Идеальный гражданин

Следуя этим советам, вы сохраните чистую совесть и сделаете свой вклад в благоприятное разрешение вашего уголовного дела.

Поступление в ИВС

Открытое использование сил государственной машины

для контроля над трудящимися внутри страны

дорогостоящий и дестабилизирующий метод,

чаще это признак слабости, а не силы.

Иммануил Валерстайн, американский социолог

Я находился в клетке в комнате для обыска на Петровке. Два сотрудника МВД оформляли документы о моем поступлении. Настроение у меня было достаточно приподнятое, поэтому я активно общался с этими сотрудниками. Те удивлялись моей статье, особенно когда я заявил, что борюсь против Путина. Это выделило меня в их глазах на фоне основной массы других задержанных, которых они постоянно видят на работе. Как и полагается, они досмотрели мою сумку, одежду, изъяли шнурки. Такую процедуру я уже ранее проходил при административных задержаниях. Мне дали возможность выпить в клетке лимонад, который был запрещен в камере, оставили книжку, которую я боялся, что не разрешат взять в камеру. Кроссовки, лишнюю одежду, бритвы, лекарства оставили в моей сумке, которую положили в ячейку, на время моего пребывания в ИВС. С собой в камеру мне оставили тапочки, книгу, шоколад, туалетные принадлежности.

Изолятор временного содержания (ИВС) это учреждение МВД предназначенное для помещения туда подозреваемых и обвиняемых на время до помещения их в СИЗО, либо на время следственных действий. По закону допустимо содержание там людей на срок не более 10 дней в месяц.

Из клетки в камеру меня вели в наручниках, с тех пор нахождение в них стало для меня обыденным. На Петровке задержанные все время вне камеры передвигаются в наручниках. В целях безопасности в ИВС очень много дверей, закрытых на замки, которые приходиться миновать несколько раз на пути следования куда-либо. Перед тем как открыть дверь, сотрудник нажимает на кнопку, которая дистанционно подает сигнал о том, что дверь открывается. Пока полицейский открывает дверь, задержанный должен встать лицом к стене. Поначалу я не знал этого, увидев это, сотрудник поинтересовался:

– Ты раньше не сидел?

– Только в спецприемнике. – ответил я.

– И там лицом к стене не просили вставать?

– Да там все равно всем было. – сказал я как есть.

Такие меры безопасности естественно были излишни. В одиночку, без оружия, в наручниках, было невозможно преодолеть столько запертых дверей и сбежать, но система всегда старается перестраховаться, даже если это ущемляет личные свободы задержанного. Особенно абсурдно то, что такие меры применяют ко всем задержанным, даже если они обвиняются в ненасильственных преступлениях.

Меня завели в камеру. Это маленькое помещение с двумя кроватями из железа, зеленными, грубо окрашенными стенами, раковиной с зеркалом. В камере стоял приваренный к полу стол, со скамьей, настенные стальные шкафчики для продуктов, а также туалетная дыра за деревянной перегородкой. Окна были на довольно высоком уровне с решетками устроенными таким образом, что увидеть улицу было невозможно. Все крайне грубое и примитивное, без единого намека на уют. Само помещение было очень тесное. Перед выходом в камеру я получил постельные принадлежности, состоящие из жесткой подушки, тонкого старого матраса, теплого одеяла, а также странного белья. Это были очень тонкие и хрупкие полупрозрачные наволочка и простынки.

Когда я вошёл в камере уже содержался русский мужик лет 35-40. Я поздоровался и стал располагаться. После чего мы стали знакомиться. Мужчину звали Дмитрием, он был задержан за нанесение тяжких телесных повреждений обидчику своей жены. Сам он уже дважды сидел. Я поведал ему за что был задержан. Он выслушал и стал излагать свое мнение относительно моей ситуации, говорил, что революция в РФ невозможна, власть слишком сильна и я только зря проживаю жизнь, так как ничего хорошего на зоне нету. Естественно, что я спорил с ним, уверяя, что падали и более крепкие режимы, чем режим Путина, например СССР или ГДР. Меня поразило, что моя готовность к жертвам вызвала у него негодование. Как я в дальнейшем пойму, для заключенных куда понятнее те, кто садятся за решетку из-за того, что на воле хотели выгоды, кайфа, а не исполнение высших идеалов. Несмотря на это Дмитрий был согласен в том, что мы живем при антинародном правительстве. Просто не разделял наши методы.

– Вам нужно оружие, ехать в регионы, поднимать восстание, тогда бы у вас могло получиться. – говорил он мне.

– Мы так не действуем. – ответил я. – Наши методы это пропаганда в рамках закона. Даже если бы мы смогли получить оружие, что мы смогли бы сделать с многотысячной армией властей? Нас быстро бы задавили и весь мир, и вся страна этому аплодировали. Тогда как правильные слова, подрывающие основы власти, могут быть куда опаснее оружия.

Мы так и проговорили почти весь вечер. Перед сном я почитал научно-фантастическую книгу, взятую с собой. Я засыпал с мыслями о том, что будет дальше. Я рассчитывал, что суд не отправит меня в СИЗО, даже домашний арест меня не устраивал, ведь я хорошо знал основания для заключения под стражу, и их отсутствие в моем случае. Однако я понимал, что в этом государстве закон не является ценностью и поэтому морально готовился к тому, что мне придется отсидеть.

Кровать была неудобная, матрас очень тонкий, а постельное белье было настолько хрупким, что рвалось от резких движений. Простынка была уже матраса, постоянно сползала из-за этого. В результате приходилось спать на «голом» матрасе. К счастью я не страдал бессонницей, во многом в силу возраста, а также из-за тяжелого прошедшего дня. Знаю, что многие задержанные плохо спят в первые дни в ИВС из-за нервного перенапряжения, но я тогда был не так взволнован и спал как убитый.

Проснулся где-то в 7 утра. Принесли завтрак. Несмотря на хороший сон все тело ныло от боли, слишком уж неудобная была кровать. Завтракать не стал, так как не люблю каши, и лег дальше спать, проснувшись перед проверкой.

Проверка представляла собой мероприятие, когда несколько сотрудников входят в камеру, проводят перекличку, спрашивают, есть ли у нас жалобы и заявления. Попутно полицейские визуально осматривают камеру, придумывая к чему можно прицепиться, например, просят убрать посуду в шкаф и подобное, тем самым создавая иллюзию работы, но делали они это довольно вежливо, а их просьбы не были особенно обременительны. Хотя вызывало определенное недовольство, что тебе приходится делать то как тебе говорят, а не как ты хочешь в таких, казалось бы, малозначимых, бытовых моментах.

В этот мне сделали передачу, в результате у меня появилось нормальное постельное белье, колбаса, чай, сладости, новая книга.

В течение дня меня вывели на дактилоскопию (естественно в наручниках). Там у меня переписали особые приметы, сфотографировали и взяли отпечатки пальцев. После обеда меня повели в специальный кабинет для встреч со следователем. Вели меня туда, минуя длинные коридоры и кучи запертых дверей. По ходу маршрута я поразился размерами здания.

Наконец, меня привели в кабинет, где сняли наручники. В кабинете сидели Быстров и адвокат по назначению. Как оказалось, мой адвокат по договору не смог прийти. Следственное дело, ради которого я пришел, состояло в предъявление обвинения. В соответствии с законом, предъявление обвинения происходит, когда следствие собрало достаточное количество доказательств для того, чтобы сделать вывод о причастности лица к совершению преступления. Став обвиняемым, лицо уже подробно знает суть предъявленного обвинения. На практике это формальная процедура, которая принципиально ничего не меняла в моем случае. В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого ничего особо нового, по сравнению с постановлением о возбуждении дела, не содержалось. Хотя предъявление обвинения было необходимо, чтобы меня могли заключить под стражу на длительный срок.

Я ознакомился с обвинением, адвокат попросила номер телефона моих родных, чтобы они могли передать в суд свидетельство о моем праве собственности на долю в нашей квартире, чтобы можно было отправить меня под домашний арест. После чего мне, в соответствии с законом, было вновь предложено дать показания, и естественно, я вновь отказался их озвучить. Мы еще немного поговорили. Следователь поинтересовался, с кем меня посадили. Я ответил, что с мужиком, проходящим по 111 статье (причинение тяжких телесных повреждений). Следователь забеспокоился, ну или сделал вид, что забеспокоился. На это я ответил, что мужчина достаточно адекватный. Адвокат на это рассказала историю про своего подзащитного, который также проходил по 111 статье, его особенность была в том, что это был небольшой парень, в то время как потерпевший был достаточно здоровым. Адвокат поражалась, как ее подзащитный смог голыми руками причинить тяжкие телесные повреждения.

– Ну Владимир вон тоже небольшой, а на днях за себя смог постоять. –решил польстит мне следователь.

Он намекал на случай, произошедший за день до моего задержания, тогда я подрался с неадекватным болельщиком, из-за чего на лице у меня осталось пару царапин. Никто о той потасовке не пострадал, я ни на кого не нападал, поэтому не видел в этом ничего криминального и рассказал Быстрову все как есть в день задержания, когда он поинтересовался, что у меня с лицом.

Ещё немного поговорив, адвокат ушла, Быстров тоже ушел, предварительно вызвав сотрудника ИВС, который увел меня в камеру.

В принципе советы по предъявлению обвинения те же самые, что и при задержании. Не давайте показаний без консультаций с адвокатом по договору, в личной беседе не рассказывайте следователю то, что ему знать не нужно. Внимательно читайте документы, которые вам выдают, ища, за что можно зацепиться в дальнейшем. Любые действия, которые вы посчитаете незаконными, записывайте в протокол допроса.

На следующий день после предъявления обвинения меня повезли в суд …

Избрание меры пресечения

Блаженны изгнанные за правду,

ибо их есть Царствие небесное.

Евангелие от Матфея, 5:10

В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом (УПК), избрание и продление меры пресечения, во время предварительного расследования осуществляет суд по месту нахождения органа, осуществляющего следствие. Учитывая, что в отношении меня следствие вело ГСУ СК РФ, избрать мне меру пресечения должен был, печально известный , Басманный суд.

В суд меня повезли где-то в обед. Перед тем как посадить в автомобиль меня ненадолго посадили в тесную камеру для ожидания, в которой находилась одна лишь скамейка. Разумеется, каждый раз на выходе из камеры меня тщательно обыскивали. В камере я сидел недолго, ожидая очередного решения каких то бюрократических вопросов.

Через пару минут дверь отворилась, сотрудники стали расспрашивать относительно моей учебы в Институте прокуратуры, работал ли я в правоохранительных органах или служил ли я в Росгвардии. На что я ответил, что в органах не служил и в Институте прокуратуры учился как обычный гражданский студент. Эти вопросы задавали так, как по закону нельзя содержать бывших сотрудников с обычными уголовниками. После этого меня вывели в гараж ИВС и еще раз обыскали.

– Какая у тебя статья? – спросил меня сотрудник перед тем как посадить в автомобиль.

– 282. – ответил я.

– Это что?

– Экстремизм.

– Сойдет.

У меня еще неоднократно будут в дальнейшем интересоваться, что означает статья 282. В сравнении с простыми, общеуголовными статьями, привлекаемые по 282 попадаются относительно редко, из-за этого мало кто понимает сразу, в чем меня обвиняют.

Меня завели в автомобиль для перевозки заключенных – автозак. Это была специально оборудованная «Газель», без окон в кузове. В нем было несколько отделений. Меня завели в одно из них («стакан») не снимая наручников. Это было тесное помещение размером менее одного квадратного метра, с малюсеньким сиденьем. Никакого искусственного освещения в нем не было, из-за тесноты человек страдающий клаустрофобией серьезно занервничал бы. Я чувствовал себя нормально, но было скучно. Пока мы ехали, я не знал, сколько времени, где мы едем. Я ожидал, что заключенных перевозят в тех же автозаках, что и административно задержанных, то есть достаточно просторных, с окнами. Но оказалось все намного хуже.

Мы ехали не слишком долго. Когда приехали, меня вывели во внутренний дворик суда. Помимо того, что я сам был в наручниках, ко мне прикрепили вторые наручники конвоир, чтобы я не мог отойти от него. Я поражался, как же они перестраховываются!

Помимо меня и конвоя, из автомобиля вывели еще одного мужчину, также в наручниках. Ему было лет 40, он был перепуган не на шутку, одет в деловой костюм, в руках у него было несколько пакетов. Нас завели в здание суда. Раньше думал, что до заседания заключенные ждут суда в автозаке. Как оказалось, в подвале суда были специальные помещения – боксы, где временно находились заключенные, ожидая заседания. Кроме того там же располагалась комната отдыха для конвоя, туалетные комнаты. В один из боксов заперли меня и того мужчину в костюме. Бокс это крохотное помещение, где более менее нормально могли себя чувствовать два человека. В этом боксе, как и во всех остальных, ничего кроме деревянной скамейки не было. При необходимости попасть в туалет, надо было постучать в дверь и позвать сотрудника, хотя те сами узнавали у нас, нужно ли нам в отхожее место. Туда водили без наручников, но держа руки за спиной. Дверь в туалете держали открытой, чтобы стоящий рядом сотрудник полиции мог знать, чем заключенный там занимается. Перед помещением в бокс проводили легкий обыск, скорее даже просто формально.

Решил пообщаться с человеком в костюме.

– Какая статья? – спросил я.