Плацкартные монологи. Анекдоты и миниатюры

Владимир Люсин стягивает резиновую маску и вытрясает из нее останки очков. Он выбирает наибольший осколок стекол и смотрит сквозь него на окружающий мир. Ничего, кроме лица капитана Лунина не видно, ни блеклого украинского неба, ни выжженной степи, тощих сосновых посадок, ни запыленных товарищей – ничего не видно, только лицо капитана. Капитан глубокомысленно говорит:

– Ну, что брат, очкам пиздец! Почти война.

…

Каждое утро на лесном плацу подполковник Ложников производит развод.

Майор Скрыпник, как- то, проходя мимо нас, уже построившихся, спросил:

– Какой взвод? – Тринадцатый! – Лихо и хором ответили мы (а таких номеров взводов по уставу не бывает), – Бхляать! – мотает головой Скрыпник и уходит.

Такое было однажды, а развод каждый день.

– Взводы! – Кричит полковник Ложников тонким голоском, срывающимся на фальцет, – Равняйсь! Смирно!..Левый фланг!

Левый фланг (то есть наш взвод и окружающие) подтягивается, и далее:

– Взводы! Равняйсь!! Смирно!!! Левый фланг!

Когда поставлена задача, взводы расходятся по жидкому украинскому лесу в разных направлениях. И со всех сторон слышатся:

– Взводы, равняйсь!! Левый фланг!

Меняются интонации, тембры и прочие баритоны, но неизменным остается фальцет:

– Взводи! Равнияйсь! Левий фланг!

Подполковник Ложников нервно шагает по плацу, не в силах остановить лесное эхо.

– Взводи, равнияйсь! Смирно! Левий фланг!

Каждый божий день.

– — —

Идут практические занятия. До расположения Х-ой ракетной дивизии мы прибыли коротким марш-броском по украинской степи. Теперь нам уже хорошо в тени маскировочного тента, и слушаем мы всю эту матчасть с легким отчуждением. Занятие проводит сержант срочной службы, при этом его служба на исходе второго года. Он – дембель, ему – все равно, и обучать без пяти минут офицеров ему импонирует.

Всю лекцию сопровождает нескончаемый стук костяшек – это стоящий рядом рядовой взбивает бритвенной кисточкой мыльную пену в странном металлическом стакане. Занятия посвящены герметичности пневматики боевой ракеты и способам ее проверки. Сержант говорит медленно, с хорошим московским выговором, внимательно заглядывая в безразличные глаза будущих офицеров. А мыльная кисточка все стучит!..

– Итак, – завершает монолог сержант, – для окончательной проверки трубопроводов необходимо обмылить все штуцера и места соединений. Для этого используется мыльная пена, взбитая на небольшом количестве воды. Готовность пены для проверки пневмосистемы определяется переворачиванием сосуда с пеной головою вниз, при этом кисточка не должна выпасть из сосуда!

При последних замечаниях сержанта костяные звуки прерываются, и солдатик с опаской вкладывает стакан с пеной в протянутую руку сержанта. Все замирают…

– Смотри, опростоволосимся! – бросает сержант, и резко переворачивает стакан – кисточка не выпадает.

– Ну, обмыливать систему мы не будем, она только что проверялась, – заключает сержант, – а пена хорошая.

И солдатик облегченно вздыхает.

Я тогда подумал, что перестук костяшек и есть суть нашей армии, да и жизни вообще, но я ошибался.

Немного позже, на других практических занятиях мы познакомились с главным трансцендентным звуком.…

В операторской кабине ракетной установки 8К14 раскаленной до бела кировоградским июльским солнцем, сидел человечек ростом не более метр сорок, одетый, соответственно, не по росту в выцветший хаки, с огромными голубыми глазами, с испуганным выражением румяного крестьянского лица, и масляным пятном на правой щеке. Он перманентно крутил ручку прибора, проверяющего сопротивление электрической сети, и кричал в рацию результаты исследований:

– Бесконечность! Бесконечность! Бесконечность! Бесконечность!

Все вокруг, вокруг ракетной установки 8К14 и столпившихся здесь курсантов, вокруг сосновых посадок, окружающих поляну с ракетой, и далее, вокруг выжженных степей и таких же перелесков, и вокруг, уже, Черного моря, и дальше – турок, и других стран…

Вокруг всего этого есть бесконечность.

Я, то есть, хочу сказать, что, когда меня, наконец, убьют на ненужной, смешной, какой-нибудь, киргизской войне, и я, легко оттолкнувшись от земли, медленно начну подниматься к облакам, именно этот голос низкорослого украинского солдата, именно его безнадежность на лучшее, будет сопровождать меня в последнем полете.

– Бесконечность! Бесконечность! Бесконечность! Бесконечность. Бесконечность бесконечность бесконеч бескон бес б

– — —

Команда «Вольно» и «Отдыхать» приходят в мой мир одновременно. Я лежу на сухой земле под деревом неухоженного яблоневого сада и грызу неспелые зеленые плоды.

Ко мне подходит полковник Перелыгин и, с участием заглядывая мне в лицо (для этого ему пришлось наклониться), говорит:

– Травин, ну что у вас такая кислая физиономия?! Быть может, эти полтора месяца военных сборов будут единственным светлым пятном в вашей жизни!

– Ну, да, – отвечаю я, не отрываясь от яблока, – пробелом…

– Встать! Смирно!

Ну и так далее.

– — —

Майор Скрипник не матерился только когда спал, и всегда с хорошей фантазией. Например, выражения типа: «Кусок засохшей менструации» были для него вполне естественны.

1. Однажды, нам удалось откосить от занятий, назвавши себя стихотворцами и декораторами, мы делали стенгазету и флаг взвода. Майор Скрипник, проходя мимо, поинтересовался назначением разрисованной тряпки, которую мы приколачивали к швабре, превращенной в древк.

– Взводный флаг! – отрапортовали мы.

– Обоссать и заморозить, – сморщился майор и поспешил прочь.

2.-Ты думаешь, что противник по лесу ходит, как мудак? Нет, он тоже ездит по дорогам, – чистил Скрипник Фикуса за то, что тот расположил свою виртуальную ракету прямо на проселке, – Он приедет сюда на мотоциклетке, спизженной в деревне Осетняжка, и постреляет всех твоих воинов из, так же спизженного у твоего товарища и такого же мудака, автомата Калашникова!

3.– Емельянов, закрепитесь на местности.

Емеля уверенно тычет пальцем вправо и докладывает:

– Там север!

– Емельянов, там – жопа, – вздыхает майор.