Пробуждение. Роман-мозаика

– Кстати, о раках, – вспомнила Аля. – Я загрузила в кастрюлю крабов, надо только включить. Воду посолила! А в холодильнике буженина есть. Займитесь-ка готовкой, киты, я сейчас закончу и присоединюсь.

Алаутдин, или, как она его называла на евро-американский лад, Аладдин вышел на связь, когда они уже кончили трапезу. Душа мурлыкала в унисон с телом – очень приятный дуэт.

– Привет тебе Алеф, дочь Аллаха! – воскликнул он, имея в виду, что «алеф» – первая буква в имени Аллаха и она может принадлежать только его дочери. И ничего он не хотел знать о греческом толковании имени, означавшем нечто вроде «благонравная». Хотя искренне признавал ее благой нрав. Притом, что и он был совершенным атеистом. Аллах для него оставался великой Поэзией его народа, бессмертной его сказкой, помогающей жить и выживать в пустыне бытия. И идеалом, к которому следует стремиться не только его народу, но и человечеству, ставшему теперь единым народом. И как нет двух похожих капель, так нет в этом народе и двух похожих людей. Каждый неповторим и каждый – капелька Аллаха.

– И тебе привет, верующий в отца моего, – подыграла она другу. – Я уж думала, что не дождусь.

– Мы были там, где нет связи, – тихо сказал он.

– Я знаю, – так же тихо ответила она, глядя в глаза его голограмме. Он был очень красив – настоящий сын своего Аллаха. Бриллиант красоты арабского мужчины, который почему-то лазил по вулканам, где этот бриллиант запросто мог сгореть. Когда она высказывала ему свои опасения, Алаутдин только смеялся: поведение вулканов отслеживается в непрерывном режиме, и при малейшей опасности поступит приказ, как это по вашему – «вырвать когти»?

– Рвать когти, – хихикнув, поправила Аля.

– Жестокие у вас идиомы, – покачал он тогда голографической головой. – Вот я моментально буду рвать когти, а тебя в любой момент может проглотить какая-нибудь касатка, или, не заметив, засосать вместе с планктоном кит, а то и акула нападет. Они с глобальным потеплением стали заплывать и в эти широты. Перестала бы ты погружаться!

Сам он не любил подводных приключений – что с него взять – дитя пустыни во многих поколениях. Хотя, что есть пустыня, как не бывшее дно морское?

– Никто на меня не может покуситься, – вразумляла жителя пустынь Алевтина. – При погружении каждый из нас имеет ультразвуковую пугалку, которая отгонит любого подводного злоумышленника. А тебя любой шальной выброс газа может отравить!

Подобные «заботливые» перепалки происходили у них регулярно, когда нервная система уставала от страха за ближнего.

– Можно, я сейчас к тебе прилечу? – спросил голографический красавец.

– Жду! – радостно воскликнула Алевтина и убежала в свою комнату готовиться.

Вулканологи стояли лагерем в районе Малого Семячика. Это всего двадцать километров. На вертолете, не успеешь причесаться – тут будет. А для нормального самоощущения надо еще столько с собой сделать!

Уолт и Лан, запустив свои аналитические программы, ушли на берег порезвиться. Так что под ногами у Алевтины никто не путался. Она мысленно летела на аладдиновском ковре-вертолете и потому к моменту его посадки была уже готова и прыгала на краю вертодрома.

Пока Алаутдин выбирался из вертолетика, она летела по полю и, как только ноги его коснулись земли, Алька прыгнула на него, крепко ухватившись за шею.

– Алька, мой Алька, – прошептала она ему в ухо.

– Алечка, моя Алечка, – прогудел он ей в ответ.

Несколько секунд их сердца радостно согласовывали ритм биения, а войдя в унисон, разрешили слегка раздвинуться в пространстве.

– Ах, хороша принцесса! – широко улыбнулся он, любуясь своей избранницей.

– Я должна соответствовать тебе, мой прекрасный принц, – скромно потупившись, как надлежит настоящей принцессе, отвечала она. – Не угодно ли отведать нектара с амброзией?

– Ох, угодно! – возопил он, потому что весь полет мучился жаждой, но не хотел ее утолять, дабы принять чару из ее рук.

– Пошли в дом, – потянула она его за руку, и они побежали, смеясь и радуясь жизни, молодой и полной сил и чувств.

Алевтина зачерпнула полный ковш ягодной настойки и протянула Алаутдину. Он выпил вкуснющий напиток, закрыв глаза от удовольствия.

– Еще? – спросила она, когда он посмотрел на нее.

– Нет, спасибо! Теперь те…

– А теперь мы пойдем в мой лес, – перебила она, – в наш лес. Ты не очень устал?

Она сама не понимала почему, но ее неудержимо тянуло на природу, когда они встречались.

– Совсем не устал! – засмеялся он, чувствуя ее приподнятое настроение. – После вонючих вулканов лес то, чего жаждет душа и тело. Ты меня каждый раз будто воскрешаешь, уводя в свои любимые заросли.

– Ну да, – серьезно согласилась она, – воскрешаю… Для вечной жизни.

– Так ты не принцесса, а богиня! А я-то думаю, в чём дело?.. Пошли скорей! – протянул он ей руку.

Алевтина вскинула на плечо небольшой рюкзачок и вручила свою руку Алаутдину. Когда они вышли на крыльцо, дом включил маячок на ее индивидуальном браслете. Его можно было снять только по коду, который выдавал дом, поэтому у его жителей было очень мало возможностей потеряться под надзором спутниковой системы. Он же и Уолту с Лан сообщит, где она.

За ними увязался громадный белый пес, абориген и хранитель этих мест. Говорят, что он с самой Даной дружил. Кажется, ее полное имя Даниэла, но для всех она Дана. Ясное дело, что это мог быть только далекий предок того пса, потому что Дана здесь жила еще до Пробуждения. Она спасла народ Японии (не только Японии, но и всего Дальнего Востока) от гибели, вовремя предсказав глобальное тихоокеанское землетрясение и дав возможность эвакуировать большинство жителей из зоны риска. С тех пор в годовщину этой катастрофы японские паломники прибывают сюда, пускают в океан плотики из цветов и горящих свечей, следят, как они уплывают и, наверное, душами сливаются с Даной. И никто даже до Пробуждения не требовал от них въездных виз. Так Президент распорядился, когда президенты еще были. Он же объявил Жупановские территории вечным заповедником и местом жизни Даны. Она тогда уже перестала быть только человеком, а кем она была, никому знать не дано.