Прядь

– Устраивать привал здесь нельзя, – тихо, но отчётливо произнес старый ярл. – Нас легко заметить, и ежели кто торопится в чертог владыки Одина – оставайтесь, прочих же я поведу дальше.

Волх и Фрелав недовольно переглянулись, Хельг, перехватив их взгляды, добавил:

– Мы легко одолеем пару дюжин увальней-крестьян, но, кажется, в ваши зелёные головы не вмещается, что даже самая малая схватка может выдать наш след какому-нибудь жалкому местному князьку с сотней воинов. Боюсь, знакомство с ними окончит наше путешествие раньше времени, и вряд ли это будет славный конец…

– Но Хельг, – вскричал Волх, крутя пальцем в широких прорехах своей изодранной рубахи. – Нам хоть бы припасы пополнить ночью, у нас хватит сноровки сделать это незаметно…

– Да, ведь нам ещё идти невесть сколько, а с нынешними харчами такой путь поди одолей! – подхватил стоящий рядом Рори.

Тут закивали и некоторые из опытных. Ингвар решил пока остаться в стороне и подождать, что ответит отец.

– У меня в брюхе так урчит, что в самом Миклагарде слыхать, – проворчал негромко Борг.

– Да, нам и правда предстоит идти с пустыми животами. – снова отчётливо, почти по слогам произнёс Хельг, – Да, вам известно, что легко нам не будет. – Хельг медленно обводил взглядом своих людей. – И всё же с пустым брюхом пройти наш путь легче, чем с пропоротым… Мы не станем рисковать и сегодня уйдём от деревни как можно дальше. Припасы пополним дичью.

Оранжевое зарево сначала робко тронуло вершины скал, а потом яростно заплясало в дрожащих под ветром кронах деревьев. В поселении пели петухи и жители уже начинали свой тяжёлый ежедневный труд. Русы, придя с востока, смотрели на деревню с невысокого холма, оставаться на котором было нельзя, потому как, чем больше светлело небо, тем виднее для жителей становились их силуэты.

Решили вернуться назад, попробовать при свете дня отыскать подходящую тропу в скалах и добраться до леса, минуя открытую местность. Лес казался тяжёлым для переходов, что красноречиво подтверждала колючая копна кустарника, выползающая от подножия деревьев и тянущаяся редеющей полосой к хижинам селян. Тем не менее это самый безопасный путь: продираясь через кустарник, северяне могли быть уверены, что по их следу не отправится погоня.

Нужная тропа отыскалась, пусть и не сразу, но довольно быстро. После нескольких неудачных изматывающих подъёмов по ложным путям Рори заприметил, что если вскарабкаться по камням на высоту в рост человека чуть дальше их последнего поворота, то открывается относительно пологий подъём. Тропу было не проследить до самых вершин, поэтому Рори сам слазал на несколько локтей вверх, дабы убедиться в своей правоте. Эйнар, Сдеслав и Фрелав, не без основания считавшие Рори ненадёжным болтуном, выразили сомнения: разумно ли идти по тропе, обнаруженной абы кем (Рори тогда обиженно скривился), мало ли, она вовсе не такая длинная, как кажется.

Сомневались и другие, но временем на споры они не располагали. Окончательно убедил всех прислушаться к другу Ингвар; пока другие препирались, он присел на землю, пользуясь возможностью перевести дух перед неминуемым подъёмом. Сын Хельга облокотился на скалу, и что-то насторожило его, как будто едва заметный шум отдавался в камне. Ингвар приложил ухо к земле, и слова Рори мигом обрели весу.

– По дороге скачут лошади, – выпалил он, – несколько десятков, не меньше!

Хельг тут же припал ухом к земле, следом за сыном.

– В нашу сторону скачут.

Помолчав пару мгновений и окинув взглядом тревожные лица дружинников, он приказал:

– Наверх!

Повторять несколько раз не пришлось, один за другим все тринадцать воинов, подсаживая друг друга и подтягивая сверху следующих за собой, взобрались к началу тропы. Труднее всех пришлось Ислейву, но дюжий Лилуль бережно поднял поломанного кормчего и взлетел с ним наверх с ловкостью рыси. «Глянь, какова валькирия», – ядовито шепнул Ингвару на ухо Рори. Тропа не отличалась шириной, двигаться приходилось гуськом, и всё же она оказалась достаточно пологой, чтобы не опасаться случайного падения вниз. Вскоре тропа свернула и маленький отряд скрылся за камнями; тогда напряжение, царившее с момента выхода к деревне, немного убыло. Хельг объявил короткий привал.

В этот раз отдыхали молча. От скалы тянуло утренней сыростью, пробивающиеся из трещин пучки травы набухли росой; жалея запасы воды, воины смачивали росой губы и растирали капли по лицу. Ингвар растерянно оглядывал товарищей, в голове крутилась бесполезная мысль: «А змеи тут есть?» Такие мысли не требуют ответа… Юноша тоже запустил пальцы в зелёный клок травы у себя над головой; ладони горели, чувство влаги приятно холодило. Хельг велел выступать. Размазывая по щекам воду пополам с пылью, Ингвар встал на ноги.

После отдыха подъём перестал казаться таким мучительным, а уход от основных троп добавил приятное чувство какой-никакой, но безопасности: на узкой скалистой тропке да в такую рань встреча с врагом казалась сомнительной. Готовились, впрочем, ко всему – край чудной, расслабляться нельзя.

Путь до вершины занял довольно времени, чтобы запыхаться, ободрать пальцы и поразбивать колени, наградой за его преодоление стал удивительной красоты вид на окрестности. Лес пестрел всеми оттенками зелёного с лёгкими вкраплениями синевы. Судя по тому, что варягам не удавалось даже примерно различить, где он кончается, переход через него будет делом посложнее, чем показалось изначально. Северные леса, в которых каждый из них с детства охотился на пушного зверя, тоже погубили не одного путника, однако узор земель, куда русов теперь забросили боги, многократно усложнял задачу. Покрытые деревьями холмы, как пузыри в кипящем котле, возникали один за другим, насколько хватало глаз – этим зрелищем сложно не залюбоваться, но идти этим путём не хотелось никому. Ингвар с Рори невесело переглянулись.

Лес, будучи воплощением их грядущих страданий, приковал к себе всё внимание. Из-за этого варяги не сразу увидели движение в деревне, невзрачные строения которой лежали теперь у подножия скал подобно игрушечным фигуркам, что отцы вырезают своим детям из дерева во всех концах света.

– Гляньте-ка, а вон ведь и наши друзья с дороги, – присвистнул Первуша. – В село въезжают. Пожалуй, хорошо, что мы их не встретили…

Все обернулись. В село въезжали несколько десятков воинов, расстояние не позволяло хорошо рассмотреть их вооружения, но сталь кольчуг и лат, виднеющихся из-под плащей, помогло распознать яркое утреннее солнце. В деревне был переполох, но гости явно пришли с миром: всадники держали оружие в ножнах, а их предводители говорили с группой селян, по-видимому деревенских старейшин.

– Тут точно что-то будет, Инги! – прошептал Рори.

Ингвар кивнул. Юноши придвинулись ближе к камням на краю скалы.

– Они ехали всю ночь и решили остановиться на отдых утром, да ещё в этом забытом богами месте, я не силён в местных обычаях, но выглядит это странно, – вновь шёпотом заметил Рори.

Ингвар устало пожал плечами:

– Возможно, они и сами чужаки здесь или же просто рассчитывают, что не встретят лишних глаз, забравшись так далеко.

– В любом случае нас это не касается. – вступил в разговор Хельг, который, несмотря на старания юношей говорить тихо, всё слышал. – Всем отойти от края; снизу нас заметить проще, чем вам кажется.

Северяне расположились за камнями – перед спуском решили снова сделать короткий отдых. Лежали молча. Кто-то думал о воинах в деревне, кто-то о предстоящем пути, а кто-то просто прикидывал, велика ль удача – в целости вернуться домой, гнев ли богов все эти невзгоды или же напротив – испытание, свидетельство вышнего благоволения и внимания…

Ингвар думал о том, что в такие отрезки вся жизнь выстраивается вокруг коротких возможностей перевести дух. Остальное время просто не замечаешь, оно целиком уходит на преодоление внешних преград. Ещё недавно, в первую ночь пути, у него были силы думать о приключениях и новых землях, сегодня же он чувствовал в теле и в уме один большой комок усталости, которая уже не перебивалась никакими привалами. Головой он понимал, что этот ожидаемый упадок духа пройдёт – так бывало и в прошлых походах, но в данный миг он ничего не мог поделать с острым чувством накатившей грусти.

Очередная передышка закончилась, Ингвар, встав, подошёл к расщелине в скале и окинул долину прощальным взглядом. Внизу воины ставили шатры, некоторых принимали в домах, но жизнь, казалось, шла своим чередом. Вдруг Ингвар заметил новое движение: с запада в деревню въезжал ещё один отряд. Юноша немедля сообщил об этом отцу, на что тот ответил: «Не будь мы сборищем из полутора десятков оборванцев, то б узнали об этом побольше. Не сомневаюсь, есть люди, готовые дорого заплатить за знания об увиденном нами, но сейчас мы слишком слабы для подобных сделок». Ингвар тогда подавил лёгкое раздражение на отца; с одной стороны, он понимал: у них и правда нет выбора, влезать в эти таинственные переговоры – самоубийство, не иначе. А с другой, то, как легко люди, умудрённые опытом, могут предпочесть безопасное интересному, у молодых всегда вызывает досаду.

Тем не менее спорить было не о чем, и Рори с Ингваром понуро потопали вниз, вслед за остальными. Когда скалистый склон остался позади, от леса северян отделяла лишь небольшая полоска открытой земли, её отряд тоже миновал без происшествий. На подступах к лесу их наконец встретил кустарник, к счастью, оказавшийся неколючим, и чем глубже они забирались, тем чище становился лес. Вскоре кустарника стало так мало, что их путь грозил превратиться едва ли не в прогулку. На всех это подействовало ободряюще; Волх отпустил какую-то шутку, на что Сдеслав гоготнул громче, чем следовало, а Фрелав и вовсе прыснул со смеху. Даже угрюмый Эйнар стал насвистывать какую-то песенку, привезённую им из краёв к западу от ромейской державы. Рори тоже хотел было о чём-то потрещать Ингвару, но тот спугнул его суровым взглядом – сын ярла чувствовал: отец не доволен. Хельг вскоре и правда резко оборвал развеселившихся, напомнив, что пусть они и потратили немало времени на переход через скалы, деревня всё ещё близко, а в ней, на их удачу, – под сотню скучающих без дела бойцов.

Чтобы остудить опасное веселье людей, Хельг приказал ускорить шаг. Вместе с нагрузкой к северянам вернулось и досадное понимание: отдохнуть по-настоящему они смогут, только когда деревня останется далеко позади.

Трава под ногами вся искрилась каплями росы, башмаки стали влажными. Хотя обувную кожу пропитывали рыбьим жиром и льняным маслом, слишком долгое пребывание в морской воде вновь сделало её проницаемой. Ингвар снял эти башмакми с распухших ног Кётви, тело которого вынесло на берег прибоем, ведь свои юноша успел скинуть во время шторма. А Кётви вот не успел. Хорошая обувь, хотя и не совсем по размеру, из-за чего до клочьев натирала ступни. Кётви теперь лежал закопанным под скалой на безымянном берегу, а башмакам его выпало целое приключение. Опять насмешка богов.

Путь становился всё свободнее, Хельгу удалось даже отыскать тропу, почти полностью заросшую травой и нехоженую, но ведущую на юг, как им и надо. Приятной неожиданностью стало обилие в этом лесу птицы – вот и надежда на добрый ужин. Толстый фазан рванулся вверх прямо из-под ног Хельга, старый воин по привычке схватился за меч, но тренькнула тетива, и птица рухнула наземь. Фрелав, первый лучник Хельговой дружины и худший её мечник, опустил своё оружие и самодовольно ухмыльнулся. Многие считали его трусоватым, но Ингвар знал, что это не так – отец нипочём не взял бы такого к себе. Фрелав просто любил делать вещи, которые ему хорошо удавались, и не любил делать вещей, которые удавались ему плохо. Все люди таковы.

Тетива тренькнула ещё трижды, и всякий раз наземь с глухим стуком, роняя перья, падала птица. Их первый за много дней вкусный ужин теперь обещал стать ещё и чрезвычайно сытным.

– Их выпотрошить надо, – прошепелявил Рулав, – а то не дотянут до завтра.

– Д-до завтра? – разочарованно протянул Рори и посмотрел на стоящего рядом Хельга.

– Именно, – кивнул ярл, – сегодня разводить костёр нельзя.

– Жары нет, значит, до вечера протянут без свежевания, – заметил старый Бор, облизываясь.

– Да я такой голодный, что хоть с дерьмом их сожрать готов, – оскалился Первуша.

Дальше двигались почти бегом, каждый шаг приближал их к еде и отдыху, а потому не жалко было и последних сил. Хельг приказал Ингвару, Рори и Лидулю стать замыкающими, на случай если кто-то из воинов постарше начнёт отставать, да и за всё ещё слабым Ислейвом требовался пригляд. Ингвар повиновался, как часто бывает, бег разогнал остатки хандры и дурных мыслей – остался только стук висящего за спиной топора.

Ветки хлестали бегущих по лицу, цеплялись за оружие, а сучья и колючки окончательно превращали в лохмотья остатки одежды, отмечая обнажающиеся участки тела ссадинами и царапинами. Но встреть русы здесь, как ожидали, стену колючего кустарника – всё б обернулось и того тяжелее. Впрочем, и вероятность погони за ними теперь сильно возрастала.

Первым упавшим стал Сверр – не самый старый, но самый грузный из дружины Хельга. Рори с Ингваром втихую посмеивались, каким образом он сумел не пойти ко дну ещё во время крушения. Толстяк зацепился ногой за древесный корень, а в падении в добавок ударился головой о ствол дерева.

– Сверр, боров! – выругался Хельг, – Ты так пробьёшь своей башкой дверь в Утгард!

Сверр, наморщив лицо, одной рукой потирал ушибленное место, а другой вытаскивал из русой бороды колючки. В дружине его звали Куницей, что тоже очень веселило молодняк, но те, кто знал Сверра с десяток лет, не смеялись. Своё прозвище тот получил за невиданную ловкость: он чрезвычайно хорошо лазал по деревьям, мог одолеть прыжком шагов пять и бежать без продыху целую вечность, всё это он мог, покуда «боги не прокляли», как говорил сам. Проклятие Сверра сводилось к его нежданно нагрянувшей полноте – лет десять назад он стал всё больше округляться, хотя ел, казалось, не обильней прежнего; вместе с грузностью пришла и вечная усталость, и перед каждым походом Сверр теперь говорил, мол, в последний раз идёт.

Хельг хорошо знал ещё Сверра-Куницу, умел разглядеть его и в Сверре-Кабане, тем паче, что толстяк всё равно оставался надёжным человеком и за веслом драккара, и в стене щитов. Поэтому, отпустив досаду, ярл потрепал воина по плечу и молча присел рядом. Остальным он устало махнул рукой, предлагая перевести дух, покуда Сверр в себя придёт. Ингвар отошёл в сторону и облокотился на ветвь раскидистого бука; остальные – кто остался стоять, кто повалился меж корней на мох и листву, тяжело дыша, кто возбуждённо прохаживался взад-вперёд. Передышка оказалась кстати не для всех. Ноги юноши гудели, сердце постепенно стало биться спокойнее; он понял: теперь снова заставить себя бежать будет куда труднее…

Внезапно Ингвар почувствовал чей-то взгляд. Юноша порывисто обернулся и понял, что не ошибся. В паре десятков шагов, в зелени опутанной вьюном ольхи стояла девушка. Она застыла на месте, точно не зная, кричать ей, или бежать, или пытаться спрятаться, или же заговорить первой; в её взгляде одновременно читалось и смятение, и любопытство. Тёмные кудрявые волосы незнакомки туго сплетались в длинную косу, простое полотняное платье, ладно сидевшее на по-женски статных плечах, у пояса перехватывала тонкая тесьма, крупные черты придавали её лицу выразительности – всё это делало её настоящей красавицей. Ингвар растерялся. Он бывал в бою, хорошо владел топором, мечом и копьём, да и в трусости уличён не был, однако молодые годы и внезапность сделали своё дело. Оборачиваясь, Ингвар готовился увидеть кого угодно, но только не её, взгляд этой простой девушки здесь, в лесу, застал его врасплох. Он потянулся было за топором, но быстро отбросил эту мысль. Подойти ближе? Она кинется бежать. Позвать остальных? Нет, только не сейчас… Он неловко качнулся, словно пьяный, тщетно перебирая в голове действия и стремясь выбрать подходящее, но в конце концов не придумал ничего лучше, чем мягко махнуть ей рукой, давая понять: вреда не причинит.