Свет мой

– Теперь, Веснушка, поведай нам еще раз, что мне давеча сказывал.

– В набег на нас идут три хана, три родных брата. У старшего под началом две тысячи воев. У других ханов – по тысяче. Всего, стал быть, четыре тысячи сабель. Войска по пути растянулись зело. Здесь передовые – сотен девять-десять. Ждут остальных. К полудню соберутся все. Тогда и выступят на Муром. Пятьдесят верст, что до града осталось, мыслят к вечеру одолеть. И, коли выйдет – со скоку город взять!

– Ну, сие мы еще поглядим, кто, где к вечеру будет – говорит Гордей насмешливо и тут же продолжает ласково, – соколик, удалец ты, Веснушка, парень не промах! Хорошую службу сослужил ты отчине и князю! Он сего не забудет!

Между тем из лагеря степняков, который находится не далее, чем в полуверсте, доносятся громкие голоса. Чаще других можно слышать два слова: каурдак и кыстыбый.

– Что за каурдак и кыстыбый такие? – спрашивает воевода у проводника.

– Каурдак – сие промытые и зажаренные с луком внутренности коня, а кыстыбый – лепешки с кашей.

– О чем еще говорят сии пожиратели конины?

– О бабах говорят. Хотят попробовать муромских девушек.

– Вот скоты!

Пока происходит этот разговор, татары образуют широкий круг, где обнаженные до пояса, соревнуются разбитые на пары борцы. Всех побеждает могучий воин с черной повязкой на месте левого глаза.

Молодой, татарин в богатом красном с золотым шитьем халате, видимо хан, хлопает в ладоши. К одноглазому победителю подводят каурого коня. Борец кланяется хану, благодарит, прижимая руку к сердцу.

– Хан Тагай, хан Тагай, – кричат все вокруг. Видимо это имя подарившего коня.

– Тагай, – шепчет сам себе Гордей. Вот и свидеться нам довелось. Должок к тебе, татарче, имеется, надо бы его взыскать.

Вдруг со всех сторон раздаются крики: Умбет! Умбет, айляндыр!

– Умбет, покружи! – переводит Веснушка.

Два степняка приносят длинную жердь с прибитыми к ней поперек четырьмя короткими жердочками. Одноглазый Умбет кладет ее себе на плечи, так, что середина деревяшки приходится на его мощную шею. Вдруг, он садится на корточки. Тут же четверо борцов, бывших его соперников, садятся на приколоченные к палке жердочки. Пока что их ноги упираются в землю. Хан хлопает в ладоши – Умбет осторожно встает во весь рост, поднимая, таким образом, всех четверых (они, пригнувшись, двумя руками держатся за поперечины)! Он идет с тяжкой ношей на середину круга и там начинает кружиться на месте под хлопки и выкрики зрителей.

– Что же – сие не слабо! – произносит Гордей, – А что, друже Жало, не пора ли нам гостей незваных встречать-величать? – он дружески берет сотника за плечи.

– Пора, воевода! Так уж пора, что ждать невмочь!

– Тогда строй свою сотню клином! Мы с тобой на острие сего клина встанем. Сотня Заварзы позади последует. Справа и слева от нее еще по сотне. Уразумел?

– Уразумел, воевода! – отвечает тот весело.

– Коли так, пошли, друже, строиться!

Татары с изумлением глядят, как из леса выезжают конные русичи, быстро и умело строятся на опушке. Издалека, в своих развевающихся на ветру мятлях и шлемах с наносниками, дружинники походят на больших сказочных птичей*, что выбираются на поляну из волшебного леса. Вдруг, блистающий ливень обнаженных мечей взмывает над головами русичей.

Молодой хан Тагай, вскакивает на ноги и что-то быстро скороговоркой кричит-приказывает. Лагерь приходит в движение. Степные воины прыгают в седла, разворачиваются, растягиваются широкой лавой под гортанный речитатив знатного татарина, гарцующего на вороном иноходце. Рядом с ним, видимо исполняя роль телохранителя – одноглазый Умбет сидит на кауром коне.

Два войска сближаются. Земля дрожит от тяжкой поступи сотен лошадиных копыт. По окрестностям раскатывается угрожающий гул, в котором помимо топота коней можно уловить ржание, гудение стрел, бряцанье оружия, гортанные крики. В воздухе повисает удушливый запах пыли и конского пота.

«За Русь!!!» – перекрывает шум зычный глас Гордея. Воевода, привстает на стременах, направляет меч ввысь и понукает коня вперед…

«За Русь!!!» – вторит ему Санко, держась справа и позади воеводы на пол корпуса коня. Его меч также высоко поднят над головой. У обоих предводителей развеваются алые плащи-мятли, сияют серебром начищенные шлемы и брони.

«Рууууууууусь! Руууууууууу!» – подхватывает клич вождей многоголосый хор гридней.

«Хуррраааааал! Ураааааааа! – гремит ответный вопль татар. Их гораздо больше. Поэтому вопль выходит громче. Темная туча устремляется навстречу красному клину (щиты и мятли русичей красного цвета).

Один из дружинников, скачущий недалеко от Санко во втором десятке острия клина, высоко над головой держит стяг воеводы Гордея, изображающий белого единорога на золотом поле.

Вокруг Санко, приникшему к шее коня с копьем наперевес, поют и гудят стрелы. То тут, то там раздаются глухие удары о щиты и лязгающие о металл доспехов. Одна из стрел попадает в его щит, другая расплывчатой тенью, едва не задев, проносится рядом со щекой. Сразу же сзади кричит, пораженная в шею, чья-то лошадь. Третья стрела на излете вскользь попадает в шлем Санко, отскакивает, не причиняя особенного вреда, не считая звона в ушах и потемнения (лишь на миг) в глазах.

Сшибка. Треск, лязг, ржание, вопли. Русский клин вонзается в бесформенную тучу татар, рубя, давя и полосуя, убивая и калеча все на своем пути. То, что попадает под копыта лошадей (сотен лошадей) – умирает почти мгновенно.

Гордей страшен в бою. Каждый исполинский удар его двуручного меча (немецкого, рыцарского, купленного когда-то в оружейной лавке), даже попавший по щиту врага, повергает наземь татар, где их топчут кони, скачущей следом дружины. Еще страшнее его конь! Битюг, под стать своему всаднику-богатырю. Он ломит грудью и топчет все на своем пути. Большинство степняков уклоняются, уходят с его пути. Но, вот маленькие степные лошадки, замешкавшись, образуют затор. Конь Гордея встает на дыбы (он вдвое выше и шире скакунов кочевников) и бьет, как это делают лоси, передними копытами по этой куче людей и животных. Битюг, расшвыряв и растоптав небольшую препону, без задержки следует дальше.

Мимо Санко проносится вереница всадников, шарахающихся от бьющих вслепую лошадиных копыт. Он тычет туда длинным копьем, оставляет его в теле какого-то степняка и выхватывает из ножен меч. Сотник, в отличии от воеводы, берет не силой – ловкостью, точностью, быстротой. Те смельчаки, что проносятся близко от него, получают колотые и рубящие раны. Летят отрубленные руки, а то и головы.

Татарский хан, припав к шее коня, выходит из боя. Следом за ним спешит Умбет, прикрывая хозяина. Русский воевода провожает их сожалеющим взглядом. Преследовать бесполезно. Конь-битюг силен, но медлителен. Да и войско не оставишь без вождя. Сейчас важнее всего победа, а посчитаться за прошлое можно и позже.

Ярость и напор русичей всего за несколько минут рассекают степное войско надвое, остатки которого рассеиваются, вслед за предводителем, спасаются бегством по обе стороны в лесу, откуда еще долго слышится сумасшедшее ржание коней.

Трубит победу рог Гордея. Русичи, радостные и воодушевленные, перестраиваются в походную колонну. Они поворачивают за своим вождем и скачут обратно по дороге к засеке. Скачут непоседы. Не сидится молодцам на печи, неймется за плугом, не радуют их даже праздники сельские! А грезятся им, гулякам, подвиги воинские, как защищают они землю родную от лютых ворогов! Мечтают парни о славе ратной, о том, чтобы песни о них складывали гусляры бродячие!

Вот тогда, мыслят себе, тогда только вернутся они во родимый дом и богатые и знаменитые. Вернутся и бросят к ногам зазнобушки, ноне тайной, сокровища несметные! Вот тогда-то можно и ожениться, отдохнуть в сельской тиши от бранного звона мечей и посвиста стрел (такое, правду сказать, случается крайне редко, ведь, коли не убьют на войне – так со временем былые мечты позабудутся, а зазнобы прежние уже замужем давно)! А с чего же начать? Известное дело с чего: «Прими, княже, на службу!» Князь принял, определил в дружину под начало воеводы, за которым они теперь и скачут.

На бранном поле остается множество павших татар. Большинство из них лежат скорчившись, или нелепо и страшно вывернув руки и шеи. Изредка встречаются мертвые русичи. Вот один из них. Он лежит молодой и могучий, широко и вольно раскинув в стороны руки и ноги, с оперенной стрелой в груди. Убитый воин, как бы закрывает собой, защищает родную землю.

Битва. Продолжение

Слетаются вороны, но вдруг с криками снова поднимаются ввысь. По дороге скачет новое войско кочевников, ведомое крупным степняком, отличающимся от прочих дорогой одеждой и властным взглядом. К нему подлетает на бешеной иноходи вороной скакун, несущий хана Тагая, что командовал недавно в бою. Он горячо начинает что-то объяснять, подкрепляя свою речь жестами. Вот его руки изображают клин. Вот он машет направо и налево, туда, куда скрылись его воины. Собеседник внимательно слушает, спокойно оглядывает местность. Немного подумав, начинает что-то говорить, так же помогая себе жестами. Разводит руки в стороны и потом резко сводит их, смыкает ладонями, словно клещами. Потом оглядывается и кричит две короткие фразы. Тут же его приказ от одного к другому сотнику по колонне передается криками назад.

Большие отряды степняков отделяются от основного войска и скачут налево и направо в лес, куда ранее скрылись после первого боя их соплеменники.

***

Гордей в центре рядом справа Санко, слева еще один сотник Заварза. Они едут в середине муромского заслона. Войско следует рысью, походной колонной, по трое в ряд, направляясь по дороге в сторону засеки. Командиры беседуют:

– Воевода, прислушайся, – говорит Заварза (черный с проседью, плечистый среднего роста воин), – справа и слева по лесам сучья трещат. Обходят нас супостаты! Коли шагу не прибавим – к татарину в куль угодим!

Гордей и Санко едут, некоторое время, молча, напряженно прислушиваясь. По обе стороны от дороги из глубины леса доносятся отдаленный топот копыт и треск ломаемых веток.

– Солнце закатится часа через два (говорит Санко). До засеки, почитай, верст пятнадцать осталось. Степные лошадки борзее наших будут. Однако, мы-то на дороге! Прибавим шагу – уйдем из куля.

– Нешто мы зайцы – от врага бегать (отвечает Гордей после небольшого раздумья)? Задержали мы поганых на один день, а надобно, на два! Пускай себе окружают! Заночуем в лесу. Когда сюда ехали, ручей я приглядел. Версты две до него осталось. Там отдохнем. Напоим коней ключевой водицей. Ночью коноеды татарские к нам не сунутся! А поутру – бой дадим! Бог даст – прорвем их куль, да и уйдем с честью, не как зайцы!

***

Розовый шар утреннего солнца проглядывает сквозь ветки. Ветрено. Леса шумят. Гул, похожий на шум моря, проходит по вершинам деревьев, рождает тревогу. На поляне, возле родника Гордей обводит взглядом четырех сотников, делается серьезным и говорит:

Будь я на месте наших ворогов – я бы на севере, там, где засека наша велик заслон поставил, дабы нам к своим не прорваться, либо с засеки подмогу отбить! Мыслю, что тысячу воев поганые там и оставят с главным ханом. Должно быть, и второй хан там будет…, потому, как третьему хану Тагаю поручат свою промашку исправлять. Он вчера от нас бегал. Нукеры его мыслить станут, мол, что сие за воевода Тагай, коли он с тысячей четыре сотни не перемог?! Теперь ему потребно будет со всею силою, а сие без малого три тысячи воев, нас в куле раздавить!