Да и время уже подкрадывалось к вечеру. Посетители парка начали в спешном порядке покидать свое любимое место отдыха. Их примеру последовал и Чурсин со своей спутницей. За несколько метров до выхода из парка он остановился и с силой привлек ее к себе. Сделал это он спонтанно, даже невзначай. Почему он это сделал и продолжал делать, ему самому было непонятно. Скорее всего, его это заставляли делать неуправляемые им внутренние силы души, которые истосковались по женской ласке и доброте. Он сжал в своих объятиях стройную фигурку блондинки и внимательно посмотрел в ее глаза. В ее глазах были слезы. И эти слезы добавили ему не только жалости к этой женщине, но и прибавили ему смелости. Он вновь прижал ее к себе и тихо произнес:

– Инна, Инночка, я хочу быть сегодня с тобою, только с тобою… Ты меня слышишь?

Профессорша на какой-то миг прильнула к груди молодого человека, а затем резко отпрянула от него и ринулась прочь. Чурсин от неожиданности опешил. Однако это длилось очень недолго. Он, набрав в свои легкие, как можно больше воздуха, и стиснув зубы, ринулся вслед за женщиной, которая уже подбегала к автобусной остановке. Он неслыханно обрадовался, когда увидел автобус, который только что «отчалил» от остановки. Кускова, убедившись в том, что она на автобус опоздала, замедлила бег. Через несколько мгновений он подошел к ней и взял ее за руку. Ее руку он не выпускал до самого порога ее квартиры.

Кускова жила в кирпичной девятиэтажке, в самом центре города. Трехкомнатная квартира находилась на четвертом этаже. Дополнительную комнату ее отец получил, как профессор. Молодому гостю нравилась все, что было в квартире. Особенно его поразили небольшие картины, посвященные природе. Их было около десятка. Увидев недоуменный вгляд Чурсина, хозяйка произнесла:

– Эти картины рисовал мой папа… Сибирская природа была его хобби…

Темное одеяло ночи все больше и больше окутывало город. Хозяйка постелила гостю в комнате своего отца. Затем она предложила ему принять ванну. Чурсин с радостью принял предложение. Он зашел в ванную комнату и открыл кран с горячей водой. Страсть к горячей воде, горячему пару он приобрел еще с самого детства, когда с отцом ходил в собственную баню. Отец любил жаркую баню, парился до изнеможения. Маленького сына он в прямом смысле кидал на полок, поддавал воды на раскаленные кирпичи и принимался отчаянно хлопать березовым веником по голому телу мальчишки. Сначала Егорка страшно сердился на отца, часто плакал, однако, затем привык. Уже с десятого класса парился с отцом наперегонки. Поджарый и долговязый мужчина все больше и больше уступал первенство своему высокому и выносливому ребенку.

Через некоторое время Чурсин опустился в ванну и закрыл глаза, принялся размышлять. Он все еще не мог представить себе то, что он сегодня совершил в парке. Происшедшее не умещалось в его голове. В том, что он поступил опрометчиво, даже очень нагло, он уже нисколько не сомневался. Что его в тот момент осенило или угораздило, он до сих пор по-настоящему не понимал. Вполне возможно, толчок для этого дал стакан вина, а может, и красота наставницы, которая была одной из самых красивых женщин университета. Егор Чурсин, еще будучи студентом, как и многие его однокурсники, «прокручивал» в своей голове и в сердце естественную красоту средних лет женщины и сравнивал ее с красотой студенток, которые были значительно ее моложе. Юноша всегда отдавал пальму первенства старшей. Первенствовала она и сейчас.

После ванны он направился в комнату и сразу плюхнулся в постель. У него очень приятно заныло тело, сказывалась почти круглосуточная беготня. Думать о высоких материях ему в этот момент не хотелось. Его тело и его мозг отдыхали, отдыхал и весь организм. Отдыхал, как загнанная лошадь, которая день и ночь таскала тяжести, забыв обо всем на свете. Неожиданно по коридору раздались легкие шаги, затем что-то зашумело. Чурсин понял, что хозяйка вошла в ванную комнату и включила воду. Он, недолго думая, быстро вскочил и на цыпочках подошел к ванной комнате. Затем приложил ухо к двери и замер. Открывать ее он не стал. Не от страха, а от уважения к этой прекрасной женщине. Ему казалось, что, в противном случае, она его намерения поймет неправильно, и все это может кончиться непредсказуемо.

Минут через двадцать дверь ванной открылась и появилась Кускова. Она была в ночной сорочке розового цвета. Ее полукороткие белые волосы были еще слегка влажными. Лицо было розовым и дышало свежестью. Свежестью дышало и все ее тело. Она, увидев перед собою голого мужчину, неожиданно отпрянула, даже слегка попятилась назад. Затем сильно ойкнула и внимательно посмотрела в глаза того, кто стоял возле двери. Он и она, они оба вместе смотрели в глаза друг друга. Смотрели очень внимательно и не отводили их в сторону. Голубые глаза очаровательной блондинки в этот миг особенно нравились нагому мужчине. Чем пронзительнее он вглядывался в их голубизну, тем больше убеждался в одном. В этих глазах господствовала тоска, тоска по любви. Он с силой прижал к себе хрупкое тело женщины и страстно поцеловал ее в губы. Она с нескрываемой радостью приняла его поцелуй и закрыла глаза. В этот же миг она оказалась в сильных мужских руках, которые бережно понесли ее в спальню…

Они пришли в себя только ранним утром. Всю ночь они принадлежали любви, любви страстной и ненасытной. Для Егора Чурсина это была первая ночь в его жизни, которую он провел с женщиной. И этой женщиной оказалась очень красивая блондинка, его наставница. Ее красота и ее страсть тянули его к ней вновь и вновь. И он шел навстречу этой красивой женщине, которая с каждым ее движением и с каждым ее поцелуем становилась частицей его жизни.

В эту ночь он очень многое узнал из жизни красивой хозяйки, которая все говорила и говорила. Он ее не перебивал, давал возможность ей выговориться, как старшей по возрасту. Ей было уже сорок три, ему всего лишь двадцать два года… Ее жизнь, как оказалось, была для него во многом неведомой. Несмотря даже на то, что они вместе провели в стенах университета почти пять лет. Водораздел между их судьбами был куда больше, чем общее. Во время своего монолога Кускова иногда плакала, что вызвало неподдельное беспокойство у ее любовника. Он то целовал ее в губы, то осыпал поцелуями ее глаза, из которых катились маленькие капельки соленоватой жидкости. В этот момент она замолкала и прижималась к молодому и очень сильному телу мужчины. На какое-то время они сплетались в единый живой клубок и отдавались любви…

Утро подошло очень незаметно. Лучи весеннего солнца все настойчивее проникали в спальню. Никто не хотел вставать. Влюбленные пришли к единому решению. Сначала еще немного поваляться и понежиться в постели, затем покушать. Чурсин едет домой только в воскресенье. Он «семинарит» с понедельника. У профессорши Кусковой занятий в этот субботний день не было. Встали они в десять часов утра. Выползти из-под одеяла их вынудил страшный голод. Через час они уселись за стол.

Распорядительницей застолья была хозяйка. Ее глаза в это утро необычайно светились, что очень радовало гостя. Он был особенно счастлив, когда она, наполнив два бокала шампанским, подошла к нему и прильнув к нему губами, тихо прошептала:

– Гошенька, мне было очень приятно сегодня с тобою… Я очень благодарна тебе за все это, мой любимый…

Она тотчас же услышала в ответ:

– Мне также было очень приятно с тобою… Я счастлив, что первой женщиной в моей жизни была именно ты, моя Инна…

Они почти одновременно пригубили бокалы и через несколько мгновений их губы сомкнулись вновь. Очередное наступившее утро пришло также стремительно, как и ушел прошедший день. Егору Чурсину никак не хотелось покидать гостеприимный уголок, в котором жила очень красивая женщина. Он все больше и больше хотел целовать ее нежное тело и быть в плену ее страстной любви. Он еще долго стоял на улице и махал рукой женщине, стоявшей возле окна. В том, что она плакала, он нисколько не сомневался. Как не сомневался, что через полгода он вновь окажется в ее жадных объятиях.

По приезду на вокзал Чурсин изменил своей привычке. Вместо общего вагона он купил билет в плацкартном вагоне. Он хотел, как можно скорее, вытянуться на отдельной полке и укрыться чистой простынью, словно она еще держала в себе тепло и страсть очаровательной женщины. Через полчаса он погрузился в море мыслей и воспоминаний, которые были ему навеяны за время сиеминутной встречи с Инной Кусковой. Чем больше он размышлял, тем однозначнее был его вывод. Без этой блондинки он уже не представлял свою дальнейшую жизнь. Все боли, которые пережила эта женщина, сейчас проходили и через его сердце. Судьба вчерашней наставницы для бывшего студента была сегодня ему далеко небезразлична. Причиной этому была его любовь к Инне. Он сейчас в равной степени с нею сопереживал все трудности ее жизненного пути. У его любимой рано умерла мать. Через десять лет после ее смерти умер отец. Его фотография в траурной рамке до сих пор находилась на стенде участников Великой Отечественной войны. Инна каждый день проходила мимо фотографии своего отца, проходила со слезами на глазах. Несмотря на то, что ее отец был известный профессор, карабкаться по каменистой тропе науки пришлось ей самой, и только одной.

Любви, как таковой, у нее также не получилось. Причиной этому была ее повседневная занятость, а, может, и ее жизненные завихрения. Чурсин очень долго смеялся, когда она рассказала ему о своей любви к студенту, которого любила больше своей жизни. Юра учился на историческом факультете, что и Чурсин, только почти четверть века назад. Инна сразу же заприметила парня, который был симпатичным, да и говорить хорошо умел. Он частенько выступал на торжественных мероприятиях. Первое знакомство молодых людей произошло на праздничной демонстрации, посвященной Первому мая, дню Международной солидарности всех трудящихся. Инке в этот день страшно не повезло. В огромной колонне демонстрантов она нечаянно подскользнулась и сломала каблук своего сапога. Волей-неволей пришлось покинуть своих однокурсников и забежать за угол огромного здания. Она сняла сапог и стала его чинить. Вдруг, откуда не возьмись, перед нею появился Юрка. Он по естественной надобности отстал от своей колонны. Попытка юноши починить ее сапог также не удалась. Они побежали на колхозный рынок к сапожнику. За ремонт и за срочность Юрка заплатил целый рубль. Через полчаса молодые люди, сломя голову, стали догонять свою колонну. Попасть к своим сокурсникам им не удалось. Милиционеры и строгие дяди в кожаных пальто объяснения студентов не слушали. Без разрешения стражей правопорядка они не решились нарушить стройные колонны демонстрантов. Им не удалось в этот день пройти мимо торжественной трибуны, на которой восседала местная власть. Они об этом и не сожалели. Юрка предложил девушке сходить в кафе, та не отказалась. Через неделю они опять встретились. Затем стали встречаться каждый день. Прошел год. Никто из влюбленных о предстоящей свадьбе не говорил. Откровенно говоря, они этих мыслей в своей голове и не держали. Студенты – малолетки, так иногда называли студентов первых и вторых курсов преподаватели университета, очень редко образовывали семейные узы. Им не до этого было. Кое-кто из малолеток еще втягивался в студенческую жизнь, да и финансовое положение было у многих не ахти какое. О семейном общежитии, говорить не приходилось. Многие снимали жилье у частников. Юра, по словам Инны, оказался довольно ушлым пареньком. Однажды он ей посетовал, что в общаге ему жить очень тяжело. Нет возможности по-настоящему готовиться к занятиям. Инка сначала не поняла намек своего любимого.

Его намерения она разкусила только через неделю, когда пригласила его на свой день рождения. Он очень долго ходил по ее квартире и все цокал языком. Ему очень нравилось жилье, да и сама молодая хозяйка. Его желание остаться ночевать, девушка решительно отвергла. Она посчитала, что это неприлично. На прощание Юрка поцеловал именинницу в губы и тихо прошептал:

– Инночка, я все сделаю возможное и невозможное для нашего будущего… – Затем с улыбкой добавил. – Отец твой знаменитый профессор, с такой личностью нам вдвоем куда легче будет в науке…

Инна на слова Юрки ничего не ответила. Она только с ненавистью посмотрела на однокурсника и быстро закрыла дверь. Эту ночь она почти не спала. Все думала и плакала. Она больше никогда не замечала Юрку с исторического факультета. Он был ей противен. Она только сожалела о потерянном времени и о своей первой любви, которая со стороны Юрки, без всякого сомнения, была любовью по расчету. С тех пор прошло много лет. Все это время Кускова упорно училась. У молодой аспирантки свободного времени почти никогда не было. После тридцати лет ее жизни его вообще не стало, писала докторскую работу. Молодая женщина с каждым днем становилась заметной фигурой не только в своем городе, но и за его пределами. Ее часто приглашали на научные симпозиумы и совещания, проходящие в Сибири, в Москве. За все это время она так и не встретила своего любимого человека. Попадать в паутины любовных интриг ей не хотелось.

Первый свой летний отпуск историк Чурсин посвятил написанию второго раздела диссертации. Раздел шел с большим трудом, не хватало архивного материала. Без него диссертация не стоила и гроша. Он поехал по важнейшим промышленным центрам Советского Союза, где был накоплен позитивный опыт в организации свободного времени населения. За месяц он побывал в пяти крупных городах России, в двух городах Украины. Денег на проезд и проживание в гостиницах дал ему отец. Он никогда ему не отказывал, но иногда ехидничал. Сыну ничего не оставалось делать, как молча все его усмешки проглатывать. К началу сентября у Чурсина появился определенный запас архивного материала. Он ожил и стал еще настойчивее работать.

Наступила очередная уборка урожая. Чурсин был на все сто процентов уверен, что на этот раз ему не придется «комиссарить». Он считал, что пришла очередь для другого коллеги своей кафедры или других общественных кафедр. Но, увы, он жестоко просчитался.

Старики кафедры и на этот раз нашли причины, чтобы не участвовать в очередном важном правительственном задании. Заведующие кафедрами не привлекались к уборке урожая. Четверо доцентов в один миг нашли уважительные причины. Волков ждал подключения телефона в своей квартире. Стасюк и Кулаковский не поехали по состоянию здоровья. Первый был инвалидом, у него не было левой руки. Другой был очень старый и физически немощный. 70-летний мужчина от старческого маразма частенько забывал дома папку со своими конспектами. Обнаружив пропажу, он звонил своей жене и посылал домой студента. Получив от гонца бумажную папочку, он стремительно семенил в аудиторию. Он никогда без бумажек не ходил к студентам, боялся провалиться. Павлов, узнав о том, что он находится в списке участников очередной борьбы за урожай, сослался на недомогание и рысью побежал в поликлинику. Через пару часов Павел Михайлович ускоренным шагом вбежал в кабинет заведующего кафедрой и с радостью протянул ему небольшую бумажку. Затем громко произнес:

– Иван Константинович! Понимаете, я и сам не знаю, но меня сегодня понос пробил… Свищет прямо из прохода в два пальца…

После жалобы на свое нездоровье он приложил руку к заднице и мигом скрылся за дверью. Чурсин своего коллегу в этот день больше не видел. Нашли «самоотвод» и ассистенты. Тарасов, сославшись на сахарный диабет, срочно лег в военный госпиталь. У майора запаса Овчарова Николая Ивановича заболела жена. Увильнули от сельхозработ и старшие преподаватели-женщины. Таркина была инвалидом с детства, хромала на левую ногу, часто ходила с тросточкой. Ее закадычная подруга Никонова была несколько моложе. К удивлению, Чурсина и она за день до отъезда на сельхозработы принесла в профсоюзный комитет больничный лист. Лицо некогда цветущей женщины было мрачным. Голова ее была обмотана черным платком.

Попытка самого молодого историка «кооператива» уклониться от очередного архиважного партийного поручения закончилась полнейшим провалом. Горовой с умным видом представил ему лист с фамилиями преподавателй и сотрудников самой старой кафедры. И на этот раз Чурсину пришлось отступить. Ему было очень жаль, что он не смог использовать появившуюся возможность для своей научной работы. Идти куда-либо жаловаться, он считал делом бесполезным. Только к середине ноября он по-настоящему приступил к написанию второго раздела.

Прошло два года. Егор Чурсин за это время успешно сдал кандидатские экзамены по философии и по истории КПСС, основному предмету. Прошел еще один год. В мае ему была назначена защита на научном совете Тарского государственного университета. Соискатель на ученую степень кандидата исторических наук держался очень уверенно. Полными были и его ответы на вопросы маститых ученых. После оглашения результатов голосования он облегченно вздохнул. Из тринадцати членов совета никто не бросил против него «черный» шар.

Чурсин по случаю успешной защиты пригласил присутствующих на официальное торжество. Все заулыбались и зашушукались. За несколько дней до его защиты вышло специальное постановление ЦК КПСС о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Он, откровенно говоря, немножко боялся, когда объявлял о некогда привычной и устоявшийся традиции советского образа жизни. Мероприятие было назначено ровно на восемнадцать часов вечера. Он с замиранием сердца сидел в роскошном номере гостиницы «Русь», ожидая своих недавних ученых оппонентов. К его радости, они пришли все до единого. Среди умных людей какой-либо пьянки не было, каждый осушил бокал шампанского и закусил. Не обошлось без теплых тостов и здравиц в адрес нового кандидата наук.

К Инне Кусковой Чурсин пришел поздно вечером. В его успешной защите была и ее заслуга. В первую очередь, ее моральная поддержка. Он сильно скучал, когда любимой женщины не было рядом с ним. Они встречались за все время знакомства лишь несколько раз. Эти встречи были мимолетными и очень короткими. Вечером они встречались, утром уже расставались. Ночью у них не было времени для разговоров, даже для очень серьезных. Они отдавались только любви, отдавались без остатка. Надеждами на очередную встречу, на очередную любовь они жили почти все эти годы. Чурсин прекрасно знал, что Кускова была верна ему, жила только им одним и любила только его одного. Хотя во время короткого пребывания в университете до него доходили слухи, что у заведующей кафедрой иностранных языков появлялись очередные поклонники. Профессорша их отметала или просто не замечала.

Затворничество красивой женщины очень радовало новоиспеченного кандидата наук. У него также не было женщин. Кроме одной, которой он жил все эти годы…

Чурсин иногда сожалел, что вел монашеский образ жизни, когда вглядывался в глаза красивых студенток. Многие из них, как ему казалось, специально получали двойки на семинарсих занятиях, чтобы попасть к нему на консультацию. Собеседование иногда очень сильно затягивалось. Кое-кто из двоечниц надолго оставался в его памяти. Со студенткой Оксаной Мироновой он впервые познакомился во время сельхозработ. Первокурсница от своих подруг держалась обособленно. Скорее всего, причиной этому была ее красота. Чурсин еще во время посадки студентов в автобусы, когда они отправлялись из института, заметил эту высокую и стройную девушку. Она часто бросала томные взгляды в его сторону. Она в первый же день по прибытию в лагерь, когда приехавшие еще по-настоящему не устроились, пришла в комнату комиссара и с улыбкой его спросила:

– Егор Николаевич! А почему у нас нет сегодня дискотеки… Я очень сильно хочу танцевать…

Увидев недоуменный взгляд мужчины, она замолкла, затем опять уже очень строго произнесла:

– Егор Николаевич! Вы же историк, так ли ? И почему наша студенческая молодежь должна остаться без идейного влияния?

Неожиданный визит студентки-малолетки, да еще ее назидательный тон с партийной «приправой» очень сильно рассердил комиссара. Он, еле сдерживая себя, с некоторым заиканием ответил: