Кара ледоруба

Шурипов накатал жалобу в ЖЭК на соседку, живущую этажом ниже, в кляузе от имени жильцов требовал принудительно выселить старушенцию.

Бабулю ненавидел весь подъезд. После семидесяти лет она слегка повредилась умом и воспылала любовью к котам и кошкам. Подбирала бесхозных животных по всему району, их количество перевалило за два десятка, но бабулька и не думала останавливаться. Дармовое пропитание для питомцев добывала из мусорных контейнеров, с утра обходила ближайшие площадки, разрывала пластиковые пакеты и складывала объедки в большую плетеную корзину. Однажды Андрей возле баков встретился с бабушкой: выбрасывал мусор. Из ее корзины на него обрушился такой отвратительный запах, что он отшатнулся.

– Воняет? – ехидно осведомилась старушка. – Запах неприятный, но естественный. – Куда хуже, когда дурно пахнет человеческая душа. Она смердит, но никто этого не замечает.

Горностаев промолчал. Ввязываться в дискуссию не собирался. Насколько он мог судить, жители дома к домашним питомцам относились лояльно. Только в его подъезде обитают три собаки, по утрам, когда выводят на прогулки кого—то из собратьев, ожесточенно лают. Горностаев даже подумывал, не завести ли овчарку, но после здравого размышления от идеи отказался: порой и самому поесть нечего, четвероногого еще выгуливать надо, а главное – пристраивать на время отлучек.

– Не подпишу, – объявил Андрей.

Шурипов уставился на него в недоумении.

– Хата с краю – ничего не знаю? Если бы эта психопатка не жила подо мной, я бы тоже отморозился. Я окна не могу открыть! – сорвался на крик Шурипов. – А у меня, чтоб ты знал, трое ребятишек, им свежий воздух подавай.

– А выселять старуху из квартиры, по-твоему, нормально?

– Ты глаза разуй, праведник. Перечитай бумагу. Я предлагаю сделку. У меня есть дача, пусть хреновая, но свет и газ имеются. От города всего сорок километров. Найму спецов, они оценят мою халупу и хату старушенции. Разницу выплачу, здоровье детей дороже. И никаких судов, все по-честному.

– А ты ее мнением интересовался? Согласна ли она на такой обмен?

– Ей же будет лучше. Гуляй – не хочу. Природа, котикам раздолье.

– Насчет котов не знаю.

– Значит так? – обиженно вопросил Шурипов. – Котиков тебе жалко, а моих детишек нет.

Шурипов встал, сгреб недопитые бутылки и удалился. После его ухода Горностаев долго размышлял, правильно ли поступил, тем более что от его подписи ничего не зависело. А соседа обидел. Он вроде бы прав, старушка на его даче за счет разницы в цене, да еще при ее скромных запросах, много лет будет жить припеваючи. Но справедливо ли сторонним людям решать, что ей нужно?

Андрей представил себя на ее месте. Вся жизнь бабушки без остатка упаковалась в одной квартирке. Муж скончался, детьми не обзавелась. Жизнь протекла между пальцев быстро и неотвратимо. На нее свалилось одиночество: злое и беспощадное. А кошаки, как-никак, живые существа, за ними уход требуется. Скорее всего, она каждому питомцу дала кличку. Почему бы и нет? Вот бы поглядеть, как бабушка укладывается спать. Говорят, кошки обожают нежиться в одной постели с хозяевами. Вообразив бабушку, заваленную тельцами четвероногих, Андрей поневоле улыбнулся и сразу помрачнел, вспомнив, что ее квартира действительно извергает умопомрачительную вонь.

Да уж, невеселая альтернатива: судить по справедливости или по закону? Хотя о чем бабушке переживать? Нет в законодательстве статьи, позволяющей выселить ее из-за чрезмерной любви к животным, разве что СЭС может оштрафовать. Даже если жители дома поставят подписи под бумажкой Шурипова, никто ей хода не даст.

Месяц спустя Горностаев, расставшись с костылями, обзавелся стариковской тростью, которую иронически именовал клюшкой, и начал прогуливаться по окрестностям. Выходя из подъезда, столкнулся с Шуриповым, выгружавшим из салона иномарки пакеты с продуктами. Лицедействовать Андрей не умел, но все-таки попытался выдавить из себя дружелюбную улыбку. Получилось, наверное, скверно, потому что Шурипов усмехнулся.

– Да ладно, не парься. Я дачу так отремонтировал, что пальчики оближешь, утеплил стены сэндвич-панелями, участок огородил сеткой-рабицей. Бабуля обомлела, когда красотищу увидела. А у меня на участке и яблони, и вишни, и груши, да еще грядки с огурцами и прочим подножным кормом. В общем, поладили. Она еще и договор пожизненного содержания подписала. В ее хате евроремонт закатаю. Ты же знаешь, я по натуре дизайнер. А свою сдам квартирантам.

– А деньги? – не понял Горностаев, удивляясь, как ему удалось уговорить любительницу кошек расстаться с городской квартирой и перебраться в глухой угол, куда и скорая помощь вряд ли доберется. – Во сколько обмен обошелся?

– Ты, пацан, всегда такой бестолковый или прикидываешься? Я же сказал: договор подписан. Она передала мне свою квартиру в обмен на то, что буду ее содержать, пока не помрет. Старушка жилистая, но мои годочки не переборет.

***

Перед майскими праздниками больничный лист закрыли, хотя Горностаев все еще прихрамывал. Врач объяснил, что установленный срок истек, для госпитализации причин нет, а инвалидом его никакая медицинская инстанция не признает, если не приложить к этому некоторые усилия. Эскулап развел руками и вопросительно взглянул на пациента. Намек насчет инвалидности Андрея покоробил. Еще чего не хватало.

Выходу на работу больше обрадовался, чем огорчился. Пребывание в четырех стенах утомило, он соскучился по пустопорожнему женскому трепу. Телевизор возненавидел. Ох уж этот ящик. Окно в мир, но искривленное и убийственно фальшивое. Советский телик вспоминать не хотелось, но российский оказался еще хуже: тупость, пошлятина и чернуха.

К телевизору Андрей пристрастился поневоле. Управляющая компания наняла электрика, который, перепутав фазы, подал в розетки триста восемьдесят вольт. В подъезде сгорели холодильники, телевизоры, компьютеры и прочие бытовые устройства, подключенные к сети. Кому-то повезло, вышли из строя только силовые элементы, снижающие напряжение. Да и пара холодильников еще советского производства стоически выдержала наглую атаку. А вот его ноутбук, как назло подключенный к сети, загнулся. Вызванный на дом мастер трагически известил: «Сгорела материнская плата. Дешевле новый купить».

Разрыв с интернетом вверг Горностаева в неизбывную хандру. Пожалуй, никто за последние годы так крепко его не огорчал, как безымянный электрик. И откуда такие криворукие берутся? Андрей торчал в интернете часами, а тут облом. Он подключил мобильный телефон к сети, хотя раньше этой услугой не пользовался, опасаясь вирусов. Читать новости, куда ни шло, а вот набирать тексты на малюсеньком экране – занятие для мазохистов. Пришлось ограничиться эсэмэсками и короткими сообщениями по электронной почте.

Хорошо, что по пути на работу догадался купить две бутылки марочного вина. Отметили его выздоровление, а заодно обмыли долгожданное приобретение – немецкий рентгенофлуоресцентный спектрометр, о котором Надежда Леонидовна давно мечтала. Удивительный прибор, на уровне атомов может распознавать, из чего состоят вода, земля, минералы и любая снедь. Элегантный и без лишних наворотов, на столе много места не занимает. Рядышком монитор, на который выводится вся информация. Это не дедовские методы, от которых в Европе давно отказались. Андрей разглядывал его с куда большей заинтересованностью, нежели женщины, что не укрылось от зоркого пригляда Оксаны.

– Наш Горностаев – безнадежный технократ, – заключила она. – Теперь его от спектрометра не оттащишь. Бьюсь об заклад, еще и собственную программу для прибора накрапает.

– Да на здоровье, – усмехнувшись, заметила Надежда Леонидовна. – Глядишь, свою фирму откроет, и о нас, горемычных, не забудет.

Андрей потупился. Эту идею шефиня продвигала давно, но почему-то ставку делала не на себя, а на него. Может, потому, что других мужчин в лаборатории не наблюдалось. Предлагаемый ею проект сулил безбедность и даже обеспеченность. Золотое дно, если подойти грамотно. Можно играючи определять, стоит ли пить воду из колодца, присутствует ли отрава в продуктах, купленных в гипермаркете. На самом деле это мелочи. Никто не запрещает вбить в сферу деятельности любую куплю-продажу, рытье карьеров и даже охрану памятников культуры. Еще остаются подлинность картин и ювелирных украшений. Надежда Леонидовна вытащила из интернета официальный финансовый отчет сходной фирмы из Омска. Прибыль за год – четыре тысячи рубликов. Уставной и собственный капитал, включая оборотные активы – десять тысяч. Разумеется, мухлюют, но с умом. Надежде Леонидовне грезилось, что именно Горностаев должен стать учредителем и главой фирмы, а она при нем замом, да и претендует всего лишь на двадцать процентов от прибыли. Уже присмотрела главбуха, над отчетами которой в налоговой будут плакать от умиления.

Андрей осознавал, что по большому счету, не Надежда Леонидовна должна его уговаривать, а он ее. В противном случае снимай штаны и облачайся в юбку. То ли наглости в нем маловато, то ли с избытком порядочности, доставшейся от родителей, которые считали неприемлемым любое вранье, не говоря о каких-то махинациях. Помнится, мама даже всплакнула, когда арестовали директора совхоза, ворюгу, каких поискать. «Какой стыд, господи! – восклицала она, обращаясь к мужу, недоумевающему, с какой стати она так убивается. – Как же он теперь будет глядеть в глаза жене и дочке?». Бедная мама, ей и в голову не приходило, что директор просто поторопился с предприимчивостью, через несколько лет и совхоз, и страну размели по кусочкам.

– Ты, Андрей, не кочевряжься, – многозначительно переглянувшись с женщинами, предупредила Надежда Леонидовна. – Мы тут за тебя испереживались. Оксана нашла горящий тур в Турцию по цене в два раза дешевле обычного. Отель трехзвездочный, но ты ведь альпинист, удобства тебе по барабану. Зато десять дней у моря, да и ногу подлечишь. Я слышала, морская вода очень даже полезная.

– Спасибо девушки, – твердо проговорил Андрей и с удивлением взглянул на Оксану. – Даже не знаю, что сказать. Так неожиданно. Вы молодчаги, я рад, что работаю с вами. Честно. Только не обижайтесь, не поеду.

– Ты ведь не дурак, Андрюша, – возмутилась Оксана. – В этот год никакие горы тебе не светят.

– Что я на пляже буду делать?

Горностаев с таким отчаянием взглянул на женщин, что они дружно расхохотались.

– Дурака валять, больше от тебя ничего не требуется, – пояснила Надежда Леонидовна. – Тур оплачен и оформлен на твое имя. Так что возражения не принимаются. Купили его вскладчину, деньги вернешь, когда сможешь.

Глава вторая. «Когда подступает отчаянье»

Лабораторные дамы уверяли Горностаева, что в отелях Турции русский язык как родной. Однако девушка за стойкой администратора, улыбаясь, будто только его и ждала, щебетала исключительно на турецком. Андрею показалось, что она специально делает вид, будто не понимает русский. Его подозрения еще больше усилились, когда проследовал в номер: кондиционер и телевизор, сколько он ни пытался их оживить, стыдливо молчали. Он спустился в холл. Улыбчивая турчанка, пытаясь его понять, широко распахивала узкие глазенки и без конца повторяла «sorry». Издевалась? Вызванный на помощь турок, вероятно, лингвистически более продвинутый, выслушав претензии гостя, о чем-то спросил дежурную администраторшу, а потом долго и почтительно что—то объяснял Горностаеву на каком-то непонятном суржике. В сговоре, однозначно, решил Андрей, недобро вспомнив Оксану. Заметив за плечом турчанки объявление «Free Wi-Fi», он вернулся в номер, достал из рюкзака новый ноутбук и возвратился к стойке. Чтобы бы там ни говорили о Google, переводчик рулил. Сдержав гнев, Горностаев кратко написал, чем недоволен. Турок и турчанка, недоуменно переглянувшись, долго препирались. Судя по их репликам, выясняли, кто виноват. Турок жестом попросил гостя проследовать за ним. Они поднялись на второй этаж. Номер мало чем отличался от предыдущего, зато в нем присутствовал балкон, да и электроника беспрекословно подчинялась.

Откуда Андрей мог знать, что Оксана, подыскавшая отель, слегка слукавила. Оказалось, гостиница и на три звезды не тянет, даже нет бассейна, зато расположена не в унылом Кемере, а в крохотной бухте на Эгейском море. Городок зажат горами, аналог крымского Гурзуфа. Залив потрясающий. Туркам здешний отдых не по зубам, а для европейцев в самый раз.

Явившись на завтрак в ресторан, расположенный рядом с пляжем, Горностаев почувствовал себя советским человеком: за едой выстроилась очередь, гомонящая на разных языках. Он пристроился за седовласым пожилым мужчиной, досадуя, что рано поднялся, мог бы еще с полчасика поваляться в кровати. Минут через десять, когда за Андреем стояло больше десятка голодных постояльцев, к седоволосому туристу подкатила престарелая дама, скорее всего, жена. Они весело щебетали на английском, но потом женщина, нежно погладив собеседника по плечу, удалилась в хвост очереди. Надо же, подивился Андрей, кто бы возразил, если бы она заняла место перед мужем. Другое наблюдение, уже негативное, касалось крохотного пляжа гостиницы, на который он спустился с террасы ресторана после завтрака. Треть лежаков занимали отдыхающие, а на остальных валялись полотенца. Ни одного свободного места. Андрей бесцельно бродил по песку вдоль кромки прибоя, когда неожиданно услышал русскую речь.

– Зая, сгоришь, надень футболку.

– Котик, у меня кожа смуглая, мне солнышко нипочем.

Горностаев остановился и краем глаза окинул воркующую молодую парочку. Парень и девушка расположились на установленных впритык лежаках, повернувшись на бок, глядели друг на друга с обожанием и в упор не замечали окружающих. Судя по отсутствию загара, приехали недавно, однако плечи у обоих слегка подгорели. О принадлежности парня к россиянам красноречиво свидетельствовали узкие плавки, тогда как все иностранные мужики щеголяли в длинных шортах. Навязываться в собеседники Андрей не любил, но поскольку других русскоязычных граждан поблизости не наблюдалось, он подошел к соплеменникам, извинился за вторжение и представился. Парень с девушкой неподдельно обрадовались, вскочили на ноги и наперебой затараторили, перебивая друг друга. Матвей и Снежана сыграли свадьбу неделю назад, в этот отстойный отель их отправили предки, никаких развлечений, скукота смертная, на дискотеку нужно ездить в соседний городок. Не с кем словом переброситься, из постояльцев сплошные англичане, немцы и поляки, которые завели моду сразу после ужина занимать лежаки, набрасывая на них полотенца, а сами и не думают загорать, весь день после бурной ночи отсыпаются или где-то шляются. Торчать на пляже глупо, можно записаться на какую-нибудь экскурсию, например, они собрались посетить древний город Олимпос и огненную гору. Почему бы Андрею к ним не присоединиться?

***

На обратном пути с горы нога окончательно захандрила, пришлось опираться на плечо Матвея. Три дня Андрей отлеживался в номере. Хромая, спускался по лестнице в ресторан, на пляже не показывался. Валяясь на кровати с ноутбуком на животе, переписывался с Оксаной в «Фейсбуке».

«Ты там не скромничай, – наставляла она. – Приходи в ресторан пораньше, пока есть выбор, не суетись и не жадничай, накладывай в тарелки только то, что тебе нравится. О мясе даже не мечтай, оно тебе вредно, да и вряд ли ты его увидишь, так что налегай на салаты и фрукты. И пивом не заливайся, от него живот пухнет. Если вернешься с пузом, я с тобою раздружусь».

Андрей заверил, что к пиву равнодушен, благоразумно умолчав, что в ресторане стоят два автомата, выдающие всем желающим без каких-либо ограничений охлажденное сухое вино – красное и белое. Распробовав, он остановился на красном, терпком и вязком. Поначалу вино утоляло жажду, а затем вызывало легкое и приятное опьянение.

Когда позвонила мама, Андрей напрягся. Накануне отъезда в Турцию предупредил ее, что роуминг слишком дорог, но она, похоже, не поняла, что сын имел в виду. Мама не разбиралась в электронных технологиях, когда предложил ей в подарок ноутбук, запротестовала. Хорошо, что хоть простенький мобильник освоила.

Звонок полоснул по сердцу, в горле застрял ком. Он так и не признался, что сломал ногу. А ведь она, названивая ему, неизменно спрашивала о здоровье. Причем с такой дотошностью, что Андрей злился и однажды нагрубил. Ну почему мама наотрез отказывается переехать к нему? Он ведь костьми лег, чтобы собственным жильем обзавестись, втайне надеясь, что она таки продаст дом в проклятом поселке. Что ее держит в Крыму? Могилы? Он не раз объяснял, что будет возить ее к ним ежегодно. Тяжело вздохнув, Горностаев нажал на кнопку.

– Сыночек, ты как? Места себе не нахожу, чует сердце, с тобой что-то стряслось.