Тьма внешняя

– Нет, приятель, не нравишься ты мне, – озабоченно произнес де Боле. А хочешь, – оживился он – девчонку тебе пришлю? Хорошая девчонка, пятнадцать лет всего. Племянница моя, между прочим – наплодил же бастардов папаша! Жена твоя, я слыхал, с семейством в паломничество отправилась, так пользуйся случаем! – барон выразительно щелкнул пальцами.

– Нет, не надо, – пробормотал бальи в ответ, испытывая почти непреодолимое желание: послать щедрого барона ко всем чертям, сколько их ни есть в Аду.

Еще через три дня.

На главной площади Вокулера выстроилось небольшое войско. Семь с лишком сотен пехоты и полторы сотни конных воинов были готовы к выступлению. После многодневной игры в кошки-мышки таинственная Светлая Дева объявилась неожиданно всего в нескольких милях от города и открыто расположилась лагерем неподалеку от покинутой усадьбы. С ней пришло примерно три тысячи. Хоть и подозревая подвох, Антуан де Камдье принял решение напасть первым. И теперь он с балкона собственного дома наблюдал за последними приготовлениями к походу. Вдоль строя арбалетчиков и пикинеров суетились младшие командиры, отдавая последние распоряжения. На правом фланге восседал на гнедом меринке нахохлившийся Гийом Ивер. Не похоже было, чтобы предстоящее дело вызывало у него особую радость, не преминул отметить бальи. Зато Роже де Боле, возглавляющий дворянскую конницу, сиял в предвкушении славной забавы. Сгрудившиеся вокруг него всадники были одеты в разномастные доспехи, среди которых попадались сохранившиеся чуть ли не со времени Первого крестового похода. Надраенные речным песком, они тускло сияли при свете этого пасмурного утра. Яркими пятнами выделялись гербы на щитах. Из толпы зевак доносились редкие всхлипы родных.

Барон громко рассмеялся в ответ на чью-то шутку. Глядя на него, Антуан де Камдье пожалел о своих криво сросшихся ногах. Ну да ладно, авось справится; хоть и дурень его милость изрядный, но не первый раз воюет. Бальи взмахнул рукой – в ответ один из всадников громко затрубил в рог. Колонна тронулась в путь.

* * *

Внимание! Угроза существованию фактотума!

Степень третья, опосредованная. Время осуществления – в пределах четырех белых единиц. Источник угрозы – структурное подразделение местных вооруженных сил численностью не менее восьмисот человек. Рекомендации – вывод двойника из опасной зоны либо нейтрализация угрозы имеющимся в его распоряжении вооруженным контингентом в сочетании с максимально возможной активизацией собственных защитных средств.

* * *

На экране высветилась рельефная карта местности, где совсем скоро исполнительнице их воли предстояло дать свой первый настоящий бой.

Розовый прямоугольник, рядом с которым мерцала ярко красная точка – местоположение фактотума и подчиненных ему войск. Медленно ползущая по направлению к ним с юго-востока зеленоватая змейка – королевские солдаты. Таргиз сосредоточился. Сейчас, когда защитные механизмы двойника еще далеко не задействованы на полную мощность, вероятность его случайной гибели весьма велика.

Именно поэтому следовало максимально обезопасить Катарину даже ценой гибели всех ее сторонников на данный момент.

Если она спасется, то через несколько дней сможет без особого труда собрать столько же, если не больше.

Однако ж, начинать дело с поражения все-таки весьма нежелательно.

Он послал запрос в информаторий. Некоторое время внимательно читал возникающие на боковом экране строки ответа. Затем отдал распоряжение машинам переслать фактотуму сообщение.

* * *

…Пройдя по чудом уцелевшему, не растащенному строителями замков куску старой римской дороги, они остановились. Именно здесь, за низенькими холмами их, как подтвердили загодя посланные разведчики, и ожидал противник.

Рыцарский отряд въехал на пологий взгорок. В первый момент Роже де Боле не понял, что перед ним искомые мятежники. Внизу, в сотне туазов, на лугу выстроилось настоящее войско. Идеально ровный, словно вычерченный на земле рукой архитектора, поблескивающий сталью полумесяц. «Не меньше четырех тысяч с лишком», – определил на глаз де Боле.

– Святой осел! – выругался барон, – их тут бес знает сколько! Пусть десять тысяч дьяволов заберут меня!

Он с глухой тревогой оглядывал ровные ряды врагов. Бунтовщики не рвались вперед при виде рыцарей, не кидались в схватку очертя голову, с воплями размахивая дрекольем, как это бывало обычно. Они стояли абсолютно неподвижно, как бы приглашая первыми напасть на них. Одно это могло насторожить. Да, пожалуй, бальи был не так уж не прав. Тут дело и впрямь нечисто!

Барон, как уже говорилось, был довольно глуп, но только не в том, что касалось войны. И поэтому сейчас, когда дворянский гонор требовал немедля мчаться во всю прыть вперед, рубить и топтать на скаку грязных мужланов, здравый смысл подсказывал: постоять и подумать. Его люди замерли позади, ожидая приказаний.

– Что-то не очень нравится мне, как они стоят, – вполголоса пробормотал кто-то из них, должно быть – самый умный.

Не обращая внимания на шепот за спиной, Роже напряженно вглядывался во вражеские ряды, про себя поминая задницу Вельзевула, причинное место Марии Магдалины, невинность папы Григория и тому подобные, столь же благочестивые материи.

Строй напоминал арабский – нарочито слабая середина, напрашивающаяся на удар, и два изогнутых крутой дугой сильных крыла, готовых охватить, сдавить мертвой хваткой втянувшегося в бой врага.

«Неужели сама додумалась? Да нет, быть не может, чтобы баба…»

Он еще раз оглядел напоминающий натянутый лук строй. Да, именно так строили свои полки мавры в Испании. Но кто же ее надоумил??

Барон хищно усмехнулся: там, кажется, откуда-то взялся бывалый вояка? Ну что ж, сейчас он увидит, что Роже де Боле тоже не дурак! Должно быть, он знать не знает, что барон не раз и не два крошил самонадеянных мусульман, воображавших, что их хитроумные построения что-то значат в сравнении с истинной доблестью и храбростью.

– Позвать ко мне этого… командира пехотинцев – скомандовал он, не оборачиваясь.

* * *

– Спорное решение… – критически поделился своими мыслями Кхамдорис, внимательно изучая схему боевых порядков. – Двойная ловушка без сколь-нибудь длительной подготовки согласованных действий, на одном суггестивном управлении… Конечно, при прочих равных условиях это вполне могло бы сработать, но… Осторожность – прежде всего. Не попусти Тьма потерять фактотум.

Его озабоченность была вполне понятна Таргизу.

Она – тот инструмент, посредством которого они единственно и могут не только видеть и знать все, происходящее в этом мире, но и определять его судьбу.

– В самом деле, будь предельно осторожен, не подставляй ее без нужды под стрелы, – сухо бросила Мария Тер-Акопян. Физиологическая составляющая пока еще не в том состоянии, чтобы обеспечить регенерацию после достаточно тяжелого ранения

– Если я уберу ее подальше, то не смогу достать нападающих.

– Да, верно, – Мария задумчиво почесала нос. – Ну, попробуй, может быть так, без суггестии. По-моему, вполне получится. Или поставь защиту.

– Сгорит ответственный фрактал, так что потом не реконструируешь, только и всего. А если, как ты предлагаешь, отказаться от ментального воздействия, то ее люди просто побегут. Не время еще для таких экспериментов.

– Ну ладно, – волновой оператор опустилась в кресло. Придется рискнуть.

– Свет Смерти! – подал голос напряженно следящий за показаниями сканера Эст Хе. Там, кажется, сенситив!

– Где?! – Таргиз и Мария тревожно переглянулись.

– У королевских… Да еще, вдобавок, и активированный. Только этого не хватало!

– Сильный?

– Да нет, через несколько секунд ответил Эст – так себе. Одна десятая от стандартной силы для данной категории континуумов…Так-так, направленность узко векториальная, прогностическая, третья группа, низшие регистры фиолетового спектра…

– Пожалуй, опасности не представляет, – пробормотала Тер-Акопян, успокаиваясь. Ну что ж, начнем, благословясь.

* * *

…И вновь неведомая сила вливается в меня. Точно такое же чувство, как тогда, когда я стояла на замковой площади перед коленопреклоненными соратниками, среди крови и мертвых тел… Сила переполняет всю меня, давая мне чувство грядущей неизбежной победы, изгоняя прочь из души страх перед закованными в сталь врагами… Их всех ждет смерть! И я чувствую исходящий от их толпы затаенный страх, они тоже предчувствуют свой конец, хотя и не понимают этого…

* * *

– Ты, приятель, – зычно обратился барон к подъехавшему Гийому Иверу, – со своими солдатами начнешь первым. – Ударишь по правому крылу. Перестреляй этих скотов побольше, прежде чем сойдетесь врукопашную. Ну а мы, – он указал на беспорядочно столпившихся рыцарей – начнем попозже и атакуем левое. И если после этого они не побегут как зайцы, то пусть меня, – он расхохотался, – проткнут в двадцати местах сразу.

…С того момента, как за ним закрылись городские ворота, Гийом Ивер все время отгонял кошмарное воспоминание – такие же тяжелые, окованные железом ворота, захлопнувшиеся вслед за загнанными в городской собор жителями Гренобля, – женщинами, детьми, стариками, ранеными. Собор, который через несколько минут будет подожжен с четырех сторон хохочущими пьяными солдатами, среди которых был и он, тогда еще простой лучник девятнадцати лет от роду. Всю дорогу он старался не думать о предстоящем бое; старался вообще ни о чем не думать. В голову лезла всякая всячина – зацветающие деревья вдоль дороги, порванная и грубо зашитая подпруга седла – не оборвалась бы вновь, жена, что провожая его, вдруг разрыдалась, кинувшись ему на грудь.

Затем на глаза ему попался Филипп де Альми гордо восседавший на своем, редкостной золотисто-гнедой масти жеребце, и Ивер подумал, что было бы неплохо, случись бунтовщикам прикончить его. И тут же перекрестился – великий грех желать гибели своему соратнику, кто бы он ни был.

За последние дни мучительная тоска и неприятное колющее ощущение в затылке не то чтобы угасли, но сделались привычными, он даже, можно сказать, притерпелся к ним.