Житиé Святого Валентина

– Ты… ты… ты христианин? – испуганно произнёс Кратоний. Далеко не все римляне понимали христиан. Принять идею одного бога для римлянина в то время было кощунством. Как один единственный бог может уследить за всем и всеми?

– Да, учёнейший, я христианин и горд тем, что смог отказаться от поклонения богам-идолам! – то, как это произнёс Прокул, та абсолютная вера в свою правоту, которую излучал его взгляд, поразили Кратония настолько, что он не нашёлся с ответом и сидел на ложе, во все глаза глядя на юношу.

– Давай дадим возможность Прокулу насытиться, а потом он отведёт нас к своему учителю, – мягко сказал Пронтоний, обратившись к Кратонию.

За всё время пока Прокул ел, за столом не было произнесено ни единого слова. Пронтоний со своим старшим братом изредка перебрасывались понимающими взглядами, а Кратоний сидел, устремив взгляд куда-то сквозь стену, и на лице его сменяли друг друга то скорбь, то удивление, то надежда.

Когда Прокул встал с ложа и опустил руки в таз для омовения, который ему сразу же заботливо поднесла рабыня, Кратоний вскинулся:

– А примет ли нас твой учитель, если он способен творить такие чудеса?

– Учитель способен на многое, но ему чужда гордыня. Гордыня в Христианстве считается одним из самых главных грехов, – со снисходительностью человека, которому открыто больше чем остальным, и, одновременно мягко и успокаивающе, ответил Прокул. – Перед Богом равны все и Учитель не делает между людьми никаких различий на основании их имущественного или общественного положения, – заметив, что Кратоний собирается что-то сказать, Прокул продолжил уже более твёрдым тоном. – Такова наша вера, и должен предупредить, что в сложных случаях Учитель в силах помочь только тому, кто искренне её примет.

Сесть в лектику Прокул наотрез отказался. Пронтоний из солидарности с ним тоже решил идти пешком, несмотря на попытки старшего брата доказать ему неприличие подобного передвижения по городу для благородного человека. Кратоний от нетерпения увидеть человека, который, возможно, облегчит участь его сына, а, может быть, и излечит от недуга полностью, готов был преодолеть путь до встречи с ним любым, желательно самым быстрым способом. И они отправились в путь пешком.

Идти пришлось довольно долго. Они уже практически миновали окраину Рима, когда Прокул остановился у неказистого на вид одноэтажного здания, у которого стояла лектика и восемь рабов носильщиков, и трижды постучал в дверь.

Когда дверь раскрылась, оттуда выглянул юноша-ровесник Прокула. Взгляд его мгновенно стал настороженным, когда он увидел двух, судя по одеждам, важных римлян. Взгляд его стал испуганным, когда он отметил для себя воинские тунику. калиги Пронтония и меч, висевший в ножнах на поясе.

– Всё в порядке, Эфинус, эти люди пришли к Учителю не со злым умыслом, – успокоил этого юношу Прокул.

В помещении, куда они вошли было достаточно светло: свет лился из отверстия в крыше, предназначенного помимо освещения и для сбора дождевой воды в имплювий – небольшой бассейн в полу. Помещение было довольно большим, потолки – высокими, но Кратония поразила большая картина, написанная масляными красками прямо на стене.

На ней был изображён молодой мужчина с длинными спускающимися на плечи русыми волосами и такой же бородой, одетый в розовую тунику с наброшенным на неё голубым плащом, несущий на плече овцу[20 - Икон в те времена ещё не было и Христа чаще всего изображали на картинах, несущим на плечах заблудшую овцу.]. Внимание сразу приковывали его глаза: казалось, что этот взгляд проникает в самые затаённые уголки души; что изображённый на картине человек знает всё, что было, есть и будет и готов использовать это знание во благо людям. Кратоний поразился мастерству художника, сумевшему передать зрителю одной лишь кистью такой сложный эмоциональный посыл. Римляне были большими ценителями искусств, и Кратоний, как один из самых учёнейших из них, не был исключением.

С трудом оторвавшись от созерцания картины, Кратоний осмотрелся. Эфинус оставил гостей на попечение Прокула и занялся смешиванием каких-то растворов на большом столе в углу помещения. Пронтоний, подойдя к картине на стене, с интересом её рассматривал. Прокул прошёл в боковую комнату, и недолго пробыв в ней, вышел и сообщил, указав на человека в богатых одеждах с сильно отекшей щекой, сидевшего на лавке у этой комнаты:

– Учитель примет нас, как только окажет помощь этому человеку.

Через некоторое время, когда человек с отёкшей щекой, вошёл в боковую комнату, оттуда раздался вопль боли, но сразу всё стихло.

Кратония бросило в жар. «Уж не занимается ли этот пресловутый учитель колдовством?»

Едва только у него мелькнула эта мысль, как из двери вышел человек, щека которого уже была значительно менее опухшей, а вид не таким страдальческим. Следом за ним шёл молодой мужчина лет тридцати с длинными чёрными волосами, но во всём остальном поразительно похожий на человека, изображённого на картине. Главное, что бросалось в глаза в его облике, – это редкое сочетание достоинства и непринуждённой простоты, которым обладают немногие. Он был высок, безупречно сложен, во всех его жестах чувствовалась уверенность в себе. Сходство с человеком, изображённым на картине, усиливал пронзительный взгляд карих глаз, казалось, что в нём тоже было знание всего того, что было, что есть и что будет.

– Возьмите же хоть на этот раз деньги, отче. Мне право стыдно в очередной раз обращаться к вам за помощью ничего не оставив в знак благодарности, – речь из-за опухшей щеки была нечёткой, но в ней чувствовалась натуральная искренность.

– Я уже говорил вам, сенатор, что мой Бог тут же лишит меня способности к врачеванию, если я стану делать это за деньги. Возьмите на память свой зуб, как видите, он совершенно разрушен костным гниением, которое перешло на десну и вызвало опухоль. Рекомендую вам утром и вечером полоскать рот настоем ромашки, который сейчас вам даст Эфинус, – так ваши зубы прослужат вам дольше. А деньги, сколько считаете нужным, отдайте Эфинусу на нужды нашей общины.

Кратоний поразился услышанному: все лекари, с которыми он до сих пор имел дело, прежде всего, заводили разговор о деньгах и стремились взять с него как можно больше.

Прокул собрался представить учителю пришедших, но тот жестом остановил его и, приветственно поклонившись Пронтонию, подошёл к Кратонию.

– Дайте мне вашу руку, – требовательно сказал он и Кратоний тут же подчинился. Когда его рука очутилась в руке Учителя, он ощутил быстро прошедшее лёгкое покалывание. Учитель полуприкрыл глаза, и замер, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя самого. Постояв так недолго, он заговорил:

– Я много слышал о вас, уважаемый Кратоний. Своей учёностью вы снискали себе в Риме заслуженное уважение и известность. Я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы дали мне переписать трактат «Прогностика», написанный Победителем чумы[21 - Гиппократ – древнегреческий доктор, философ, реформатор античной медицины.], который вы сейчас переводите для императорской библиотеки. Но это после… После излечения вашего сына. К сожалению, его болезнь такова, что мне одному с ней не справиться – у меня просто не хватит на это духовной энергии.

От последних слов Кратоний окаменел, но Учитель, почувствовав изменение его состояния, успокоил:

– Болезнь вашего сына из разряда тех, что не лечится травами, ножом для пускания крови или уколами золотых игл в жизненно важных местах. Она лечится только целенаправленным духовным воздействием и здесь усилий одного человека недостаточно. Прокул может подтвердить вам, что вместе со мной за его исцеление, молились его отец и мать, Царствие им Небесное, – Учитель, Прокул и Эфинус при этих словах правой рукой сделали жест, словно изображая перед лицом и грудью крест.

Учитель продолжил:

– Вам придётся принять Христианство, совершить таинство Крещения и молиться вместе со мной за исцеление вашего сына. Иначе я вам помочь ничем не смогу. А я в помощи не имею права отказать даже представителю власти, которая преследует моих единоверцев, как бешеных собак. В моей безотказности вы только что имели возможность убедиться.

Кратоний едва успел подумать про себя, что ради здоровья своего сына готов поверить во что угодно и сделать что угодно, если это поможет, как Учитель распорядился:

– Прокул и Эфинус, приготовьте всё, что нам будет нужно для проживания в доме Кратония и для Крещения мальчика и его родителей. Сюда мальчика перевозить нельзя. Отправляемся туда прямо сейчас – болезнь прогрессирует и приближается к критической точке, из которой нет возврата назад. Аполлоний ушёл собирать травы, оставьте ему послание и с помощью Кратония подробно напишите ему, как нас найти.

После этого учитель перевернул ладонь Кратония в положение для рукопожатия и, пожав ему руку, сказал:

– Зовите меня Валентин!

Глава 3

Валентину и его помощникам-ученикам отвели комнату рядом с комнатой Геримона. Валентин отказался есть, сославшись на то, что надо спешить и немедленно приступил к процедуре Крещения мальчика.

Пока Эфинус укрепил в правом от кресла мальчика углу, доску, на которой масляными красками был изображён Христос, несший на себе заблудшую овцу, Валентин объяснил Кратонию, что Крещение – есть духовное рождение человека для таинственной жизни с Богом, которое происходит лишь однажды. В таинстве Крещения человеку даётся благодать Святого Духа, помогающего ему обогащаться духовно, укрепляться в любви к Богу и ближним, и право на ответную любовь Бога, если он того заслуживает.

После этого в комнате мальчика с ним остались только Валентин, Прокул и Эфинус.

Поскольку родители мальчика ещё не прошли таинства Крещения, крестить его решили по вере крёстного отца – эту ответственность взял на себя Прокул. Таинство крещения длилось более двух клепс[22 - Каждый час у римлян и греков делился на три клепсы, вследствие чего водяные часы назывались клепсидрами.], лишь по истечении этого времени Валентин разрешил войти в комнату Геримона его родителям.

У Кратония от боли сжалось сердце, когда он увидел сына с мокрыми волосами и с надетым через голову белым одеянием. Он с ужасом представил, как мучился мальчик, когда на него натягивали это белое одеяние, но вдруг обратил внимание на то, что во взгляде сына появилась умиротворённость, и он впервые за долгое время не встретил его ставшей уже традиционной фразой: «Папа, больно!» Сын сидел молча, взгляд его был осмысленным и устремлён на пламя свечи, которую держал в руках Прокул.

Не мешкая, Валентин стал разъяснять Кратонию и его жене – Цецилии – всё, что им необходимо делать в ходе таинства Крещения. Крёстным отцом Кратония согласился стать Эфинус, а крёстной матерью Цецилии – рабыня Лигия, которую по просьбе Валентина привёл Пронтоний из дома своего брата.

Кратоний выполнял всё необходимое механически. На втором уровне его сознания всё время крутилась мысль о благоприятной перемене, произошедшей с сыном после Крещения, и параллельно ей крепла уверенность, что Бог христиан способен творить чудеса. Он хотел верить в такого Бога, он готов был служить ему всю жизнь. Кратоний машинально дёрнулся, когда Валентин окропил его голову водой и произнёс: «Во имя Отца…» Дальше Кратоний стоял спокойно до заключительных слов таинства, произнесённых Валентином: «Все вы во Христа крестившиеся, во Христа облеклись».

Позже, обсуждая с женой свои чувства, он признался ей, что после этих слов ощутил себя малой, но важной частицей чего-то огромного и чрезвычайно важного, могущественного и в то же время доброго.

Сразу после окончания таинства Крещения Валентин приказал поднять мальчика из кресла. Положив на пол мягкую подушку, и поставив небольшой табурет, Валентин расположил Геримона так, что тот коленями опирался на подушку, а грудь лежала на табурете. После этого Валентин приказал всем остальным покинуть комнату Геримона, молиться за исцеление мальчика и не входить в комнату, что бы ни случилось до рассвета.

– Молись вместе со мной Геримон, просто повторяй то, что говорю я, – услышал Кратоний, покидая комнату сына голос Валентина.

Кратоний замешкался и оглянулся. Тело мальчика недвижимым кулём лежало на табуретке, а голова уродливо дёргалась в попытках смотреть на доску с изображением Христа и повторять вслед за Валентином слова молитвы. От этой жуткой картины Кратоний едва не потерял сознание, но тут Цецилия сильно потянула его за руку и вывела из комнаты сына, осторожно, но плотно прикрыв за собой дверь.

Молиться они расположились в соседней комнате. Прокул укрепил в углу комнаты ещё одну доску с изображением Христа, а Эфинус достал из большого деревянного цилиндра пергаментные свитки с молитвами. Пронтоний в ходе всех этих приготовлений ощутил себя лишним и незаметно удалился в одну из соседних комнат: он не чувствовал себя готовым принять новую веру.

Прокул читал молитвы, а остальные повторяли за ним слова. Вскоре к ним присоединился Аполлоний.

Повторяя слова молитвы за Прокулом, Кратоний с удивлением отметил про себя, что с того момента, когда покинул дом старшего брата Пронтония, ничего не ел, и есть ему не хочется.

Ближе к полуночи монотонное чтение молитв, стояние на коленях, испарения от плавящегося воска свечей утомили Кратония. Боковым зрением он посмотрел на остальных: Цецилия тоже заметно устала, Лигия повторяла слова молитвы полуприкрыв глаза, лица Эфинуса и Аполлония были бледными и лишь Прокул по-прежнему твердо и чётко произносил слова молитвы и никаких признаков усталости не проявлял.

За четверть клепсы до полуночи в комнате, где они молились, что-то стало меняться. Кратонию показалось, что воздух в комнате стал густым, закружилась голова, пламя свечей стало наклоняться в противоположную сторону от комнаты, в которой остались мальчик и Валентин, несмотря на то, что никаких сквозняков в комнате не было.

Невидимыми волнами от комнаты мальчика постепенно, но быстро наползало что-то мощное, что Кратоний неосознанно определил, как Сила. Это невидимое давление медленно нарастало…