Как по команде ребята захлопнули забрала шлемов.
Нас хоть и было меньше, но «Лисы» могли голыми руками порвать лёгкие «Паломники» и «Стражники» защищавшие чокавцев. И всё-таки они оказались не из пугливых. Из переулка подняв облако пыли, и чуть не раздавив парочку зевак, выскочил БМП «Василиск» ловко развернув в нашу сторону мелкокалиберную пушку.
Мы тоже в долгу не остались. Позади что-то уютно и приятно завибрировало, и повисшая в воздухе за нашими спинами «Неясыть» вызвала крики восторга и изумления на рынке (те местные что поумнее рванули куда подальше). Ох уж этот Мальцев.
Чокавцам радоваться точно не приходилось. Я видел, как несколько человек буквально готовы были рухнуть от страха. Ножки точно расползались в стороны.
– Убирайтесь отсюда! – произнёс я, взглянув на вставшую со мной плечом к плечу Бородину, и не подумавшую тоже надеть шлем.
– Чей это истребитель? – слегка охрипшим голосом спросил офицер.
– Мой личный.
– Мой это чей?
– Майора Алексея Бестужева…
– Но ваши люди называют вас подполковником, – удивил меня командовавшим чокавцами Длинный, что определённо указывало на то что ребятки наблюдали за нами с самого нашего появления на Даркуше. – У вас есть документы на него?
– А ты кто такой чтобы документы требовать? – посмеиваясь произнёс Лексин жестом прося Светлану и меня надеть шлемы на голову.
– Я представитель правопорядка. Мы ЧОК «Рубикон».
– Охранники? – скептически пробурчал Кирсанов дуло пулемёта которого медленно двигалось из стороны в сторону.
В ответ защёлкали затворы и загудели аккумуляторы энергетических винтовок нашего противника. Вроде бы надо испугаться, да? А мы дружно заржали. Да-да засмеялись так, что вокруг нас люди подпрыгнули.
Спросите почему? Ну так кто же собирается вступать в перестрелку если патрон не в патроннике, а аккумулятор обесточен. Не нюхали по-настоящему пороху ребята. Пугают. И сами боятся. У нас то всё было по-взрослому, предохранитель снят, нажимай на спусковой крючок и всё.
Кажется, Длинный это понял потому что опустил пистолет-пулемёт стволом вниз и уже совсем другим тоном спросил, указывая на погранца лежащего в пыли:
– Какое вам дело до него?
– А вам? – спросил я.
– Он бродяга. Такие совершаю преступления…
– Он ничего не сделал, наоборот… заступился за ребёнка, а ваши люди напали на него.
Болтать если честно мне жутко надоело, да и перестрелку на заполненной людьми площади устраивать не хотелось, поэтому я решил форсировать события и командирским, не терпящим возражения голосом добавил:
– Разговор закончен, офицер. Как владелец и директор ЧВК «Беннигсен», а значит в соответствии с п. 4 «Регламента Цивилизованных миров» находящийся в более привилегированном статусе, я требую отпустить этого человека и принести ему извинения.
Лексин рядом от восторга даже хрюкнул.
Чокавцы поняли, что проиграли и подняли с земли погранца. Даже пинал ему назад вернули и отряхнуть попытались.
– Что это за «Беннигсен» такой? – удивился один из рубиконовцев уходя. – В первый раз слышу.
– Ещё услышишь, – подмигнул ему Кирсанов поведя широкими плечами.
Купив бледным от страха беспризорникам целый пирог. Я остановился напротив погранца подумав, что нужно представиться:
– Бестужев Алексей. Хотя ты уже слышал…
– Поручик Карл Фрунзе, господин подполковник, – ответил тот располагающе улыбаясь Светлане протянувшей ему свой носовой платок, чтобы он вытер кровь с разбитого подбородка.
В близи я рассмотрел, что тонкий, но чёткий шрам на левом виске собеседника проходил через всю щёку и по скуле спускался прямо до шеи. Где же это его бедненького так распластало?
– Не русский что ли? – делано нахмурился Сергеев обнимая за плечи храбреца.
– Русский, – подхватил с земли пенал с вещами погранец. – Мама была поклонница советского композитора Карла Эриковича Раутио. А фамилия тоже известная…
– Отличная фамилия, – согласился я. – Полетишь с нами?
9. Первый контракт
Фрунзе оказался снайпером. Служил в Восьмом корпусе Пограничной стражи на Марсе, потом его перекинули на Тотлебен-2 где как раз начались стычки с Портой.
– Сорок девять, – произнёс я, вслух, заглядывая в небольшую, но уютную комнату с кроватью, стенным шкафом и даже недорогим, но кожаным креслом, поверхность которого я зачем-то поскрёб пальцем.
«Сорок девять комнат на двух этажах. Одинаковых, казарменного типа. Хотя я бы всё же отнёс их к офицерским. Это точно не музей. Первый этаж с его залами, библиотекой и экспозициями скорее для отвода глаз», – думал я, закрывая дверь последней комнаты и заглядывая в новенький санузел с кабинками с одной стороны стены и душевыми с другой, имеющийся на каждом этаже. Блин, тут даже пункт боепитания имелся в противоположной части коридора прямо напротив лестницы. Вроде кладовка как кладовка, но с решёткой оснащённой электронным замком вместо двери и полками подозрительно похожими на оружейные.
На первом этаже есть ещё несколько комнат повышенного комфорта (настоящие апартаменты) плюс кабинет руководителя, на нулевом – подземное бомбоубежище-склад с ангаром, да это место словно создано для ЧВК. Чем дальше, тем больше мне хотелось пообщаться с госпожой Знаменской об этом Колдфилде. Вот только скоро ли свидимся…
Спускаясь по ступеням вниз, я ещё раз вспомнил шрам на голове Фрунзе. Потомственный военный, а понижен в категории, а затем вообще списан. Как ему интересно было принять такое и почему не стал подавать рапорт на апелляцию? В конце концов, специалист его уровня мог остаться в войсках инструктором. Карл же снял все средства со своего банковского счёта и переехал на Периферию, здесь и налоги меньше и имперский рубль в цене. Открыл автосервис, который через пару-тройку лет прогорел, продал остатки бизнеса и отправил кругленькую сумму своей первой жене и дочери на Никулине. С тех пор слоняется по местным мирам берясь за любую работу. Странно… Позывной у него тоже был забавный.
* * *
– А почему «Савицкая»? – делая глоток кофе из кружки спросил Горелов.
– О, это интересно! – улыбнулся я, возвращая кружку себе. – Лариса Савицкая в 1981 году была единственной выжившей при авиакатастрофе. Представляешь самолёт рухнул с высоты пяти километров, а она выжила.
– Ничего себе! Тогда ведь никаких защитных костюмов не было.
– Какие костюмы, Слава? Она была гражданская они с мужем летели домой со свадебного путешествия.
– Так, я не понял. А Фрунзе тут причём?
– Через полтора года после начала службы взвод его возвращался с учений на десантном корабле. В него ударила молния из-за чего был повреждён стабилизатор. И надо же так было случится, что за пару километров до базы угодили в турбулентность. Машину тряхануло, перевернуло и они рухнули с высоты шесть с половиной км.
– Сколько выжило? – рука Горелова снова протянулась к моему кофе.
– Слава, да сходи уже себе сам налей! – засмеялся я тем не менее разжимая пальцы. – Выжил только Карл. И то благодаря «Покрову». Сломал пару рёбер, небольшой сотряс, вывих и всё. Неделя в больнички и хлёсткий позывной обеспечен.
В дальнем конце заднего двора нашей крепости-музея со вчерашнего дня появилась самодельная клетка с голубями. Кирсанов натянул сетку рабицу на дощатый каркас и алле-оп! Птички были ранены во время атаки на крепость (оказались на земле вместе с рухнувшими под огнём мелкокалиберной пушки деревьями, оглушены взрывами) и Бородина подобрала их, чтобы выходить. Никогда не любил птиц, но сейчас их курлыканье меня успокаивало. Света возилась не только с голубями, уже три дня за ней таскался щенок с обожжённой лапой про которого она тоже не забывала.
– Шрам на голове Фрунзе – это серьёзная травма и она явно получена не во время падения про которое ты мне рассказал, – тоже посмотрел на кузину Слава.