Норильские судьбы. Повести, рассказы, мемуары

Как только обворожительная пара занялась настройкой контакта, «племянник» встал и поспешил в сторону кухни. Поравнялся с официанткой. Чмокнул ее в губы. Махнул всем рукой, накинул пальто и крикнул:

– Клава, я ушел. Закрой за мной.

Нежная мелодия заполнила все пространство. С каждым тактом обворожительная особа незаметными движениями сокращала дистанцию между ними. Вот она без колебаний перешагнула черту неприличной близости для танцующих граждан советской эпохи. У Михаила началась нервная дрожь. А когда божественное создание впечатало свою грудь в его крепкое тело, припала к нему, при этом немного застонав и подрагивая, он замер на мгновение. Как будто вновь выслушал приговор суда 1949 года. Пробивший его озноб перешел в жар и начал выплескивать из него поток слов, как закипевший чайник выплескивает горячую воду через носик. Из его рта посыпались комплименты и восхищение ее красотой, потом обещания «Я ваш навеки», «С неба звездочку достану», пересекаясь с клятвой типа «Век свободы не видать». Страстные слова текли горным, стремительным ручьем, вливаясь в ее уши. Она, закатив глаза, слушала, мило улыбалась, иногда откровенно вздыхая. Тогда он не мог себе предположить, что через несколько десятков лет из подобных ресторанных посиделок и завистливых мужских взглядов на чужих женщин родиться популярный шлягер «Ах, какая женщина, какая женщина».

Танец был невероятно скоротечен, как скоротечно все прекрасное. Проводив даму, направился к своему столу и не сразу обнаружил отсутствие «племянника». Ему было не до «родственника». В голове все пуржило, он подбирал слова, которые непременно должен сказать даме и непременно в следующем танце. Он уже мысленно думал о том, как они перешагнут порог его номера, чтобы нарушить пятую заповедь революционного пролетариата несколько раз.

Опрокинув в себя рюмку с остатком коньяка, заметил торопливо скользящую к его столику официантку. Мило улыбаясь, она прошептала:

– А где ваш племянник? – не дожидаясь ответа, достала из большого кармана на фартуке блокнот.

– Счет, пожалуйста! – положила на столик листок и начала убирать приборы.

Только сейчас Михаил заметил отсутствие «племянника». Завертев головой, обнаружил, что музыканты упаковывают инструменты, а столики изрядно опустели. Его взгляд не мог отыскать ни «племянника», ни обворожительную даму.

Сбегал в раздевалку и заглянул в туалет, «племянник» как провалился. Пурга в голове стала утихать. Мысли начали проясняться, наступило разочаровывающее осознание ситуации. Выхода не было, пришлось платить по счетам. Вернувшись к себе в номер, встал у зеркала, смотря на свое отражение начал колотить себя полбу, приговаривая:

– Ну, что, лох! Ведь говорил тебе – не дядя! Так нет! Дядя! Дядя!

Утром он выехал из гостиницы и направился на железнодорожный вокзал. На этот же день купил билет в купейный вагон Красноярск – Адлер. Просидел в здании вокзала в ожидании поезда.

В купе он был один, и это радовало. Когда поезд тронулся, повесил доху на крючок, получил постельное белье. Заправил постель. Неприятный осадок от посещения ресторана угнетал. Но его сознание будоражили постоянные всплески воспоминаний, как женская грудь впечатывается в него и прилипает к его телу. Эту теплоту и дрожь он будет помнить еще долго.

Чтоб отвлечь себя, отправился в вагон-ресторан. За день он изрядно проголодался. За окном было темно. Мелькали силуэты заснеженных деревьев. В ресторане пробыл более часа. Выпил, поужинал. Вернувшись в купе, улегся на нижнюю полку. Мысли унесли его на Юг. Он никогда не был в Сочи. Море видел только в кинофильмах. Углубившись в раздумья, мысленно начал прогуливаться по набережной.

Постепенно он провалился в дремоту. В сознании, где-то глубоко, услышал едва различимый женский голос, что проехали Мариинскую, следующая Анжерская, стоянка две минуты.

Проснулся от подергивания ноги. Чьи-то руки пытались стянуть с него бурки. Сначала подергали за одну бурку, чуть стащив ее, затем другую. Не открывая глаз, Спицын сжал кулаки, ожидая продолжения. Ожидал, когда процесс дойдет до завершения, чтобы уже потом, очень больно наказать воришку. Чужие руки аккуратно, сделали еще одну попытку. Опять чуть стащив обе бурки. Поезд подошел к Анжерской, скрипя тормозами и ударяясь буферами, сделал остановку. Неведомый человек замер, прекратил снимать бурки и вдруг схватил с вешалки доху. Дверь купе захлопнулась. Спицын рывков вскочил на ноги и упал, словно подкошенный. В приспущенных бурках бежать он не мог и, пытаясь снять их, вывалился в коридор. По проходу бежал молодой человек, зажав под мышками его доху. Перед тамбуром оглянулся, помахал рукой и крикнул:

– Пока. Дядя!

Сбросив бурки, в одних носках Спицын ринулся вдогонку. Тамбур был пуст. Вагонная дверь была приоткрыта, в темноте проема проглядывали мрачные одноэтажные деревянные строения. Раздался гудок, поезд тронулся с места.

Через минуту в тамбуре появилась проводница и со словами:

– О! А че это дверь открыта? – закрыла ее на ключ. Посмотрела на взъерошенного и обалдевшего Спицына, спросила:

– Че такой. Че случилось, что ли?

– Да вот, «племянника» проводил. Второго за два дня. И что-то тоскливо стало.

– А че в эту дверь-то провожал. Там и перрона нет?

– А ему здесь было ближе. Да и торопился очень. Толком и попрощаться не успели.

– Че, расстались-то надолго?

– С этими надолго. Скорее навсегда.

– Хорошо, наверное, когда большая родня. А расставаться всегда тоскливо.

– Ну, с тем, с чем я расстался, настолько тоскливо, что и взвыть в пору. А такую родню лучше вообще не иметь. – Михаил направился в свое купе.

Вслед проводница громко сказала:

– Если че, заходи! Чаек пошвыркаем. Может че и покрепче найдем.

– Мне еще «племянницы» не хватало, – но эти слова проводница не услышала.

В купе Спицын посмотрел не вешалку, где висела его доха. Лег на полку и начал думать, найдутся ли у него племянники в Сочи?

И печально констатировал, пока есть такие дяди как он, племянники всегда где-то рядом. Не веря в бога, посмотрел на свое отражение в зеркале купейной двери и три раза перекрестился со словами:

– Прости меня, Господи!

Через несколько дней пути его нога ступила на перрон сочинского вокзала. Яркое теплое солнце слепило, заставляя прищуриваться. Выйдя на привокзальную площадь, с любопытством посмотрел на большие часы и пальму.

«Февраль, а она такая зеленая!» – мелькнуло у него в голове.

– Дядя! Куда едем? – его окружило несколько таксистов, наперебой обещая самую выгодную поездку в любую точку. Отбиваясь от назойливых водителей, он громко сказал:

– Да я уже приехал! Меня племянники должны встречать. – Махнул головой в неопределенную сторону.

Интерес к нему был сразу потерян и обращен на других приезжих. На противоположной стороне он подошел к припаркованной «Волге» с шашечками. Пожилой водитель мирно дремал, откинувшись на сидении.

– Отец! Не подскажешь, как добраться до санатория «Заполярье»?

Водитель открыл глаза, внимательно посмотрел на Михаила и с улыбкой на его белые бурки.

– Ты откуда такой бледный, «полярник»?

– Из Норильска.

– А как тебя туда занесло? Там же жизни нет.

– Течением Енисея. А на счет жизни ты прав, отец. Я там не жил, а

выживал. Штык к заднице подставят, научишься жить и там, где ее вообще нет.

Водитель перестал улыбаться.

– Прости, сынок! Садись. С Божьей помощью за пятнадцать минут доберемся!

Цыгане. Рассказ Вольдемара

Я пришел домой, уставший после последней ночной смены. Уселся на кровать и в предвкушении предстоящих выходных, не раздеваясь, завалился на бок. Обхватил руками подушку и моментально провалился в сон.

Мне снилось, как я, молодой капитан 13-го истребительного противотанкового полка, сижу в окружении солдат и с огромным аппетитом наворачиваю гречневую кашу из котелка. Сержант Багиров, ловко орудуя половником, до краев наполняет подходящим бойцам протянутые котелки. Тут же старшина из канистры разливает в кружки водку – наркомовские сто грамм. Солнце, зацепившись за вершину Карпатской горы, лучами освещает поляну, на которой мы расположились, заглядывает в наши котелки. Перебрасываясь шутками, все заняты трапезой.