В гостях у Папского Престола

–Сказали подождать, пока они там обсудят.

–Ну, ждать, так ждать, – ответил мой родитель и нервно стал подергивать свои длинные усы.

Я тоже в нервном ожидании мерял шагами коридор возле дверей, пытаясь предугадать результат моих ответов. Однако, как я ни напрягался, ничего не получалось. Наконец дверь распахнулась, и меня пригласили войти. Остановившись перед экзаменаторами, я замер в напряжении.

–Ну что ж, сын мой, – начал ректор. – Мы тут обсуждали твои ответы и твое будущее. Должен сказать, что ты нас весьма удивил своими знаниями. По многим дисциплинам ты значительно выше наших некоторых студентов. Поэтому, посовещавшись, мы решили дать тебе возможность учиться в нашем коллегиуме, без всяких скидок, на правах студента. Профессор герр Густав Гольдер любезно согласился взять тебя в свою группу. Поэтому с этого момента ты считаешься его студентом со всеми вытекающими отсюда последствиями. С правилами и распорядком дня тебя ознакомит брат Збышек, – он указал на прислужника. – Надеюсь, ты оправдаешь наше доверие.

Ректор, глубоко вздохнув от продолжительной речи, указал мне рукой на дверь, давая тем самым понять, что я уже свободен.

Отец был, естественно, очень рад. Его усы, минуту назад смотревшие вниз, моментально приподнялись к кончику носа, а лицо приобрело хитровато- гордое выражение, с которым он смотрел на проходящих мимо горожан. Как же! Его сын будет учиться в коллегиуме и станет ученым человеком, пусть на короткое время! Теперь мы спокойно шли по городу решать мои финансовые проблемы на период обучения во Львове. Путь наш лежал в еврейский квартал, где располагались лавки ростовщиков, менял и торговцев.

Пройдя через Сербский квартал, мы очутились перед большими деревянными воротами, которые были открыты настежь. За ними начинался еврейский квартал. На ночь, во избежание всяких недоразумений, эти ворота закрывались с двух сторон и вновь открывались с восходом солнца. Они служили своеобразной охраной жителей квартала. Нельзя сказать, что все евреи жили именно здесь, многие из них неплохо обосновались не только в городе, но и в его окрестностях, но тот торговец, который был нам нужен, проживал именно здесь. Перешагнув через эту своеобразную черту, мы оказались на улице, ведущей к небольшой площади, являвшейся торговым центром квартала. Повсюду сновал еврейский народ, от мала до велика. Многие останавливали нас, предлагая свои услуги, но отец, отмахиваясь от всего этого, уверенно вел меня к известной только ему цели. По пути я с интересом рассматривал хаотично построенные дома, отмечая ту особенность, что окна в них были расположены видом на улицу. Сзади дома отгораживались глухими стенами. Наконец, протолкнувшись через толпу в черных шляпах и ермолках, мы вышли на торговую площадь, где находились лавки богатых людей квартала. Отец уверенно направился к одной из них, которая в качестве приглашения распахнула свои высокие полукруглые ворота, обвешанные всякой всячиной для привлечения внимания покупателей.

Решительно войдя в полумглу помещения, отец подошел к стоящему в глубине лавки столу, где сидел старый еврей. Перед ним лежали кучки монет разных стран и достоинств. Он молча смотрел на приближающегося отца.

– Здравствуй, Аарон, – сказал отец, усаживаясь на грубо сколоченный табурет у стола.

–Здравствуй, полковник, – ответил тот, приподнимаясь из-за стола в знак уважения к посетителю – Как здоровье? Как дети? Я вижу, ты не один пришел. Это, наверное, твой сын. Похож, настоящий казак. Дети – это наше будущее, чем больше детей, тем у тебя больше возможностей обеспечить свою старость, или наоборот. Всяко бывает в этой жизни. Вот у меня их куча, порой даже забываю, кто есть кто. Но они не обижаются. И представьте себе, все хотят кушать. И не просто кушать, а хорошо кушать. Вот и кручусь с утра до вечера как белка в колесе, чтобы добыть копейку на пропитание.

– Не прибедняйся, Аарон, – ответил отец. – Мы ведь с тобой давно знаем друг друга. Еще с того времени, когда ты на Сечи скупал не в ущерб себе у казаков добычу, которую они привозили из очередного турецкого похода. Так что давай лучше поговорим о деле.

– О, конечно, пан полковник, я понимаю, что вы пришли не просто для того, чтобы проведать бедного еврея.

– Конечно, мы, как и ты, люди дела, – ответил отец, вытаскивая из кармана бархатный мешочек и кладя его на стол. – Здесь двадцать золотых монет. Я даю их тебе под проценты с тем, чтобы ты кроме своих процентов выдавал моему сыну необходимую сумму для нормальной жизни в течение года. Ну, допустим две серебряных монеты в месяц. Я не хочу, чтобы он хранил деньги там, где будет жить, у тебя будет понадежней. Принимаешь ли ты мое предложение? Если нет, то мы будем искать другого менялу.

– Нет, конечно, пан полковник, я согласен. Сейчас посчитаю, как это все будет выглядеть.

И он, закрыв глаза, откинулся в кресле, что-то шепча тихонько, словно перебирая в уме те цифры, в результате сложения которых он получит неплохой гешефт. Затем открыл глаза, развязал мешочек и, нежно перебирая тускло поблескивающие монеты, бархатным голосом произнес:

–В среднем выходит три, три с половиной серебряных монеты в месяц. Устраивает вас такой расклад?

–Да,– ответил отец.– Но если ему понадобится больше, я думаю, ты не откажешь в такой просьбе.

– Конечно, пан полковник, о чем может идти речь! – утвердительно ответил Аарон.

– Вот и договорились.

С этими словами отец встал, а я направился на выход. Пока отец прощался, я прошел за ворота, где ко мне сразу же подскочил один из еврейских мальчишек, крутившихся здесь. Вид у него был довольно забавный. Мало того, что одежда была не по росту, так еще на голове торчала нелепая шляпа, полностью съехавшая на лоб. Во все стороны из-под нее торчали засаленные волосы. Схватив меня за рукав, он стал с жаром мне говорить:

–Пан казак, а пан казак! Я Юзек, сын того лавочника, с которым разговаривает ваш отец. Пан казак, если вам что-нибудь надо, обратитесь ко мне, я все сделаю, все достану, все решу. И все это будет недорого, дешевле, чем у других.

–Что, помогаешь отцу? – спросил я его.

– Нет, что вы, пан казак. У меня свое дело. Я сам зарабатываю себе на жизнь.

–А где ты берешь деньги?

–Как где? У отца. Каждое утро он дает мне пять грошей на еду. Я должен к концу дня вернуть их ему с процентами. Вот и кручусь с утра до вечера, чтобы от этих денег получить прибыль.

– Ну и как, получается?

– Когда как, но в основном удается нарастить капитал. То кому-то поднесу, то кому-то одолжу, то кому-то перепродам, и в итоге глядишь – и мне что-то остается. Так что, пан казак, если что надо – вызывайте меня. Я не боюсь выходить за эти ворота, и у меня есть много клиентов в городе. Юзека все тут знают.

–Хорошо, договорились, – сказал я, и он, довольный, подпрыгивая, побежал дальше по своим торговым делам.

Этот разговор очень удивил меня. Это же надо – занимать под проценты деньги собственному ребенку и всего на один день! Правильно это или нет, трудно сказать. Очевидно, у каждого родителя свой подход к этой проблеме. У моего отца – один, а у отца этого мальчугана – другой. Но надо отдать должное этому ребенку в том, что он научился зарабатывать для себя копейку, используя мизерный родительский кредит. Может, это и есть правильное воспитание, кто знает?

Мои размышления прервал отец, который вышел из лавки и, щурясь, смотрел на солнце, разгонявшее облака, медленно плывущие по небу.

– Ну что, сынок, ты все слышал, – сказал он, положив свою руку на мое плечо.

– Я думаю, денег тебе хватит, если будешь жить нормально. Главное – сверяй свои желания с возможностями. И тогда все будет хорошо.

И мы двинулись с ним в обратный путь, который выводил меня на тропу знаний. Теперь было главным для меня успешно войти в студенческое братство, которое отличалось не только оригинальностью поведения, но и поступков.

Проводив отца, я направился в свое новое жилище, чтобы приготовиться к первому посещению коллегиума. Мои соседи были уже на месте, горячо обсуждая прошедшие занятия. Увидев меня, они замолчали и стали в упор рассматривать снизу вверх.

–Ну что, давай знакомиться, – сказал тот, что был повыше и поплотнее.

–Да,– поддержал второй, пониже ростом, но более подвижный и энергичный в своих движениях.

–Но,– снова вступил в разговор первый, – для того чтобы знакомство произошло, ты должен поставить нам кварту пива, иначе дружбы между нами не бывать!

Я понимал, что здесь существуют свои законы, которые мне надо изучить, чтобы затем обернуть в свою пользу. И на данном этапе мне необходимо подчиняться обстоятельствам, которые и диктовали мне соответствующее поведение. Плохо было то, что я еще вообще не пробовал спиртных напитков, и это было серьезным испытанием, на которое мне пришлось решиться.

– Ну что ж, уважаемые господа студенты, я имею честь пригласить вас в корчму, чтобы отметить нашу встречу и заложить основу дальнейшей дружбы.

Такое вступление понравилось им, и мы гурьбой двинулись к ближайшему питейному заведению. Заказав по кружке пива, мы удобно устроились на лавке и процесс знакомства вступил в свою первую фазу. Отпив одним глотком сразу полкружки, тот, который был повыше, встал и, протянув мне руку, представился – Остап. Второй, следуя его примеру, сообщил, что его зовут Казимиром. За первой кружкой пива последовала вторая, за ней – третья, и по мере их употребления я все более узнавал о тонкостях студенческой жизни. Сначала они с подозрением смотрели на то, как я медленными глотками справляюсь с первой кружкой пива, но узнав, что для меня это в первый раз, пришли в неистовое веселье и больше на это не обращали внимания, просто вспомнив, что и для них когда-то это было в первый раз. Оказалось, что они оба шляхетского рода, один из казацкой старшины, второй из средней польской знати. В коллегиуме все студенты входят в какое-то землячество, и они в частности – в «землячество выходцев из восточных земель Речи Посполитой. Вся жизнь студентов крутится вокруг этих землячеств, которая не всегда протекает в условиях «принципа мирного сосуществования». Оказалось, что старшие студенты имеют абсолютную власть над младшими. Ученик первого курса должен был снимать шапку и оказывать знаки полного повиновения перед старшими студентами. Среди старшекурсников особенно выделялись философы и богословы. Они пользовались особыми привилегиями, носили усы, курили табак и пили горилку. Младшие называли их «пан ритор» или «пан философ». Богатые студенты жили на квартирах и имели собственных «будильников» из числа бедных студентов, которые будили их по утрам и сопровождали на занятия. Бедные жили в общежитии – «бурсе», где спали кто на лавках, кто на полу, ведя постоянную борьбу с миллионами насекомых, которых в зависимости от вида и степени болезненности укусов прозвали то «пехота», то «кавалерия», то «тяжелая артиллерия». По мере того, как я постепенно познавал тонкости моей будущей студенческой жизни, моя голова от выпитого пива становилась все тяжелее, а собеседники раздваивались и порой даже троились, уплывая куда-то вбок. В конце концов прохладная крышка стола, с которой встретилась моя голова, мне показалась спасительным кругом, а мир, окружавший меня, исчез из моего сознания.

Очнулся я на следующее утро в своей кровати от брызг холодной воды, которой обдавал меня Казимир.

–Быстро вставай, нам нельзя опаздывать на занятия, – торопливо произнес он, видя, что я открыл глаза. Остап стоял уже возле выхода, расчесывая пятерней спутанные волосы. Вскочив, я быстро привел себя в порядок, благо, не надо было одеваться, так как мои новые друзья уложили меня в кровать в том виде, в каком доставили из пивнушки. Глянув друг на друга, мы громко расхохотались и рысью помчались на занятия. В свою аудиторию я влетел буквально за секунду до прихода лектора. Тот, взойдя за кафедру, обвел всех присутствующих недовольным взглядом, потянул носом воздух и, поморщившись, начал читать лекцию по философии на латинском языке. По мере изложения материала голос его то повышался до крика, то понижался до шепота, заставляя вслушиваться в его фразы. В середине изложения материала он взял линейку, лежавшую на столе, и пошел вдоль столов, щелкая линейкой по лбу отдельных студентов, не прерывая лекции. Досталось и мне. Как мне разъяснили позже, это было «вколачивание учебного материала в головы студентов». Как ни парадоксально, но это имело свои положительные моменты, не давая студентам впасть в прострацию от монотонности голоса учителя. На перемене меня обступили студенты, выясняя, кто я такой и как очутился на старшем курсе. После моих ответов было решено остаться после занятий и советом старейших принять решение, к какой категории студентов меня отнести, так как мой случай поступления не вписывался в стандартные истории. После второй лекции я пошел искать моих приятелей. По мере поиска я открывал ряд дверей с непонятной символикой, нарисованной на них, заглядывая в чрево аудиторий, заполненных шумной толпой горланящих ребят. Наконец, в конце коридора я столкнулся с ними и сразу выложил им новость о предстоящем собрании старейших.

–Да, это серьезно, – сказал Остап, внимательно смотря на меня.

–Ты не переживай, все будет нормально, придумают какую-то шутку и все. Я уже переговорил с главой нашего землячества, он будет там на собрании и не даст тебя в обиду, – вставил свое слово Казимир.

–Мы будем с тобой рядом и поможем, – кивнул головой Остап.

–Ну, спасибо, – ответил я, хотя, честно сказать, настроение было не из веселых.

–А что это у вас на дверях нарисовано? – спросил я ребят, указывая на рисунки.

Они внимательно посмотрели в сторону моей вытянутой руки и раскрыли тайну эмблем, красовавшихся на входе в аудитории. Роль экскурсовода взял на себя Казимир.

–Смотри, вот это класс грамматики, здесь изображен древнегреческий мудрец с долотом и молотком, который из пня вытесывает студента, опираясь локтем на книги, как бы передавая ему мудрость знаний путем ежедневных занятий. А вот здесь изображен колодец, наполненный до краев водой, – это символ знаний, здесь преподают поэтику и риторику. Ну а философы и богословы занимаются за этими дверями, на которых парит в лучах восходящего солнца горный орел. Считается, что студент должен всегда стремиться к знаниям, как орел, который поднимается все выше и выше к источнику света на земле.

Прозвучавший звонок снова разбросал нас по аудиториям и собрал всех вместе только после третьей лекции возле «орлиной» аудитории, где должен был проходить совет. Старейшины важно вышагивали мимо и скрывались в аудитории, оставляя нас в ожидании. Совет длился достаточно долго и довольно бурно. Из-за двери доносились то громкие голоса, то смех, то дискуссия на повышенных тонах. Наконец все стихло, двери открылись и меня пригласили войти.