Случайная симфония

Магнитоленты – счастье на полтора часа

Да, друзья, 90-ые – это час торжества аудио– и видеокассет. Покупал я их редко, будто предчувствовал, что скоро все это будет не нужно. Компакт-диски уже тогда продавались параллельно и имели признаки техники будущего в отличие от архаичной ленты, которую жевало, она шипела и скворчала. И все-таки не было волшебнее чувства, чем заполучить очередной магнитоальбом какой-нибудь модной группы вроде тех же «Руки вверх!».

Глава 16. А что у вас внутри?

Два щупа из гибкой проволоки стальными змейками легко проскользнули в горло и устремились в пищевод. Главное – дышать. Перестанешь дышать, испугаешься и все – начнешь кашлять и тогда зонд извлекут и просунут заново. Я лежал на боку и дышал носом. Санитары крепко сжимали руки и ноги, ну с моими 40 кг веса у них проблем не было. Доктор глубокомысленно смотрел на экран. Там трепыхались внутренности, чавкал пищевод и шевелился желудок. Прозвучало «хм, доставайте». «Японский зонд», как обитатели больницы звали его между собой, начали проворно извлекать. Длинный шланг выскользнул из меня и я отрыгнул остаток желчи.

Так для меня завершилась одна из самых неприятных процедур – фиброгастродуоденоскопия, или ФГДС. В тебя вставляли длинный шланг с фонариком и камерой на конце, которые позволяли доктору увидеть реальное состояние внутренних органов. Надеюсь, все нужное он увидел, потому как горло болело еще несколько дней.

Разновидностью этой процедуры была еще более ужасная, которая длилась два часа. Ты глотал зонд потоньше (тоже с адской болью) и его вводили в пищевод до определенной метки. Замеряли. Потом тебя усаживали на стул. Замеряли. Потом укладывали на кушетку. Замеряли. Потом давали бульон (для стимуляции выделения желудочного сока, бульончик, кстати, был вкусный). Замеряли. Потом откачивали желчь. Замеряли. Называлось это pH-метрией.

А некоторым пациентам еще делали биопсию печени. Отщипывая небольшой ее кусок. Но вообще в больницах временами бывало очень весело.

Глава 17. На земле обетованной

Это был 1998-ой год, и наша страна только-только начала поступательное движение от одного кризиса к другому. Поэтому, оказавшись на территории ближневосточного государства, я испытал легкий культурный шок.

Израиль поразил меня скудостью природы (и при этом выходами к двум морям и наличию внутреннего соленого озера под названием «Мертвое море») и обилием арабов. До сих пор не могу забыть, как ускорялся иерусалимский городской автобус, проезжая чисто арабские кварталы. Пение из минаретов по утрам, испепеляющая жара днем, ни капли дождя за месяц и ощутимо более развитая индустрия потребления, которую мы, полунищие белорусы, воспринимали как нечто неземное.

Там я впервые (и пока в единственный раз) видел вблизи автомат М-16 и разбитую авианалетом автобусную станцию. В большинстве туристических мест – военизированная охрана, в том числе суровые еврейские девушки с тяжелыми «эмками» на плечах.

А еще это было знакомство со Средиземным и Мертвым морями, сломавшийся на единственной трассе прокатный микроавтобус в котором мы проторчали часа три, шашлыки на крыше жилого дома, святые для каждого христианина места, местный зоопарк и целый месяц настоящего безбашенного лета.

Вернувшись в пятый класс, я навсегда принес с собой тягу к путешествиям и открытию новых мест.

Глава 18. «Ставь две, а то у меня редкая» – бои на фишках

Вместе с турецкими и другими жвачками в нашу страну хлынули и комплекты «жвачка + фишка». Последняя представляла собой кусок круглого картона, на который наносили всевозможные изображения. Были здесь и герои популярной серии игр и боевика Mortal Combat, и симпатичные девушки, охотно оголявшиеся если вы терли пубертатной слюной их бюстгальтеры, и таинственная, считавшаяся элитной, серия POG. Не помню, как мы вообще узнали или придумали, что в фишки можно играть. Но единожды попробовав, остановиться не смогли.

В фишки «лупились» на переменах и после школы, во время уроков и в раздевалках. Характерный «чпок» означал одно из двух – или фишка перевернулась вверх изображением, или не смогла преодолеть притяжение и осталась лежать рубашкой вверх. В последнем случае противник (если его фишка перевернулась) забирал вашу и бил о пол двумя. Если переворачивались обе – он побеждал и забирал кровно заработанное. Еще продавались специальные «биты» – круглые куски из прочного пластика, похожие на небольшие шайбы, которыми можно было ударить целую стопку фишек (если играло человек 10 или ставили по две фишки). Биты были признаком элиты и мастерства.

Я играл лихо и часто, но, как и любой честный игрок, с переменным успехом, примерно выходя «в ноль». Иногда победа шла за победой и стопка картонок в кармане увеличивалась. А потом можно было все просадить за перемену и «стрелять» фишку у друзей. Фраза при просьбе была такая «Дай фишку, чувак, выиграю – отдам». Можно было, конечно, и не выиграть, тогда снова приходилось одалживать или покупать в ларьке и т.д.

Администрация школы быстро (и вполне справедливо) признала игру азартной, приравняв к картам, и в школе играть запретила. Фишки старшеклассники изымали, иногда мы и сами, будучи дежурными, отбирали их у «пионеров». Популярным было «выметание» фишек. Оно случалось, когда кто-то решал завязать и выбрасывал фишки во двор из окна или устраивал раздачу в школе. К этому событию всегда нужно было успевать, такая халява случалась редко.

Фишки покупали, ими обменивались, их находили, воровали, отбирали и, конечно, выигрывали. Никто не хотел играть «против» потертого или расслаивающегося кэпа. А если кто-то считал свою фишку элитной (например она была переливающейся, «с голограммой» и т.д.), то он ставил ее против двух твоих «морталов».

Теперь о том, что осталось конкретно у меня. Любой парень мечтал иметь всю коллекцию Mortal Combat и мне, например, это сделать удалось, чем я несказанно горжусь и сегодня. Они все-все здесь, с первой по последнюю. Выменянные, выигранные, купленные («повторки» менялись добрыми продавцами и не менялись злыми). Красота!

Серия Chupa Chups могла летать и ходить. Серьезно. Вставляете одну фишку в прорезь другой, оттопыриваете и запускаете. В них и играть надо было на «чья дальше улетит». Или вставляете и толкаете – какая же пара дальше «прошагает». Я на такое не играл, мама покупала их в магазине в здании работы, это был дефицит.

Очень любопытная серия Евро-2000. Судя по малочисленности и если память не подводит, я закупался ими в Украине, пока был там на отдыхе. Турецкий ширпотреб, конечно, выпущенный к ЧЕ-2000 по футболу, но с бразильцами и аргентинцами. Брал, потому что с футболистами.

Остальные фишки раздал, проиграл, потерял. Но те, что остались, служат вечным напоминанием о веселых деньках.

Глава 19. Я выбиваюсь в авторитеты

Летом 1999-го года я снова попал в лагерь. И это был первый и последний детский лагерь, из которого мне не хотелось уезжать. Дело в том, что я попал в отряд, где был старше всех на класс, плюс вожатой была моя двоюродная сестра. Эта нехитрая комбинация позволила мне занять главенствующее положение в этой маленькой локации.

Это был лагерь относительной свободы. Если я скажу вам, как мы свободно выходили за территорию и устраивали километровые пробежки до ближайших дач, вы мне, конечно, не поверите. Но это было. А еще мы отдыхали с ребятами из г. Мозыря. Они рассказали мне о легендарном футбольном клубе «Славия», за который я пообещал болеть в следующем сезоне и не прогадал (Славия-Мозырь в следующем сезоне во второй раз в истории стала чемпионом Беларуси по футболу).

Девочку я нашел тоже из Мозыря. Правда, она была одноклассницей чувака, с которым мы делили комнату, и это сыграло свою решающую отрицательную роль. Но сей казус случится позднее, а пока я наслаждался.

Танцы, тусовки, беседы, игры – все это было у нас в полном объеме. В предпоследнюю ночь мы устроили «лагерный беспредел». Я проснулся от холодного, но мягкого поцелуя и увидел двух самых симпатичных девчонок из нашего отряда. На мой резонный вопрос они ответили, что сегодня «малинная ночь» или «ночь-малинница» (или какой-то подобный бред). Своими поцелуями они разбудили всех пацанов из нашей комнаты, в свою очередь мы с другом пошли мазать пастой других девчонок. Разбудили и их. В итоге через полчаса не спал весь отряд. Мы носились по комнатам, врывались к соседям и валтузили их подушками, девчонки стали визжать, проснулись вожатые. Нас успокаивали, мы ложились, снова поднимались и продолжали «оргии». В семь утра все наши кровати были застелены, а спать никто уже не хотел.

Я не знаю, что наш отряд устроил в этом лагере в последнюю ночь. Может, они объявили наш корпус «Автономной лагерной анархической республикой» (А.Л.А.Р.), может, они захватили столовую и музыкальное оборудование и устроили ночь жратвы и движа. Я уехал днем следующего дня в тарахтящем, но верном «Запорожце», впервые покидая лагерь с грустью, и не без сожаления.

А осенью одноклассник предложил мне пойти на греко-римскую борьбу.

Глава 20. Жизнь – борьба

Наша тренировочная база располагалась на улице Короля в бывшем здании 16-ой школы, в которой я учился. Тренер, конечно, сразу меня раскусил, молвив: «У Володи нет спортивной злости». Да, у меня ее не было и в помине. Борьба – жесткий контактный вид спорта, хотя там не надо было мочить соперников ударами в лицо. Но спортивной злости мне это не добавило.

Заниматься было интересно. Мы учились «читать» действия соперника, вытирая пот и сопли. Незаметно борьба приобрела популярность среди большинства пацанов нашего класса, но многие занимались нестабильно. Мне нравилась «прокачанная» физкультура борьбы и скоро отметки и результаты школьных уроков по физре поползли вверх. Мы боролись за место под солнцем.

Зимой мы играли в футбол «на износ», тренер швырял меня через бедро раз по 20 за тренировку (я был самым высоким и легким). Потом я ткнул одноклассника шеей в мат и долго переживал. Тренер часто говорил: «Пусть лучше они здесь будут, чем пиво хлещут по углам». Я не знал, чем так плохо пиво, но мы его презирали.

А потом я попал на плановое медобследование. Бледные блондинистые волосы врача встали дыбом, когда она узнала, с какими диагнозами я занимаюсь борьбой. Она долго орала, эта недовольная жизнью гражданка, почуявшая кровь. На моей спортивной карьере навсегда поставили жирный черный крест.

Тренеру было наплевать. Он ценил настоящих пацанов. Если они готовы были переступить через свои «диагнозы» и бороться каждый день с другими, а главное – с самим собой – он был счастлив. После необъективной медкомиссии я не бросил борьбу. Я ее продолжил, но в несколько ином качестве.

Мы съездили на соревнования. Меня хватило на два броска от двух разных соперников. Остальное время я жрал бутеры, ржал с пацанами и думал, как долго мы будем выбираться из поселка Чисть Молодечненского района. Везли нас, детей, в грузовом отсеке желтого микроавтобуса «Мерседес».

Отборовшись, солнечной и яркой весной 2000-го года мы начали снимать значки с автомобилей.

Глава 21. Схватка с роскошью

Мы стали «дворовыми пиратами». Компьютер и солдатики были заброшены в дальние углы и пылились. Нашим оружием в борьбе с миром взрослых стала отвертка. Я пользовался узкой велосипедной (той, что шла в комплекте бардачка велика «Аист») – она была легкой, прочной, плоской и очень незаметной.

Первым я снял «Фольксваген». Это был бледно-кремовый универсал, и значок висел сзади без всякой охраны. Руки мои дрожали, а всплеск адреналина был максимальным. Но я его снял. Просто поддел резиновую подкладку и схватил пальцами.

Мы тренировались. Для себя я снял не так много – «Форд», «Самару» и еще какой-то корч. А вот друзья мои взялись за дело с энтузиазмом. Один из одноклассников надолго заработал мое уважение за то, что снял четыре кольца «Ауди». Все четыре кольца, представляете? Причем с «горячей» машины (то есть ее капот был теплым, а значит, она недавно приехала).

Нас много раз могли засечь, нам кричали с балконов и подъездов. Но «Жигули», «Москвичи» и прочий автохлам продолжали терять свои идентификационные знаки. Это было секундным делом, вопросом удачи, сноровки, ловких и точных движений. Правда, однажды нам попался хитрый автовладелец. Задний значок его «Гольфа» был словно приварен к корпусу автомобиля. Он пружинил и поддавался, но сниматься упорно не пожелал.

Я не продал ни один значок. С одной стороны, боялся, с другой – не для этого я занимался «промыслом». Мы были правонарушителями, но так и не стали бизнесменами. И в этом, я считаю, тоже заслуга моего поколения. Мы могли причинить вред ближнему, но не нажиться на этом. Это отличает нас от предшественников и пришедших на смену.

Примерно к тому же времени я активно увлекся футбольным клубом «Ювентус»

Глава 22. Не сотвори себе кумира…

Подростковый азарт позволял нам увлекаться всякими заразными вещами вроде футбола или музыки, правонарушений и компьютеров. Футбол стал нашей движущей силой, приводным механизмом нашей дружбы и командного взаимопонимания. Во время чемпионата мира 1998 года мне запомнился один паренек – Алессандро Дель Пьеро. Я увидел, что народ часто покупает майки с ним. Он всегда был таким открытым и позитивным на поле и, конечно, хорошо играл. Восхищение этим парнем я перенес на футбольный клуб, за который он выступал. Им стала известная туринская команда с латинским названием «Юность».

Любовь к «Ювентусу» и Дель Пьеро в частности я несу уже много лет. Мы стали с этой командой единым целым, подобно сросшимся сиамским близнецам. Их победы – это и мои выигрыши тоже. Мои поражения – это и их боль. Даже цвета их футболки – черно-белые вертикальные полосы – являются идеальным отражением моей жизни, состоящей из таких простых контрастов.

Я стал следить за матчами, счетами, таблицами, переживать и болеть. Я стал одним из миллиардной армии поклонников футбола.

Фоном из каждого утюга звучали веселые и бездарные песенки дуэтов «Чай вдвоем» и «Тату». Слова их песен публиковали в газетах и журналах, кассеты ставили на видное место. После лагерей мне особенно захотелось сохранить песни «Руки вверх!» для души и я стал фаном этой группы. Я купил кассету с лучшими хитами и новым альбомом и заслушивал ее до дыр. «Без любви», «Крошка моя», «Ты назови его как меня» – какафония этих мотивов и теперь иногда преследует меня.