Пробуждение. Роман-мозаика

Файл открылся. В нем была фотография генетического анализа ее крови с кратким экспертным заключением.

– И че? – недоуменно спросил Родион после пяти минут изучения совершенно непонятного текста.

– А то, что я либо не человек, либо сильно мутировавший человек. Вот видишь – у нормального человека до тридцати тысяч активных генов, а у меня – шестьдесят тысяч.

– Здорово! – обрадовался лесник.

– В плане здоровья это, возможно, и хорошо, но, как я понимаю, ФСБ насторожилось и хочет взять меня под контроль, грубо говоря, посадить в клетку, на всякий случай. Мы этот вариант обсуждали с шефом. Поэтому я здесь.

– Ну, и дела у вас на материке творятся, – возмутился Родион и сразу почувствовал себя Робином, который Гуд. – Пусть только сунутся!

– Да ладно, авось, не найдут, – попыталась успокоить его Дана, хорошо понимая, что эти везде найдут.

– Может, ко мне переселишься? На метеостанцию в первую очередь сунутся, а мой дом в зарослях не сразу обнаружат. Будет время скрыться, ежели че, – предложил Робин.

– Может, и переселюсь, – улыбнулась она. – Не сегодня. Мне надо еще подумать.

– Я тебе Волчару приведу, пусть охраняет, – решительно заявил лесник.

– Настоящий волк?

– Нет, помесь волка с камчатской ездовой, силен зверь и своих не сдает.

– А, это тот, что мне подпевал?

– Он самый, теперь ты для него своя.

Прошел месяц. Дана вжилась в суровый райский уголок планеты. Лесник с удовольствием показывал ей свои владения, а Волчара предупреждал о приближении медведей, заодно и отгоняя их. Иногда псу запрещали лаять и с интересом наблюдали за медвежьими буднями. Зачаровывающее зрелище.

Познакомилась Дана и со здешним дождем. Он был необычен – как бы заодно с океаном и частыми туманами. В результате она стала чувствовать не только небо и землю, но и океан до самого его дна, столь близкого к ядру планеты, что было боязно обжечься.

Мэйлов из Ташкента больше не поступало, но Дана знала, что в нужный момент министр ее предупредит, если сможет. Она на него надеялась, но, как и положено, ушки всех ее клеточек всегда чутко прислушивались к миру.

Эти ушки, конечно, слышали и высокочастотные колебания влюбленной души лесника, но резонанс не возникал, она и сама не могла понять, почему…

Они шли вверх по реке в густом тумане, из-за которого Родиона порой трудно было разглядеть впереди. Однако Дана вдруг обнаружила, что видеть его ей не обязательно – чуть заметные покалывания по коже четко обозначали его координаты и факт присутствия. Потом подул ветер, рассеяв туман, и начался дождь. Дана долго сопротивлялась его настойчивым толчкам, но когда одежда промокла насквозь, сопротивление оказалось сломлено – Дана стала погружаться в единение с дождем, снимая с себя мешающую одежку. И уже не шла по тропе, проложенной Родионом, а, подчиняясь ритму дождя, принялась танцевать.

Родион же, казалось, и не заметил разверзшихся хлябей небесных. Вошел в свой ритм, отключившись от внешнего мира. Отсутствие Даны заметил минут через десять. Обернулся и испугался.

– Э-ге-гей! – крикнул он.

Даже эхо проигнорировало его зов. Побежал назад по тропе. Через пять минут сквозь хлюпанье и шелест небесных струй послышалось ее пение. Как сказал бы Бах, дождь был плохо темперирован, а пение темперировано профессионально, хотя и не было человеческой песней в привычном понимании. Лесник выбежал на кочкастый лесной кусочек тундры и замер: на площадке диаметром метров в пятьдесят танцевала Дана, подпевая себе. Ее одежда была разбросана по краям тундровой лужайки, и по телу стекали ручьи. Из-под притоптывающих ступней взлетали веселые брызги.

Родион почувствовал, что его сознание медленно отключается, поддаваясь колдовскому звучанию песни и завораживающему ритму танца. Он ощутил свободу от всего того, что гнело его в последние дни. Ему опять стало легко и хотелось подчиниться этому танцу. Он сбросил с себя дождевик, сапоги и все остальное, потому что оно было совершенно неуместно. И, наконец, позволил себе выйти на танцтундр. Хотя, если честно, ноги и не спрашивали его разрешения, а сами пустились в пляс. Ритм овладел его телом, и оно двигалось ничуть не менее гармонично, чем тело Даны.

А Волчара из леса с интересом наблюдал за происходящим.

Она сначала почувствовала присутствие танцора, потом увидела, обрадовалась и стала, танцуя, приближаться. Он двинулся навстречу. Когда кончики их пальцев соприкоснулись, Родиона пронизала молния, которая почему-то его не сожгла, а наполнила радостью и совершенно новым мироощущением, словно он выскочил из кромешной темноты на солнечную поляну: в первые мгновения ослеп, а потом узрел фантастическую красоту. Знакомый до мелочей мир изменился, потому что он теперь иначе его чувствовал.

А Дана вдруг поняла, что душа ее оттаяла и открылась навстречу другой душе. Клеточки, наконец-то, принялись резонировать. Дождь вдруг обрел плоть, и Дана бросилась в его объятия. Ей казалось, что она ждала этого мгновения всю жизнь. Возможно, так и было. Они были молоды, радостны, нежны и полны музыкой жизни, а дождь все лил и лил, временами превращаясь в водопад – так тесно сплетались струи, струны, тела, души. И в момент наивысшего слияния вдруг послышался подземный гул, потом земля содрогнулась, и раздался звук взрыва – выбило вулканическую пробку из кратера неугомонного Карымского вулкана.

Дана улыбнулась и шепнула:

– Извини, не удержалась…

– Ты о чем? – не понял бывший Родион, превратившийся в Ромео.

– О вулкане, если бы не я, он бы еще потерпел.

– Все нормально, – успокоил он ее. – Лучше много маленьких извержений, чем одно большое.

– Для вулкана может быть, – хихикнула она. – Хотя… хочу быть вулканом!

Дождь еще долго тщетно пытался охладить их разгоряченные тела. А потом вышло солнце, позолотив последние капли веселого дождика.

Они встали с тундрового ложа и, взявшись за руки, пошли в реку. Она слегка охладила их своей семиградусной водицей. Впрочем, Дана прохладе только обрадовалась, не испытывая ни малейшего дискомфорта, а Ромео, энергично пофыркав и поныряв, поспешил обратно на берег. Он, конечно, привычен к такому купанию, но длить его желания не возникло.

А Дану вдруг наполнило чувство реки, будто она сама стала ею, и ощутила себя до последнего впадающего ручейка, до ледников на склонах вулканов, до малюсенького малька. Она приняла свое новое тело, которое замечательно чувствовало себя в воде и, оказалось, было способно дышать в ней. Она несколькими движениями набрала скорость и вылетела из-под воды в воздух, огласив окрестности радостным криком-песней. Родион с восторгом смотрел на нее, летящую над водой, и был счастлив оттого, что нашел свою любовь. Пусть она русалка, пусть богиня, но она любит его, и он это чувствует.

Дана, красиво изогнувшись, вернулась под воду, и тут зазвонил телефон – спутниковый везде достанет, если зарядка не кончилась, а у них обоих были телефоны с солнечной подзарядкой. Родион по звуку понял, что это телефон Даны, но найти его было не так-то просто. Он двигался на звук, мысленно призывая звонившего к терпению. Нашел в кустах шиповника.

– Алло! – крикнул он, запыхавшись.

– Представьтесь, пожалуйста! – ответил ему строгий начальственный голос.

– Лесник-инспектор Жупановского участка Кроноцкого заповедника Родион Бойцов! – по-военному четко доложил он.

– Почему телефон у вас? Где Дана?

– Представьтесь и вы! – потребовал Родион.

– Министр чрезвычайных ситуаций, генерал-майор… – перечислил свои регалии звонивший. – Больше никто не может позвонить ей. Где она?

– В реке, купается, увидела – выходит.

– Так, Бойцов, правильная у тебя фамилия – скоро придется оправдывать. К вам летят на вертолете гости незваные и нежеланные, твоя задача спрятать Дану так, чтобы они не нашли. И прикидывайся валенком, пока я не прибуду.

– Так я понятия не имею, где она – сам с ног сбился, уже неделю ищу по всему заповеднику… А как я вас узнаю, товарищ генерал-майор?

– Ты что, телевизора не смотришь?

– Так у меня его нет.

– Ты, похоже, не лесник, а Леший, – хмыкнул в трубку министр.

– И так называют, – не обиделся Родион, глядя, как она выходит из воды. Ничего прекрасней в жизни не видел. – Подошла.

Он протянул ей телефон.