О культе природы в современной лирике

О культе природы в современной лирике
Владимир Михайлович Шулятиков

«Литература – это психология, преобразованная и приспособившаяся в меняющихся условиях цивилизации».

К такому выводу Рибо пришел на основании анализа происхождения и характера мифов, циркулирующих среди первобытных народов. Известная часть этих мифов, и именно мифов, «порожденных чистым стремлением к творчеству», обусловила собой возникновения эпических и героических повестствований, народных сказаний, романов…»

Владимир Шулятиков

О культе природы в современной лирике (критические этюды)

Следя за развитием творческого воображения в истории человечества, известнейший из французских психологов Т. Рибо на страницах своего последнего, недавно опубликованного труда[1 - «Essai sur l'imagination cr?atrice», per Th. Ribot. Имеется уже в русском переводе.] приходит, между прочим, к следующему выводу:

«Литература – это психология, преобразованная и приспособившаяся в меняющихся условиях цивилизации».

К такому выводу Рибо пришел на основании анализа происхождения и характера мифов, циркулирующих среди первобытных народов. Известная часть этих мифов, и именно мифов, «порожденных чистым стремлением к творчеству», обусловила собой возникновения эпических и героических повестствований, народных сказаний, романов (последние встречаются уже в древнем Египте). Названные образцы художественного творчества – первое проявление эстетической деятельности, которая позже перерождается в форму литературной изобретательности. Во всех этих повествованиях и сказаниях фигугируют герои, созданные мифологическим воображением. Мифологическое воображение в этих произведениях подвергается лишь поверхностному преобразованию; его сущность не меняется.

С течением времени герои явно мифологического происхождения постепенно «исчезают из литературного обихода. Миф приближается к обыденным условиям человеческого существованияи кончает тем, что перерождается в романтический, а затем в реалистический роман».

Работа воображения, создавшего сначала героев и существа, перед которыми первобытный человек преклоняется, постепенно обращается к области человеческого (s'humanie?), все более и более становится сознательной. Но тем не менее она не перестает воплощать чувства, идеи, свойства человеческой природы в образе «фиктивных существ (героев литературы), которым вера писателя и его читателей придает обманчивое существование»… И, несмотря на все многоразличные завоевания эстетики, несмотря на весь прогресс литературной техники, несмотря на то, что литература старается самым тщательным образом воспроизводить общественную жизнь, все произведения новой литературы доказывают, что «творческая деятельность первых веков человеческой истории остается в своей сущности не изменившейся. Литература есть психология, пришедшая в упадок и получившая рационалистический характер» [2 - Цит. соч. стр. 114.]

Но если в таких сложных и развитых видах литературных произведений, как современный роман, можно рассмотреть переживания древних мифов, то в современной лирике подобные переживания выступают несравненно рельефнее.

Как известно, народы первобытной культуры в своих воззрениях на природу исповедовали анинизм: они считали всю природу одухотворенной, за каждым природным явлением они видели скрытую жизнь, подобную той, которая одухотворяет человека. Анимистическое мировоззрение наложило свой резкий отпечаток на строй человеческой речи. Разговорный язык доныне сохраняет массу следов анимизма: такие выражения как «солнце ложится» или «буйный ветер» имели некогда миофлогическое значение, которое теперь совершенно забыто[3 - Рибо, цит. соч. стр. 110.]. Именно анинизму современный поэтический язык обязан красотой своих «фигуральных» оборотов.

Последнюю мысль можно пояснить на конкретном примере.

Перед нами сборник стихотворений Ивана Бунина[4 - Иван Бунин. «Листопад». Издание «Скорпиона».]. Сборник говорит за то, что его автор должен занять одно из наиболее почетных мест в сонме современных русских поэтов.

Для этого он обладает далеко недюжинным талантом; стихотворения его согреты силой вдохновения и отличаются законченной стройностью композиции; язык его всегда красив и выразителен. Кроме того он принадлежит к числу немногих истинных современных поэтов, которые не заразились горячкой декаденства, не увлеклись игрой дикой искусственности и необузданной умственной эквилибристики, а, напротив, остались верны традициям простоты и ясности, завещанным эпохой «классического» расцвета русской поэзии. В области поэтической пластики и стиля г. Бунин – несомненный ученик таких мастеров, как Пушкин и Тютчев.

Богатый запас своих творческих сил г. Бунин почти исключительно тратит на изображение природы. Этот факт, являющийся одним из часто повторяющихся ныне примеров обращения лирики к темам, с некоторых пор отвергнутым прогрессивной литературой, сам по себе знаменателен. Можно было бы проанализировать исторические причины, породившие это факт, можно было бы найти ему объяснение в смене общественных групп и в смене различных поколений интеллигенции; можно было бы указать на ту генетическую связь, которая существует между стихотворениями г. Бунина и «культурой восьмидесятых годов». Но в пределах настоящей статьи мы оставляем в стороне все подобные вопросы: мы пользуемся произведениями г. Бунина лишь как материалом для характеристики переживаний мифических воззрений на природу.

Материал, представляемый произведениями г. Бунина, весьма обилен и ценен. Г. Бунин из царства степей, хуторов, деревень, в котором он наблюдает природу, не только почерпнул своеобразные впечатления и взгляд на природу, но и проникся народным пониманием сущности феноменов природы, усвоил себе народные поверья и легенды, облек их в более совершенную поэтическую форму. В результате оказалось, что мифологические элементы современной лирики в его произведениях получили особенно яркое освещение.

На каждом шагу мы наталкиваемся у него на картины и образы, навеянные анимистичким мировоззрением.

Времена года приобретают в его изображении образ живых существ.

В стороне далекой от родного края
Девушкой-невестой снится мне Весна:
Очи голубые, личико худое,
Стройный стан высокий, русая коса.
Весело ей в поле теплым, ясным утром!
Мил ей край родимый – степь и тишина.

В другом месте рисуется в виде царевны, сладко спящей «в белоснежном саркофаге», среди заповедной чащи бора, под «напев неясный» сосен.

Олицетворенная осень у него «незримо по лесам поет и бродит». В другом месте она появляется в виде «тихой вдовы». обитающей в тереме (так называется лес). Осень скучает в стенах своего терема. Иногда «задумчиво выходит она на солнце из ворот и бродит в поле и не сводит очей с желтеющих болот». Когда наступает зима,

в горностаевом шугае,
Умывши бледное лицо,
Последний день в лесу встречая,
Выходит осень на крыльцо.

Минуя «пустой и холодный» двор, она устремляется за ворота по дороге на «далекий» юг и «навсегда в пустом бору» оставляет раскрытым свой терем.

Одушевленными существами являются у г. Бунина и части суток. Так, он рисует шествие ночи.

Ночь идет – и темнеет
Бледно-синий восток…
От одежд ее веет
По полям ветерок.
День был долог и зноен…
Ночь идет и поет
Колыбельную песню
И к покою зовет.
Грустен взор ее темный,
Одинок ее путь…

Ночи приписываются различные чувства и эффекты. Удары грома способны пробудить ее ото сна: ею овладевает испуг, «обильными слезами» выливается ее «тоска»… Перед наступлением грозы ночь «разметалась и томится».

День, как живое существо, доступен смерти. Человеческой жизнью живет даже у г. Бунина небо, которое может ощущать печаль («Отчего ты печально, вечернее небо?»); луна, которая, исполнившись «тихой грусти», глядит в просвете туч; солнце, которое возрождается «в блеске и тепле» и благовествует земле; звезды, которые «сторожат час полночный над морями»; лес, который то дышит весельем, то трепещет; деревья, которые могут то стонать, то напевать песни; травы, которые «глухо шепчутся» и т. д. Но особенной жизнеспособностью и жизнедеятельностью одарен ветер.

Ветер осенний в лесах подымается,
Шумно по чащам идет,
Мертвые листья срывает и весело
В бешеной пляске несет.
Только замрет, припадет и послушает, —
Снова взмахнет, а за ним
Лес загудит, затрепещет, – и сыплются
Листья дождем золотым.

Ветер способен тосковать, пролетая над опустевшим поселком. Ветру доступны нежные чувства: он ласкает невесту-весну, спящую в своем саркофаге. В одном стихотворении он выступает в роли утешителя: касаясь «ласковой струей» чела Спасителя, молящегося и страдающего в Гефсиманском саду, он говорит:

«О, подними Свой грустный взор!
В час скорби, в темный час страданья
Прохлады свежее дыханье
Я принесу с долин и гор,
И нежной лаской аромата
Твои мученья облегчу,
И от востока до заката
Твои глаголы возвещу!»

С другой стороны, временами ветром овладевают самые дикие чувства и он в бешеном разгуле носится по полям.

Многие из приведенных примеров «олицетворения» и «оживления» встречаются и у других поэтов, многие из перечиленных образов и картин представляют из себя обычный способ выражения поэтического культа природы. Но для нас важно вовсе не то, чем отличается г. Бунин от его собратьев в области изображения красот природы: для нас, в настоящем случае, г. Бунин важен именно как выразитель обычного поэтического мировоззрения.

Насколько это поэтическое мировоззрение блико к мифологическому, можно убедиться сравнив лирику г. Бунина, напрмер, с теми лирическими произведениями, которые созданы были в эпоху наиболее пышного расцвета мифологии – с ведийскими гимнами[5 - «Dons la race aryenne, l'epoque vedique, malgre con rytualisme sacerdotal, est consideree comme le moment par excellence de la floraison mythique, Ribot, цит. соч. стр. 106.].