Между адом и раем

Юноша, сделав озабоченное выражение лица, придвинул к себе стул и осторожно на него опустился. Затем из кармана брюк он вынул записную книжку и авторучку. Деловой вид молодого человека и его готовность к работе, оживили сухопарого мужчину. Он подал свое туловище несколько вперед, к собеседнику и, сделав короткий вдох и выдох, с серьезной миной произнес:

? Я уже набросал план работы… ? Слегка улыбнувшись, продолжил. ? Толя, мой дорогой, в нем также предстоит поучаствовать и тебе…

Стрельников внимательно посмотрел на своего шефа. Его физиономия была чересчур серьезной, даже в какой-то степени одухотворенной. Сипаев покачал головой, потом с некоторым пафосом подытожил:

? Анатолий Иванович… Нашу работу будет экзаменовать первый секретарь горкома партии и другие ответственные товарищи…

Порученец с большим вниманием выслушал указания своего начальника, кое-что зафиксировал письменно. В эту ночь он довольно часто ворочался. Ворочался не от холода, который свирепствовал в спальном помещении. Ворочался от важности и ответственности предстоявшего задания. Оно и на самом деле было таковым. Сфотографировать первого секретаря горкома партии среди его свиты стоило больших усилий и для профессионала. Лично сам Сипаев или же Скрябин это бы сделали без проблем, им это, что семечки щелкать. Ему же надо было работать и работать… Беспокойная ночь для юного фотографа не прошла даром. В его голове созрел план действий, хороший или плохой он, покажет время…

На следующий день Стрельников встал на вахту, прямо у центрального входа в трехэтажный особняк, расположенный в центре города, неподалеку от железнодорожного вокзала. Черная Волга «ГАЗ – 24» к парадному крыльцу оплота местной власти подкатила только к обеду. Из машины вышел небольшого роста мужчина с черной папкой под мышкой. На нем было черное пальто и такого же цвета шапка. Он быстро поднялся на крыльцо и тут же скрылся из виду. «Часовой» не то от страха, не то от жуткого мороза, который пробирал его до самых костей, прикусил себе губу. Он не думал, что большой начальник так быстро проскочит мимо него. Неудачник вздохнул и вновь направился к учебному корпусу. Во время пути он напрягал все свои физические и умственные силы, чтобы воспроизвести портрет начальника. Не удавалось. Особенно, его нос. Маленький или большой он был, он так и не мог толком вспомнить.

Своими бедами он поделился с директором училища. Сипаев, узнав о том, что его подопечный в прямом смысле провалил порученное дело, сначала нервничал. Даже слегка скрипел зубами. Потом гнев сменил на милость. Он улыбнулся и подошел к книжному шкафу. С верхней полки взял небольшой рулон, перевязанный бечевкой. Порученец, как только перед собою увидел большую фотографию, с облегчением вздохнул. Улыбнулся. Мужчина, стоявший на высокой трибуне в окружении очень серьезных особ, был чем-то похож на того, кого он совсем недавно видел возле серого здания.

Улыбнулся и Сипаев. Он слегка взъерошил волосы на голове питомца и весело произнес:

? Эту фотографию Половозова я в прошлом году у районного начальства умыкнул… Они все любят фотографироваться…

Стрельников на реплику директора не ответил. Он стоял с серьезным выражением лица. Его голубые глаза пылали, словно факел у литературного героя Данко. Его очередной план, без всякого сомнения, завтра сработает…

Участники праздничной демонстрации на главную площадь города Исилькуля, носившую имя вождя пролетарской революции, начали стекаться с раннего утра. Некоторых из них, в первую очередь, из отдаленных деревень, привозили автобусами или на грузовых машинах. Кое-кто приезжал и на собственном транспорте. По всему городу были расставлены наряды милиции и дружинники. С каждой минутой людей становилось все больше и больше.

Анатолий Стрельников был не в духе. Его попытка найти какое-либо возвышение, подобие холма или даже столба, провалилась. И очередной вариант ему не удался. Он подошел к высокой трибуне, обтянутой красным кумачом, и попытался на нее взойти. Не получилось. Перед ним в миг появились два милиционера в черных полушубках, на ремне у каждого была кобура с пистолетом. Большие дяди почти одновременно взяли его за шиворот, и оттащив в сторону, недовольно пробурчали:

? Паря, еще раз попадешься нам на глаза, пеняй на себя… Черный воронок тебе обеспечен… Понятно, гражданин?

Юноша низко опустил голову и почти плаксивым голосом заверил:

? Больше не попадусь, товарищи милиционеры… Честное слово, не попадусь… ? Затем он дал деру. Он всю жизнь боялся милиционеров. И не только он один…

Главные часы города, стоявшие на специальной подставке, неподалеку от гостиницы «Сибирь», единственной в районном центре, показывали половину десятого утра, когда на высокую трибуну взошла небольшая стайка местных начальников. Внешний вид элиты разительно отличался от многоликой толпы. Они были одеты в добротные пальто черного цвета. Такового же цвета были и их норковые шапки. На груди каждого из них были прикреплены большие красные банты. Через некоторое время к трибуне в сопровождении двух гражданских и наряда милиции подошла большая группа людей. Это были передовики производства, ветераны войны и труда, а также представители молодежи. Они расположились по обеи стороны от местной когорты.

Порученец подошел к трибуне и пробежал по ней глазами. Половозова среди стоявших почему-то не было. Его переживания были недолгими. Через пару минут к трибуне подъехала черная «Волга и из нее вышел уже знакомый ему начальник. Он был таким же важным, как и день назад. Под мышкой у него была та же папочка. Едва он поднялся на трибуну, как некогда серьезные чиновники расцвели в подобострастной улыбке и каждый по очереди стал протягивать ему руку для приветствия. Едва Половозов подошел к микрофону, в самый центр искусственного возвышения, к нему тотчас же подбежала молодая девушка. Она сделала пионерское приветствие и приколола к его груди красный бант. Из свиты раздались жидкие аплодисменты.

Местный царь расцвел в улыбке, и повернувшись к многоликой толпе, лениво помахал ей рукой. Юный фотограф на некоторое время забылся. Большое скопление людей, обилие плакатов и транспорантов ему нравилось. Даже очень. Он повернулся в сторону демонстрантов, затем перевел взгляд на «правительственную трибуну», временно сколоченное из досок сооружение. И тут же осекся. Он чуть было не забыл о важном задании Сипаева. Он сделал несколько шагов вперед и остановился. Перед ним вновь выросли два милиционера, они уже были ему знакомые. На этот раз они действовали куда решительнее, чем несколько минут назад. Один из них, физиономия которого чем-то напоминала розовый томат, с силой взял его за руку и потянул его за трибуну. Стрельников от боли вскрикнул и с отчаянием стал упираться ногами. Не помогло. Силы были явно неравные. Он уже не сомневался, окажись он за живым оцеплением, состоявшим из милиционеров и дружинников, ему никогда не сделать снимок главного человека города. Только по этой причине он дико завопил.

Завопил так громко, что на это обратил внимание седовласый офицер-милиционер, стоявший неподалеку от трибуны. Он быстро ринулся к месту происшествия, подошел к краснолицому. Затем лихо козырнул и с недовольным видом прокричал:

? Товарищ сержант, чем Вы занимаетесь? Что противоправного сделал это мальчишка? ? Подчиненный выпустил из рук свою жертву, и вытянувшись по струнке, еле слышно пробормотал себе под нос:

? Товарищ подполковник… Этот гражданин находится на незаконном месте и вызывает определенное подозрение…

Начальник районного отдела милиции подполковник Филимонов, на плечах которого лежала ответственность за обеспечение безопасности праздничной демонстрации, слегка ухмыльнулся и повернулся в сторону социально опасного элемента. Высокий юноша в осеннем полупальто черного цвета, из глаз которого бежали слезы, как ему казалось, не мог нарушить правопорядок. Он вновь посмотрел на подчиненного и очень спокойно произнес:

? Товарищ Морилкин… Вы делайте в нашей службе первые шаги, но не с этого надо начинать… ? Сержант с унылым выражением лица утвердительно кивнул головой и отчеканил:

? Так точно, товарищ подполковник… Не с этого надо начинать…

Тут же раздался чей-то командный голос. Участники конфликтной ситуации почти одновременно повернулись в сторону трибуны. Высокого роста мужчина с красным бантом на груди через громкоговоритель объявил, что через пять минут начинается движение колонн. Стрельников слегка вздрогнул, затем посмотрел на офицера милиции. На какой-то миг взгляды мужчин пересеклись. И тут же он услышал несколько хриплый голос:

? Ну, а ты, гражданин хороший, почему здесь болтаешься? Ведь твое место в колонне, правильно я тебе говорю?

«Правонарушитель» сначала ничего не ответил. Он стоял и внимательно буравил глазами уже не столь страшного для него начальника. Мысль похвастаться тем, что он внук главного редактора Скрябина, в его голову пришла совершенно неожиданно. Он с облегчением вздохнул и почти на одном дыхании выпалил:

? Товарищ подполковник… Я здесь по поручению моего деда Скрябина… Он главный редактор газеты… ? От внезапного потока лжи он запамятовал название газеты. Слегка покраснев, он набрал в свои легкие солидную порцию морозного воздуха и продолжил. ? Он, он у меня самый большой начальник…

Филимонов заразительно засмеялся. Был ли на самом деле этот паренек внуком главного редактора областной газеты «Молодежь Сибири» или нет, для него какой-либо роли не играло. Он знал лишь одно. Скрябин Николай Петрович в трудную минуту его жизни оказался порядочным человеком. Трагедия произошла ранней весной. Единственный сын майора Филимонова, скорее всего, был ровесником стоявшего перед ним юноши, поехал на рыбалку. Компашка оказалась в самом центре большого водного массива. Солнце уже припекало, надо было идти к берегу. Да и рыба вообще не шла. Костя не сдавался, он следовал примеру отца. Он никогда и ни при каких обстоятельствах без добычи домой не приходил. Только к вечеру рыболовы оставили лунки. Сын милиционера был удачливее. В его ведерке бултыхалось около десятка карасей, у напарников по одному. К берегу шли гуськом. Филимонов шел последним. Он сильно растерялся, когда в один миг под ним обрушился лед и он оказался в холодной воде. Юноша с отчаянием хватался руками за ледяное покрытие, но полупрозрачнее тонкое одеяло почему-то рушилось и рушилось. Из друзей ему никто не помог. Да и помочь было невозможно. Лед рушился и рушился. Они сняли с себя шарфы и связав их, словно веревку, бросили ее утопавшему. Силы его оставляли с космической скоростью. Вскоре он оказался под водой…

Скрябин один из первых узнал о горе начальника следственного отдела милиции. Он сразу же приехал к нему домой. Он делал все, чтобы утешить молодого мужчину. Вскоре в областной газете появилась статья о происшедшем… И сейчас мальчишка, стоявший перед Филимоновым с несколько понурым видом, чем-то напоминал ему внезапно ушедшего из жизни сына. Он тяжело вздохнул и произнес:

? Ну, как мне не знать Николая Петровича… Его многие в области знают… Очень хороший человек…

Неожиданный поворот событий вдохновил юного лгуна. Он тут же вытащил из-за пазухи фотоаппарат и с некоторым лукавством сказал:

? Товарищ подполковник… Мой дедушка поручил мне очень важное задание…

Он слегка приподнялся на цыпочки и нашептал на ушко мужчины свое специальное задание. Филимонов внимательно все выслушал, рассмеялся. Ему было не в первой, когда к нему обращались не только местные газетчики, но и из области. И все они, как один, просили его рассказать о чем-то необычном из его службы, что могло привлечь внимание читателей.

Вновь раздался зычный голос. Тотчас же заиграл военный оркестр. Бравая музыка воодушевила офицера и фотографа. Филимонов взял юношу за руку и повел его к милицейскому УАЗу, стоявшему неподалеку от трибуны. Затем открыл переднюю дверь кабины, и заметив некоторое недоумение на лице молодого человека, с уверенностью произнес:

? Ну, юный гражданин страны Советов… Моя машина в твоем распоряжении… ? Фотограф опять стоял в недоумении. От милиции он хотел помощи, а получалось совсем другое… ? Офицер в один миг развеял его сомнения. Он широко улыбнулся и очень доверительно продолжил. ? Моя машина ? вышка, с которой тебе будет легче снимать демонстрацию, в том числе и главного начальника… ? Больше ему что-либо объяснять не пришлось. Внук Скрябина ловко запрыгнул в салон автомобиля и вытащил фотоаппарат…

Двадцать кадриков пленки израсходовал Стрельников, чтобы запечатлеть первого секретаря горкома партии. Только три кадрика ушло на других демонстрантов. В правильности сделанного он нисколько не сомневался. Половозов и никто иной из многотысячной толпы был самый главный и самый важный. Юный фотограф один из последних покинул главную площадь города. Покинул лишь тогда, когда к правительственной трибуне подъехала черная «Волга» и уже знакомый, а может даже и очень знакомый ему мужчина в драповом пальто неспеша открыл дверь и плюхнулся на заднее сиденье…

В учебный корпус педагогического училища, расположенного на улице Ленина, порученец не шел, а бежал. Причиной этому было не столько голод, а сколько желание поделиться с Сипаевым результатами своей работы. Он свернул на улицу Советскую, она вела к серому особняку местной власти. Отсюда до училища было рукой падать. Юноша, у которого было приподнятое настроение, то и дело пинал ногами небольшие снежные льдинки или все то, что попадалось ему на пути. Перед галереей передовиков производста, прямо перед знакомым зданием, под ногу ему попалась пустая бутылка из-под пива. Он отошел назад и, слегка разбежавшись, с силой пнул стеклянный сосуд. От удара бутылка пролетела несколько метров, затем, резко изменив направление, ударилась об один из металлических стендов. Раздался треск. Осколки разбитого стекла полетели в разные стороны. Пешеход, словно ничего не случилось, ехидно улыбнулся и продолжил движение. Неожиданно позади него раздался голос:

? И опять эта шпана из детдома не дает людям спокойно отдыхать… Все ломают, все воруют…

Сирота повернулся назад и слегка опешил. Перед ним стояли две девочки, они были хорошо одетые. Его поношенное полупальто явно контрастировало с их богатым одеянием. Девочка, что была чуть повыше своей подруги, была одета в меховую курточку с застежками-шнурками. На ней также были белые полусапожки. Вторую особу он не стал разглядывать. Он уже нисколько не сомневался, что они приехали из Омска или имели богатых родителей. Подобные же ему, никогда таких нарядов не имели. Раздумывать о социальных проблемах советского общества ему больше не пришлось.

Высокая незнакомка почти вплотную подошла к нему и прошипела:

? Ты, деревня… Зачем ударил передовика производства? Так и все можно сломать…

Стрельников не выдержал. Он напрягся и ударил рукой в плечо назидательницы. Она не упала, лишь слегка накренилась назад. Затем резко выпрямилась и с силой ударила его в грудь. И тут же прокричала:

? Ты, вонючий детдомовец… С кем ты дерешься? Ты знаешь, кто мы такие? ? На помощь ей пришла подруга. Она обеими руками вцепилась в обидчика своей сестры и со слезами на глазах произнесла:

? Наш папа первый секретарь горкома партии, а мы его дети… Ты поняла, обезъянка детдомовская… ? Несколько переведя дух, она в таком же тоне продолжила. ? Вот сейчас пойду и позвоню в милицию… Она тебя заберет…

Будущий учитель начальных классов на какой-то миг опешил. Опешил не от бешеного натиска незнакомок. Опешил и не от того, что его припугнули милицией. Людей в погонах и с оружием он раньше всегда боялся. Сегодня же он понял, что милиция не такая уже и грозная. Погоны носили и хорошие люди, как подполковник Филимонов. Однако и он, начальник, боялся Половозова. Поклоняться партии, вождям, великим людям Толю Стрельникова учили с самых пеленок, в детском доме и в школе. Учили этому его и в педучилище.

На каждом уроке его наставники, независимо от возраста и учебной дисциплины, трындили, что коммунистическая партия самая мудрая в мире, а ее славный комсомол, в ряды которого он год назад вступил, есть ничто иное, как ее резерв. Они также обожествляли и местное руководство. Он многое слышал о первом секретаре горкома партии и о председателе городского совета, о других вождях местной власти. Слышал, но в лицо их не видел. Районная газета «Знамя коммунизма» довольно часто помещала их фотографии на своих страницах. Они почему-то не всегда походили на живых людей…

На какой-то миг Стрельников представил самое страшное, что может произойти с ним в недалеком будущем. Его, как детдомовца, за физическое оскорбление детей самого главного начальника отправят в детскую колонию… От страха он сжался и медленно опустился на корточки. Дыхание его стало тяжелым, по телу пробежали мурашки. Как вести себя дальше, он не знал… И тут же он почувствовал на своей спине что-то тяжелое, которое двигалось и одновременно было теплым. Из этого еще ему непонятного живого раздавались человеческие голоса и исходило прерывистое дыхание. Он приподнял голову кверху и сжал зубы. Девочки сидели на нем и били кулаками то по его спине, то по его голове. Какой-либо боли полусидевшее существо, которое называлось человеком, не чувствовало. Оно лишь тяжело вздыхало и сквозь слезы улыбалось. Живая особь имела достаточно сил, чтобы не только дать отпор насильникам, но и их победить. Она не делала этого по одной причине. Она боялась оказаться за решеткой…

Внезапно сирота почувствовал облегчение, не ощущал он и ударов. Тут же чьи-то сильные руки его приподняли и поставили на землю. Он слегка вытер слезы и увидел перед собою высокого мужчину. Незнакомец улыбнулся и покачал головой. Затем он сказал:

? Ну, что, детский сад, девчонки тебя обижают? И ты сдачи им не можешь дать?