Переменчивый месяц октябрь. Бешеные деньги

Потенциальный покупатель у Николая Ивановича имелся – старый знакомый-нумизмат Бровкин, проживающий в областном центре. Свою коллекцию он начал собирать раньше Белова, к тому же, как работник продснаба, имел определенные денежные накопления. И даже более, чем определенные – пожалуй, точного их количества он не знал и сам. И к старости даже составил секретную схему – где что лежит. Чтобы не забыть. Но денежную коллекцию он не упускал из виду никогда. Теперь она стала даже не хобби, а чем-то большим. Потому что это те же самые деньги. Время от времени, переговариваясь с Беловым по телефону, он справлялся, не надумал ли ветеран педагогики продать свое собрание серебра и меди, и получал отрицательный ответ. На этот раз нужда заставляла Николая Ивановича звонить первым, но он не звонил – крепился, понимая, что снежнодольский паук в таком случае начнет диктовать свои условия. И дождался. Верный алгоритму, коллекционер из облцентра после новостей о погоде поинтересовался, когда же Белов продаст ему царские деньги. И, помявшись и поломавшись для приличия, последний ответил что черт с ним – продаст! На другом конце эфира установилось молчание – собеседник на время потерял дар речи. От удивления. Но тут же опамятовался и принялся ковать железо. Договорились о встрече в следующий выходной. Покупатель приедет в Трудовое, и уж на месте они обсудят все детали сделки купли-продажи. И точно, через неделю он приехал, причем с юристом, и они обсудили, и ударили по рукам. И даже выпили бутылку еще советского коньяка, привезенную гостем. И скоро Николай Иванович вручил сыну полтора миллиона российских рублей от продажи, добавив еще 200 тысяч из их с супругой небольших сбережений. Он запоздало пожалел, что так скоро расстался с учительством: как раз в этот-то момент и потребовались деньги. Но сразу рассудил, что когда речь идет о покупке квартиры, учительская зарплата погоды не делает и в расчет не берется. И успокоился.

Глава 4

Выбрав свободное время вечером, Сергей Верхушин углубился в интернетовские описания монет разных времен и народов. Впрочем, на динары и двойные наполеондоры он не отвлекался, справедливо полагая, что вряд ли они сыщутся в витрине школьного музея. Сыщутся – очень хорошо, можно будет разобраться и с ними. Но основное внимание он обратил на серебро и медь отечественной чеканки, в первую очередь, царских времен. Хотя не игнорировал и монеты советского периода, среди которых, как выяснилось, случаются весьма редкие и ценные экземпляры. В результате первого знакомства с обширной темой нумизматики он решил, что собрание чеканного металла музея потянет уж никак не меньше, чем на миллион. О чем и сообщил Василию Пегову, чтобы подогреть его интерес к предстоящей операции. План ее разработали, не откладывая, и без промедления приступили к реализации. Загрузили на заднее сиденье вершининского автомобиля велосипед и уже далеко за полночь двинулись на дело. Они остановились в километре от Трудового, выключив фары задолго до того, номера были замазаны грязью. Оставив машину в зарослях придорожных кустов, оседлали велосипед и с великими предосторожностями продолжили путь, пользуясь слабым светом ущербного месяца. Аккуратно уложили велосипед в пришкольную крапиву, окаймлявшую стадион, прислушались. Стояла плотная ташина, нарушаемая лишь время от времени взлаиванием собак, укушенных в особо чувствительное место блохой. Затем, строго по плану, Пегов достал телефон и набрал номер школы, с головой укрываясь курткой.

– Алло! – отозвался мужской голос.

– Дядя Миша, это Петя, – сказал Вася измененным голосом, – у вас из свинарника, кажется, поросят воруют! – и отключился. Для вящей достоверности Пегов хотел сказать, что он Петя из 7-го «б», но потом отказался от этого. Ведь если начнут разбираться, то вцепятся в 7-й «б», а там вполне может найтись Петя. И затаскают Петю, и Петиных родителей также. Нет, не пойдет! И он сказал дяде Мише так, как сказал.

Подельники затаили дыхание, ожидая, как будет действовать сторож дядя Миша. Предусматривалось два варианта действий в зависимости от развития событий: если страж побежит домой, навесивши замок, делать нечего, придется ковыряться с замком. На этот случай Верхушин приготовил изрядную связку ключей. Если замок не поддастся – моментально вскрывается окно. На этой операции они тренировались, хоть и недолго. Дядя Миша мог и не закрыть в такой напряженный момент школу, тем более, что жил неподалеку – три минуты ходу. Вероятность того, что он начнет звонить домой, чтобы уяснить обстановку, исключалась: куда же помчится разбираться с грабителями слабая женщина?

Дверь школы отворилась и дядя Миша, не заботясь ее запереть, частыми, но не сильными скачками помчался по улице. Он быстро достиг дома, повернул над дверью потайной рычажок, предусмотренный, чтобы не будить в неурочный час домочадцев, и проник в дом. С лязгом распахнув дверцу железного шкафа, выхватил из него ижевское ружье 16 калибра и вогнал патрон. Мгновение спустя он уже крался вдоль стены свинарника, взведя курок. И недаром! Свиньи издали почуяли хозяина и подняли невообразимый гвалт, решив, что их надумали побаловать внеплановой кормежкой. Закудахтали куры. Дядя Миша напряг зрение, боясь пропустить момент воровства очередной свиньи. Но кроме бестолкового визга, ничто не говорило о форс-мажоре. Он осторожно приблизился к двери – она была закрыта на щеколду. С оружием наготове дядя Миша резко отодвинул задвижку и заглянул внутрь. Навстречу ему кинулись три подсвинка, передний из которых тут же получил от хозяина порицание в виде пинка. Больше в свинарнике никого не обнаружилось. Ругаясь на чем свет стоит, дядя Миша вместе с ружьем кинулся к месту несения караула.