Стажёр замялся, но я понял его сомнения.
– Всё верно. Мы работаем. Постовой, докладывайте!
Последняя моя фраза была обращена к долговязому стражу уже минут пятнадцать замершему перед нами в стойке смирно. «Как же его зовут?» – подумал я, перебирая в памяти калейдоскоп имён.
Смахнув платком каплю влаги, побежавшую было из носа, он заглянул внутрь маленького блокнота с отрывными листами:
– Потерпевшая – Джисела Геккель, восемнадцать лет, племянница вдовца Ланзо Геккеля. Вот его лавка за углом. Складская 8. В наших списках Геккели не значатся. Предположительно убита в период с восьми до десяти вечера ударом тупого предмета в височную область.
Склонившись над телом девушки-брюнетки с вьющимися волосами и носом-пуговкой, я коснулся пальцем подошвы её обуви и уточнил:
– Известно куда и откуда шла?
– Да, гер инспектор, – вздёрнул подбородок постовой. – Дядя говорит, что в шесть вечера она отправилась к своей подруге Анне Штрубе на Каретную 12. Обычно гостила она у неё часа три и около девяти возвращалась домой. В половине десятого Ланзо Геккель забеспокоился. Вышел её встречать и обнаружил в переулке тело.
– Почему сразу нас не вызвал?
– Говорит был в шоке.
Стрекоза в конце концов стала добычей шустрой синички и птичка, прямо на мостовой, под копытами Бруснички, начала рвать тело насекомого маленьким клювом и лапками с коготками на конце.
– А кто её видел последний? – Ганс на корточках тщательно осматривал каждый сантиметр трупа, лежащего на животе, при помощи лупы подаренной ему Бруни. – Подруга?
– Никак нет, – щёлкнул каблуками постовой. – Штрубе утверждает, что Джисела к ней вчера не приходила. Хотя вроде бы собиралась. У убитой скоро свадьба и Анна подружка невесты. Все вечера проводят вместе.
– Вот как! – удивился я, подмигнув выглянувшему из кареты сонному, немного помятому Стичу удивлённо уставившемуся на утреннее солнышко, пробивавшееся сквозь тучки (пусть спит впрок, а то ночка нас ожидает весёлая). – А кто же тогда последний видел её?
– Шпеер, – длинные пальцы стража пробежались по листкам блокнота. – Местный молочник. Сорок пять лет. Один раз доставлялся к нам по жалобе соседки. Не поделили кладовку. Он вчера в пять вечера приносил творог и сметану, и девушка поприветствовала его и расплатилась с ним. Никаких телесных у неё не видел. Всё было нормально.
– А жених? Он где? – ожил Ганс разглядывая гематому на голове девушки.
– Тим Бёрг. Двадцать девять лет. Не привлекался. У него алиби, проверили. Он с бригадой работает за городом. Прибудут только в среду. На свадьбу бедняга зарабатывал, – вздохнул долговязый постовой по фамилии Мерс.
Вот фамилию вспомнил, а имя…
Вдоволь наевшись, синичка начала чистить свои крылышки и желтую грудку прыгая между лошадиными копытами.
– Каретная 12 это в половине квартале отсюда? – уточнил я у стража. – В конце переулка? Это там, где вчера трубу дренажную прорвало?
– Совершенно верно инспектор. «Городской глашатай» писал об этом. Трубу запаяли, но лужа до сих пор огромная и грязища, аж до рынка за соседним домом. Там же наклон так вот, всё к нам сбегает.
– Хм… – я сделал несколько шагов и выглянул из-за угла.
Возле скобяной лавки на старом ящике сидел мужчина средних лет с длинным носом, непромытыми волосами и выцветшими серыми глазами. По лицу его катились слёзы, которые он то и дело вытирал скомканным в кулаке платком. Взгляд вдовца был направлен себе под ноги, губы крепко сжаты.
Рядом с Геккелем стоял второй постовой – толстячок с яркими веснушками на щеках. Фамилию этого я знал. Бреер был двоюродным племянником Мулине. Не слишком сообразительный, зато старательный и хладнокровный.
Подняв голову и сдвинув треуголку на затылок, я увидел, что от самого входа в лавку и до выхода из переулка по правой стороне стены тянулся самодельный козырёк, защищающий хозяев от дождя. Убитая как раз и лежала под таким козырьком.
Вернувшись в переулок, я увидел, что Стич пододвинув Метель на козлах и поделившись с налётчиком едой, уплетал бутерброд с ветчиной и сыром, а наглая синичка кружилась над ними изредка пытаясь выхватить хлеб из рук.
Стажёр мой тем временем поднялся с земли, отряхнул колени и чуть помедлив спросил:
– Что пропало?
На этот раз долговязый постовой в блокнот не заглядывал, а перечислил всё по памяти. «Молодец какой!»
– Серебряное колечко с русалкой, которое Бёрг подарил на помолвку, серёжки с янтарём и простой кожаный кошелёк украшеный красной тесьмой. Но там вряд ли было больше пять-шести талеров.
– Убили девушку из-за такой мелочи? – удивился Ганс бросив взгляд на меня.
Я ничего отвечать ему. Просто наклонил голову и поднял брови как бы приглашая высказаться самому.
– Мне нужно съездить к Штрубе, чтобы опросить её, – как-то неуверенно произнёс парень, поворачиваясь к постовому.
Еле заметным движением Метель поймал дерзкую птичку. Осторожно удерживая хрупкое тельце, он щёлкнул по клюву пальцем и отпустил синичку. Птаха обрадована взвилась над каретой что-то снова щебеча и скрылось над крышами домов.
– Перед тем как ехать туда, Альбус, – наконец-то вспомнил имя стража я, – возьмите под стражу её дядю.
Мерс щёлкнул каблуками, а Ганс открыл было рот и с клацнув челюстью закрыл его.
– Почему?
Чуть разочарованно, но терпеливо я пояснил:
– Всё очевидно. Обувь девушки абсолютно чистая, подол платья тоже. Не вижу на ней ни плаща, ни зонта. Забрали грабители? Зачем? Скорее всего они дома на вешалке или у камина. Если бы она отправилась к подруге замаралась бы, покинула переулок, тоже. Двое суток дождь лили без остановки.
Ганс остервенело вцепился пятернёй в свои золотистые вихры, Альбус расплылся в широкой улыбке кивая на каждое моё слово, а я тем временем продолжал:
– Ссора скорее всего произошла дома. Живут они с дядей вдвоём. Ударил, понял, что натворил, вытащил на улицу, изобразил ограбление. О плаще, зонте, чистой обуви не подумал так как привык у себя чистым ходить. Козырёк надёжно прикрывает. Допрашивайте его.
Не успел я закончить как наверху громыхнуло и словно по щелчку с неба полился дождь.
Браслет на моём запястье загорелся ярко зелёным светом, что означало что меня вызывает начальство. Наконец-то начальник Городской стражи снизошёл до нас.
Глава 21. Это был хороший план
Щёлк! Клац! Горка очищенных фисташек – любимое лакомство моей Клары, лежала на столике перед дочерью. Следуя наставлению фрау Хубер, она тщательно прожёвывала каждый орешек.
– Сегодня опять придёшь поздно?
– Да моя хорошая, – кивнул я дочери укладывая поверх орешков ещё один – крупный и гладкий. – Мы все сегодня придём домой поздно. Ты уже будешь спать.
– Пооонятно, – грустно затянула моя рыбка отчего мне стало не по себе.
– Как тебе наши гости? – поспешил сменить тему я.
Прямо в цель! В глазах Клары блеснула радость.