С горизонта
навстречу солнцу
поднималась сиренево-серая лёгкая грусть.
Тени ещё были совершенно уверены в себе.
Солнце опускалось всё ниже и ниже,
тихо краснея.
Всё выше и выше поднималась грусть.
Её лёгкая сиреневость
всё больше и больше уступала тяжёлой серости.
Они встретились –
уже ярко багряный,
чётко очерченный,
но ещё горящий внутренним жаром,
шар
и грусть,
почти совсем серая,
утопающая в темнеющей безнадёжности.
Тени уже потеряли свою уверенность.
Израненное серостью,
окровавленное солнце
тихо умирало…
И вот его уже нет.
А неподвижный воздух
всё ещё давит своей жаркой тяжестью.
Серость.
Всепобеждающая тёмной безнадёжностью серость.
Скоро ночь.
Принесёт ли она желанную прохладу?
1989
* * *
Осенних дней живительна пора,
И дарит то спокойное волненье,
Которое я чувствую в мгновенья,
Когда смотрю на языки костра.
Осенних дней живительна пора.
Уже не душит жуткий жар дневной;
И ночи без надежды на прохладу
Ушли надолго; и летит по саду,
Пугая листья, ветерок хмельной.
Уже не душит жуткий жар дневной.
И зелены?, и кра?сны, и желты?
Деревья, а иные вовсе голы;
И дух витает грустный и весёлый
Среди недолговечной пестроты.
И зелены?. И кра?сны. И желты?.
И голы… Зелены? вот так и мы,
Наивны, подойдя к осенней грани;
Или красны? стыдом воспоминаний;
Иль мертвенно желты?… и ждём зимы;
Иль вовсе голы. И они, и мы.