Комбат по прозвищу «Снежный Лис»

Они столкнулись с лейтенантом и оба застряли в узком отсечном ходу

– Там граната, – в отчаянии повторил сапёр, и это были его последние слова.

Взрыв «лимонки» разнёс огнемёт, в баке которого оставалось литров десять горючей смеси. Выплеснувшись, она сжигала всё, что находилось вокруг. Через секунды взорвались несколько магнитных мин, завалив отсечный ход.

Сапёр был убит, тело его горело. Гельмут, пока ещё не чувствуя боли, кое-как выбрался из-под осыпавшейся земли. По камуфляжной куртке расползалось шипящее тысячеградусное пламя. Острой болью прожгло руку, затем спину.

Лейтенант, выкормыш гитлерюгенда, которому лично пожимал руку фюрер, извиваясь, стаскивал с себя куртку. Она расползалась вместе с френчем и тёплой нательной рубашкой. Гельмут догадался расстегнуть кожаный пояс с кобурой и запасными магазинами. Морозный ветер немного заглушил боль, но, взглянув на левую руку, лейтенант ужаснулся – она обгорела от кисти до локтя.

– Хильфе! Помогите! – звал на помощь лейтенант.

От такого зрелища мог потерять самообладание куда более опытный офицер. Гельмут же оставался, по сути, мальчишкой, прожившим короткую мутную жизнь. Мелькнули в памяти расстрелянные еврейские девушки, их обнажённые тела, которыми они пытались откупиться от смерти.

Кормой вниз уходил под воду огромный пароход. С бортов прыгали беженцы, матери прижимали к себе детей, а снаряды добивали судно и тех, кто пытался выплыть. Это было под Севастополем.

Гельмут вдруг остановился, почуяв опасность. На краю отсечной траншеи стоял низкорослый русский солдат с автоматом, рассматривая обгоревшего немца. Возможно, русский бы пощадил его, но разглядел на груди вытатуированную свастику.

– Фашист?

– Найн, – замотал головой Гельмут, выставив обожжённую руку.

Очередь опрокинула лейтенанта на дно отсечного хода, а русский солдат, сняв с запястья трофейные часы, убедился, что они не ходят.

– Сволочь фашистская, – бормотал низкорослый солдат из-под города Пскова. – Свастику на груди выколол и пощады просит.

Ночная атака штурмовых групп была отбита. А после полуночи наконец появились головные роты стрелкового полка. Лошади тянули лёгкие «сорокапятки»; повозки с боеприпасами и разным хозяйственным барахлом, полевые кухни. Уставшие после долгой дороги пехотинцы в длиннополых шинелях и обледеневших валенках обессилено садились на снег и жадно затягивались искрящимися на ветру самокрутками.

– Наконец-то «махра» (прозвище пехоты – авт.) пожаловала, – зубоскалили танкисты. – Как раз после драки кулаками помахать.

– Зато вы тут вдоволь навоевались, – поддевали танкистов измотанные долгим маршем пехотинцы. – За бронёй из пушек можно фрицев бить. Вас на пулемёты в лобовую атаку не гонят.

– Тут не только пулемёты, а целый дивизион дальнобойных орудий нас встречал. Всех прикончили и контратаку отбили, пока вас дожидались.

– Не радуйтесь, герои, мы ещё своё получим, – огрызнулся пожилой сержант. – Здесь один полк уже наступал, весь склон погибшими завален.

– Разуй глаза – наши сгоревшие коробочки увидишь! Думаешь, легко тут было?

– Никому на этой войне не сладко, – подвёл итог пустой болтовни бывалый сержант. – Хорошо хоть фрицы траншеи выкопали и блиндажи добротные. Не то что наши землянки. Правда, помяли вы их гусеницами, но мы расчистим.

Из кустарника на склоне небольшого холма ударил трассирующими очередями немецкий пулемёт. Расстояние в два с лишним километра рассеивало очереди, но пехота дружно ударила в ответ из трёхлинеек и максима.

– Прекратить стрельбу!

Командиры рот спешно наводили порядок и занимали место для обороны, расширяя обрушенные траншеи.

– Откуда вероятнее всего ждать главных ударов? – вежливо козырнув, обратился к Шестакову один из ротных командиров.

– Решайте сами, – пожал плечами комбат. – С одной стороны, Паулюс с его окружённой группировкой, а с юго-запада – Манштейн. По нам сразу с трёх сторон ударили.

– У вас танки с трёхдюймовыми пушками, а у нас на четыре роты всего батарея «сорокапяток».

– Мне тебя пожалеть, что ли? – вскинулся капитан. – Плацдарм для вас отбили, а вы решить не можете, в какой стороне немцы находятся.

– Определимся как-нибудь, – обиженно буркнул ротный.

Солдаты устраивались в траншеях, пулемётчики обустраивали гнёзда для максимов. Рассматривали смятые дальнобойные орудия с массивными стволами, убитых немецких артиллеристов.

– Крепко поработали танкисты.

– Внезапно налетели. Фрицы и опомниться не успели.

– Дураки немцы, так, что ли? – насмешливо перебил разговор пехотинцев командир второй роты Родион Соломин. – Дрыхли без задних ног,

а нам только и оставалось, что прихлопнуть их, как сонных мух. Вы это настроение бросьте. Фрицы воевать умеют.

– Эй, кто тут старший из танкистов? – раздался чей-то властный голос.

Полковой комиссар в полушубке и шапке-папахе, оглядев комбата Шестакова, снисходительно похвалил.

– Неплохо воевал, капитан.

– Весь батальон воевал и десантная рота.

– Сколько машин на ходу?

– Пятнадцать, – с трудом сдерживаясь, отозвался Шестаков. – Из них три лёгких танка Т-70. Ещё три машины надеемся отремонтировать в течение дня.

Казалось, ничего особенного. Полковой комиссар, как старший по должности и званию, имел право поинтересоваться боеспособностью танкового батальона. Хотя танкисты напрямую ему не подчинялись. Но Андрея Шестакова задел снисходительный тон комиссара.

– Лёгкие или тяжёлые, но танки есть танки. И каждый вооружён пушкой и пулемётами. Так, что ли, товарищ Шестаков? Они нам в обороне очень пригодятся, пока не подойдёт дивизионная артиллерия.

– У танкового батальона своё задание. Нам должны подвезти снаряды и горючее, а к вечеру мы выступаем.

– В боевой поход? – засмеялся помощник комиссара по комсомолу, рослый лейтенант в полушубке с автоматом.

Шестаков промолчал. Комсомольский вожак в добротном полушубке, валенках, с туго набитой полевой сумкой, да ещё с автоматом – явно из породы штабных вояк. Не то что рядовые бойцы в поношенных шинелях, многие в ботинках с обледеневшими обмотками – валенки далеко не у всех.

– Выступите, когда получите приказ, – не стал обострять отношения комиссар. – А пока будете держать оборону вместе с полком.

– Комсомольцы твои в ботинках не мёрзнут? – поддел лейтенанта механик-водитель Никита Пименов. – У побитых фрицев сапогами можете разжиться. И носками тёплыми.

– Обойдёмся без фашистских обносков, – гордо заявил главный комсомолец. – А часы, небось, все растащили?

– Нет, тебя дожидались! Вон, гранату подбери, пригодится. Автомат и пистолет таскаешь, а гранаты забыл, Непорядок.

Позубоскалив, заняли свои места. Перед рассветом пришли два грузовика со снарядами и горючим. Торопились заправиться, пехота помогала носить тяжёлые снаряды, которые загружали через люки. Танкисты едва держались на ногах от усталости. Наконец, дали команду отдыхать.

Спали до того крепко, что некоторые не просыпались даже от взрывов мин, благо молчала тяжёлая немецкая артиллерия. Видимо, берегли снаряды на случай наступления русских.