Элитарные игры осени

– Очерков без смысла тоже не бывает!

Валериан Юрьевич вскинул руки:

– Не надо, пожалуйста! Вы ведь поняли.

Дмитрий навалился на край стола и, глядя в глаза собеседнику, спросил:

– Зачем вам «это»?

Валериан Юрьевич тоже придвинулся к столу.

– Неужели вы думаете, что я так и буду выпендриваться? Мое объяснение вас не устроило. Понимаю. Когда-нибудь я обо всём расскажу. И тогда мои причуды покажутся вам естественными.

Он опёрся руками о край стола, собираясь встать, и добавил:

– Деньги ваши. А через неделю, как я надеюсь, вы принесёте что-нибудь более впечатляющее. Всего доброго!

Он ушёл. Дмитрий ещё несколько минут сидел, вертя в руках пустую чашку. Его не грела мысль о будто свалившемся с небес заработке. И даже главный вопрос: для чего его новому знакомому эти россказни – перестал казаться интригующим, словно Дмитрий уже согласился с тем, что творчество есть самоцель, и потому все прочие интересы должны быть отброшены на обочину.

* * *

Прошло три дня после получения неожиданного и, надо признать, приличного гонорара. Три дня не было желания писать; не хотелось даже включать компьютер ради игры в преферанс. Но поздно вечером, – опять в темноте, – Дмитрий заставил себя сесть за стол. Голова продолжала хранить молчание. Он выпил крепкий чай с большой порцией сахара и снова уткнулся взглядом в бумагу.

Смысл. Нужен какой-то «особый» смысл. Но ведь каждый пеший маршрут имел особый смысл. Практический. Без эзотерики. А также полёт, поездка…

Впрочем…

А ведь одна поездка завершилась не просто «особым», а именно «тем» смыслом! Может быть, и не одна, но эта – точно.

Никто из вас не падал вместе с машиной в кювет? – Вам повезло. Однако думаю, что иногда это бывает не страшно, особенно если такой финт обходится без последствий для здоровья и не ломает стереотипы вашей, уже порядком окостеневшей, картины мироздания.

Мы вели съёмку на юге легендарной горной страны. Как-то раз я и один техник, документатор шурфов, – имени уже не помню, – вместе с шофёром Яшей отправились к горнякам в дальний выкидной лагерь. Ехали, ехали, болтая о погоде, политике, бабах – и с размаху влетели в промоину. Что было дальше, помнится с фотографической точностью. Опрокидывались неторопливо, соображали ещё медленней. Испугаться и вовсе не успели. Наш «ГАЗ-66» постоял, подумав, на двух колёсах и с облегчением завалился на правый бок.

С минуту мы отдыхали: Яша – повиснув на руле, я – лёжа на двери; затем выбрались наружу и закурили. Техник находился в будке. Он накануне хорошо «набрался» и пережил эту аварию, как и мы, без последствий.

Солнце играло в стекляшках разбитого окна. Фары недоумённо пялились на нас, горемычных.

Яша собрался идти за подмогой, хотя на всём пути я не встретил ни единого намёка на кишлак. Он был оптимистом с собачьим нюхом и, наверное, с такой же лёгкостью отправился бы искать жильё где-нибудь в Каракумах.

Я пошёл в «противоположную» сторону. Возле машины остался техник.

Через несколько минут справа открылось ущелье, исток которого, если верить карте, располагался на отметке в две тысячи двести метров. Ущелье поразило меня своей неприветливостью. С его верховьев, казалось, стекал холод. Пройдя, ради утехи любопытства, два десятка шагов, я услыхал неясный ропот, похожий на чей-то неторопливый монолог. Он перебивал шум ручья не силой звука, а непривычной ритмикой выразительных фраз. С этого момента я уже не мог повернуть назад. Я потянулся на звук, как на пенье сирен, забыв о машине, о цели поездки и, пожалуй, о себе тоже.

Ущелье изламывалось то вправо, то влево; борта становились всё круче, и вскоре я брёл по каньону с почти отвесными стенами. За двадцать минут я одолел метров триста. Путь преграждали огромные валуны во всю ширину ущелья; я переползал их на четвереньках. Так же осторожно, вжимаясь в холодный гранит, обходил двухметровые эрозионные котлы.

Внезапно меня ослепил прямой и яркий, как клинок, солнечный луч. Я оказался на дне десятиметровой воронки почти правильной формы. Стены искрили пронзительно чёрной слюдой. А сверху, каскадом в три небольших водопадика, прыгал удивительно говорящий ручей. Посередине верхней струи танцевала круглая радуга. Многозвучное эхо металось по воронке, не видя выхода.

Водопад заворожил меня. Я выбрал место, где солнечный луч скользил сразу по двум изгибам струи, и сел на обдаваемый брызгами камень. Водопад менял тональность; он то стихал, плавно переходя к новой фразе, то внезапно, на подъёме эмоций, взрывался фантастической ритмикой неведомой мне поэмы. Речь водопада постепенно обретала смысл. Мне почудилась перекличка живых знакомых голосов. Я пытался вслушаться, но не мог различить слова, будто нарочно прикрытые от меня полупрозрачной вуалью.

Странная одурь овладела мной. Мне стало казаться, что я сижу у неширокой реки. На другом берегу стоят люди и говорят между собой голосами моих давних знакомых и друзей. Они стоят лицом ко мне. Но взгляды их пересекаются за мною на чём-то неведомом; и у меня нет сил обернуться.

Я не мог понять свою боязнь. Я чувствовал растерянность, как посторонний человек в чуждой ему стране, но растерянность холодную, когда не ждёшь спасения и вынужден мириться с не принятым тобой миром. Солнце висело низко над горизонтом, ослепляя меня тревожным светом, и вдруг одним прыжком нырнуло за горы. Берег с людьми стал отдаляться и вскоре растворился в фиолетовом тумане. И вот передо мной уже море, холодное и безбрежное.

Я проснулся от озноба. Солнце ушло из воронки, и с его уходом водопад заговорил монотонно и бесцветно. Я побрёл назад.

К моему удивлению, наш «ГАЗ» стоял на всех четырёх. Рядом тарахтел колёсный трактор, а Яша с сияющей физиономией что-то рассказывал пожилому казаху-трактористу. Техник опять спал. Оказалось, уже на четвёртом километре Яша унюхал какую-то богом забытую ферму, и тракторист от скуки забесплатно, точнее, за пачку чая, поставил нашу машину «на ноги».

Когда мы продолжили путь, Яша хмыкнул и сказал: «Мы с тобой большие грешники. Оказывается, рядом с нашей промоиной есть глубокий стометровый колодец с водопадом. И там обитает какой-то казахский шайтан. Неверным и грешникам сюда лучше не соваться: какая-нибудь пакость гарантирована. Правда, хорошему человеку он вреда обычно не делает, скорее, наоборот. В старину шаманы ходили к водопаду, заклинали этого шайтана, и тот предсказывал им судьбу, погоду и всё подряд, когда не лень».

Я, конечно, сразу понял, о каком «стометровом» колодце идёт речь. Признаться, я и в машине чувствовал себя будто оглушённым этим странным сновидением. Я искал и не находил ни единой зацепки, чтобы понять его тайный смысл. В какой-то момент мне показалось, что я однажды совершил нечто, чему нет прощения. Но что? Когда?

Мы добрались до лагеря в поздних сумерках. Горняки сидели вокруг костра и пили чернильного цвета чай. Рассказ о наших злоключениях был воспринят спокойно, как нечто обыденное. Только после чаепития один горняк – Чеботарь – как бы очнувшись, сказал: «Это Яман-дере, “злое ущелье”. Знаю я те места. Лет десять назад мы там канаву проходили. Однажды поехали чёрт-де куда за пойлом, а там только одеколон – “Пингвин” называется. Ну и «напингвинились» до зелёных соплей. Наутро чуем: труба. Один глаз открыть – и то невозможно. Лежим, помираем. Вдруг подваливает какой-то казах на кобыле. Оказалось, он хотел водку на телогрейку выменять… Похмелились… Спасибо. Не дал помереть».

По общему мнению, Чеботарь был человеком абсолютно положительным, несмотря на то, что в минувшем году дважды отсидел по пятнадцать суток за мелкое хулиганство. Как видно, хорошему человеку шайтан помог, причём в самом главном: не дал помереть с похмелья. Яша ежегодно менял двух женщин. С ним тоже всё ясно – вероятно, из-за него мы и перевернулись. А что же мне делать с собой? Как расшифровать ту шараду, что привиделась в воронке? Осмысление прошлого? Предсказание? Предупреждение? Бессонная ночь висела надо мной равнодушными звёздами. Разум отказывался искать логическое объяснение, а в душе я чувствовал такую же холодную растерянность, как во сне у водопада.

Сделав в спальнике пятый оборот вокруг своей оси, я решился на крайний шаг. Я вылез из мешка, отколупнул ножом Яшин тайник и извлёк оттуда флягу с водкой. Сто грамм выхлебал, как воду. Истину не нашёл, но стало немного легче.

Так кто же я?

Может быть, шаман?

В окно ударил порыв ветра. Он дул с гор, раскачивая высокие тополя.

* * *

Ко вторнику Дмитрий отредактировал и распечатал текст. Правок, как и раньше, оказалось немного. И, как и неделей раньше, в пол-одиннадцатого он вышел из дому.

На этот раз Валериан Юрьевич не спешил. Только к двенадцати он, чем-то недовольный, присел к столу.

– Что случилось? Таким я вас ещё не видел, – неожиданно обеспокоился Дмитрий.

– Да, у меня проблемы. Но мои.

– Тысячу извинений. Просто ваше состояние бросается в глаза.

– Я почти всегда такой. А тот, кого вы видели раньше – это размякший от отдыха курортник… Итак, вы… О! Успехи поразительные! – воскликнул Валериан Юрьевич, бросив взгляд на первую страницу. – Жаль, что вы не пытались заняться этим двадцать лет назад.

– Да вы ещё не читали! Смысл, нужный вам, дальше.

– То, что надо, я вижу сразу. Мне достаточно первого абзаца.

Он засунул бумажки с рассказом в карман и снова достал сто долларов.

– Вы заслужили больше, так что с меня причитается. А теперь… Увы, у меня мало времени, – произнёс Валериан Юрьевич, мелкими торопливыми глотками допивая кофе. – Как я вижу, у вас свой компьютер. Вот вам мой электронный адрес. Как-нибудь на досуге пришлите на него свои рассказы.

Он поднялся, протянул салфетку с адресом и, уходя, бросил через плечо: «Встретимся через неделю».

Дмитрий не успел даже поблагодарить его.