Памяти Писемского
Владимир Михайлович Шулятиков
«…были дни, когда имя Писемского произносилось с таким же уважением, как имена Тургенева или Гончарова, когда его талант считали первоклассным талантом, когда передовые литературные критики, не исключая автора «Очерков гоголевского периода русской литературы» и теоретика «мыслящего пролетариата», самым лестным образом отзывались об авторе «Тюфяка» и «Тысячи душ».
Владимир Шулятиков
Памяти А. Писемского[1 - Писемский Алексей Феофилактович (1821–1881) – русский писатель. Талант его характеризуется чрезвычайной выпуклостью изображения, жизненностью и яркостью красок, богатством комических мотивов, преобладанием отрицательных образов, пессимистическим отношением к устойчивости «возвышенных» чувствований, а также превосходным языком. Общественные идеи сороковых годов и представители обоих противоположных направлений, западничества и славянофильства, оказались равно чужды ему. Писемский был скорее сторонником теории «искусства для искусства». Кроме того, ему было свойственно резко отрицательное отношение к празднословию, не переходящему в дело. Возможно, это послужило тому, что в идеях и той и другой группы Писемский был склонен видеть слабые стороны, дающие ему повод для насмешки. В 1857–1860 совместно с А.В. Дружининым, а в 1860–1863 единолично редактировал журнал «Библиотека для чтения».]
Сегодня исполнилось двадцать лет со дня смерти Алексея Феофилактовича.
Он умер одиноким: его памяти были посвящены сдержанно-холодные некрологи, его хоронили без шумных погребальных почестей[2 - Погребение Писемского представило разительный контраст с похоронами умершего почти в то же время Достоевского.].
Хоронили писателя, «плывшего против течения», хоронили автора «Взбаламученного моря»[3 - В конце 1861 г. в журнале «Библиотека для чтения» появился ряд фельетонов за подписью «Старая фельетонная кляча Никита Безрылов», автором которых был Писемский. Первый фельетон осмеивал, в частности, литературные вечера и воскресные школы. Этого было достаточно, чтобы печать разразилась бурей негодования. В журнале «Искра» была напечатана яростная статья о Безрылове, а авторитетная редакция журнала «Современник» объявила себя солидарной с этой позицией. Все это привело к тому, что Писемский порвал связи с Петербургом и в начале 1862 г. переселился в Москву. Здесь появился его новый роман «Взбаламученное море» (1863), начатый в Петербурге еще до разрыва с прогрессистами и законченный в Москве под свежим впечатлением этого разрыва. Установилось общепринятое мнение о романе как о произведении грубо тенденциозном, полемическом, даже пасквильном. Современная роману критика видела в нем «брань молодого поколения», «личную желчь, желание оскорбленного автора отомстить противникам, не признававшим его таланта».].
Память о романисте, враждовавшем с прогрессивным лагерем эпохи «великих реформ», память о публицисте, посягнувшем на «святую святых» шестидесятников, пережила память о его светлых литературных подвигах.
А были дни, когда имя Писемского произносилось с таким же уважением, как имена Тургенева или Гончарова, когда его талант считали первоклассным талантом, когда передовые литературные критики, не исключая автора «Очерков гоголевского периода русской литературы»[4 - Чернышевский Николай Гаврилович (1828–1889) – философ-утопист, революционер, редактор, литературный критик, публицист и писатель. В обзоре литературы за 1855 год назвал повесть «Виновата ли она?» Писемского лучшим произведением всего года.] и теоретика «мыслящего пролетариата»[5 - Писарев Дмитрий Иванович (1840–1968) – публицист и литературный критик, революционный демократ. Видел в Писемском автора, в первую очередь разоблачающего и уничтожающего тот тип людей, которых Писарев назвал «фразерами». Объективность его произведений он ценит настолько высоко, что называет Гончарова «лириком в сравнении с Писемским» («Стоячая вода», 1861), а Тургенева ставит ниже «по жизненной полноте … творений», поскольку Писемский «глубже … захватывает … явления, изображает их более густыми красками» («Писемский, Тургенев и Гончаров», 1861)], самым лестным образом отзывались об авторе «Тюфяка» и «Тысячи душ».
Дни его литературных подвигов – дни торжества того миросозерцания, которое было усвоено реалистами сороковых и пятидесятых годов, дни, когда это миросозерцание признавалось последним словом передовой интеллигенции.
Тогда Писемский в глазах общества был несомненным прогрессистом: тогда он играл видную роль в рядах писателей, работавших над ниспровержением романтического мировоззрения, тогда он развенчивал беспочвенных идеалистов, «лишних людей» и хищников-романтиков, следовавших примеру Печорина («Тюфяк», «М-r Батманов»)[6 - «Тюфяк» (1850), «M-r Батманов» (1852) – повести Писемского. Вторая была изначально задумана как роман под названием «Москвич в Гарольдовом плаще» (отвергнут цензурой), главная мысль романа, по словам самого Писемского, – «великая личность Печорина, сведенная с ходуль на землю»], тогда он ратовал против крепостничества, тогда он шел к «народу», изучал народный быт и народную «душу», тогда он требовал трезвого отношения к действительности со стороны писателя, стремился изгнать малейшее проявление поэтической «чувствительности» и царящей в «эмпиреях» фантазии из литературного обихода, тогда он поклялся культу «здравого смысла», тогда, вслед за другими корифеями литературы, он доказывал, что принцип разумного эгоизма не представляет из себя ничего опасного и отталкивающего («Тысяча душ»)[7 - «Тысяча душ» (1858) – центральное произведение Писемского, обозначившее усиление в его творчестве открыто тенденциозного, порою памфлетного начала, горько обличающего «убыль сердца» в современном обществе, зараженном антиромантическим практицизмом и на место идеала поставившем нового «идола» – комфорт.], тогда он идеализировал всякого трезвого «труженика», не боясь возводить на пьедестал даже «труженика-бюрократа».
Но люди сороковых-пятидесятых годов стояли на «полдороге»: в них, по их же собственным признаниям, не переставали говорить «голоса исчезающей старины», над ними продолжало сохранять некоторую власть «наследие предков».
Отголосков старины было очень много в душе Писемского.
Он явился на поприще столичной жизни и литературной деятельности из «медвежьего» угла, из провинциальной глуши[8 - А.Ф. Писемский родился в с. Раменье Чухломского уезда Костромской губ. в семье патриархального уклада.]. В нем текла кровь мелких помещиков старого закала. Его воспитывало захолустье деревни и уездного города. Он «учился» жизни в провинциальных канцеляриях, среди «дикого» провинциального общества.
Культурная атмосфера, в которую он попал, явившись в столицу, вихрь идей и настроений, которыми были богаты сороковые годы, не убили в нем «провинциала». Обитатели петербургских салонов с изумлением видели, что под культурной внешностью в нем кроется «великорусский мужик».
И «великорусский мужик» еще в пятидесятых годах поражал петербургских прогрессистов парадоксальностью своих мнений: он отказывался верить в доктрину «всеобщего развития», он считал женщину лишь за вещь, принадлежавшую мужчине, он смотрел на брак глазами «Домостроя»[9 - «Домострой» – русский литературный памятник XVI в. Представляет собой тщательно разработанный свод правил общественного, религиозного и в особенности семейно-бытового поведения.]; ко всяким поступательным шагам технического и промышленного прогресса он относился отрицательно, считая, например, железные дороги нужными лишь для «бешеных людей, не знающих на что употребить избыток своей животной силы», он не верил, наконец, в миссию народных масс: высказываясь за уничтожение крепостного права, он, тем не менее, не ожидал от освобожденного народа никаких светлых деяний, никакой розовой будущности для России.