Но было уже поздно – он вовремя не узнал эту даму, и – вот уж что непростительно – не понял смысла задаваемых ею вопросов.
И вот теперь, похоже, оказался замазан по уши в придворную интригу самого нехорошего пошиба.
– Итак, все таки хотелось бы уточнить, мэтр, – повторила де Орсини.
Наслаждаясь ситуацией, она развалилась в кресле перед явно чувствующим себя не в своей тарелке адвокатом, и небрежно покачивала ногой (надо отметить – довольно длинной и красивой), выглядывающей из под мини-юбки старинного фасона почти на всю длину.
– Если принцесса Милисента перестанет быть наследницей – что произойдет?
– Полагаю, императрица еще в вполне состоянии решить эту проблему, – уклончиво ответил Шифф. – Кхе, без посторонней помощи… То есть не совсем без посторонней, так сказать…
– Да, безусловно, – кивнула, внутренне поморщившись. («Крутит хвостом, мужчинка – и меня опасается, и в политике замараться не охота!»)
Но пока что другой дочери у нашей монархини нет, и чтобы она появилась, при самых благоприятных условиях потребуется не менее девяти месяцев. А «Кодекс» гласит, что империя не может пребывать без наследницы ни одного дня.
Несколько секунд адвокат раздумывал.
– «Кодекс Александры» устанавливает, что при отсутствии наследниц по прямой, наследницей назначается старшая из женщин царствующего рода.
– То есть, будет назначен кто-то из племянниц правящей императрицы?
– Ээ, ммм… Да, очевидно так.
– А скажите, уважаемый – кто именно?
…Из конторы под сияющей вывеской-голограммой «Етем Шифф, и супруга» Катарина вышла вполне довольной – подтвердилось все, что она и предполагала.
Дело пахло ха-ррошеньким династическим кризисом!
У императрицы было две сестры, давно покойные, однако, успевшие до ухода в лучший мир обзавестись потомством женского пола.
По закону наследницей (если таковой переставала быть Милисента) должна была стать старшая из племянниц Антонины.
Вот именно – старшая. Древний династический закон не уточнял – что понимать под этим. Обычно таких вопросов не возникало.
Но на этот раз произошла незадача, путающая все карты династические карты – в случае чего. Младшая сестра обзавелась дочерью раньше, чем средняя, и обе старшие принцессы крови – Жасмин и Анна, были сейчас одного возраста.
Принцесса Мариелена – младшая из сестер, любившая развлечения во всех их видах, обзавелась гаремом чуть ли не в четырнадцать лет, доведя перед этим императрицу-мать до белого каления своими похождениями.
Впрочем, некоторая пылкость нравов у нынешней династии в крови.
– Пожалуй, – подумала вдруг де Орсини, – в этом смысле Антонина среди всех дочерей предыдущей императрицы была самой благопристойной девицей.
Хоть какие-то достоинства у нее имеются, по крайней мере.
Итак, принцесса Жасмин или принцесса Анна? Старшая по возрасту или старшая по династической иерархии?
Старшая по возрасту – Жасмин. Но мать Анны, принцесса Илона, была старше матери Жасмин. Так кто же старший из них?
Да, тут есть о чем поспорить. Какие схватки будут кипеть в Государственном совете! Как все передерутся! Какими непримиримыми врагами станут вчерашние союзники! И какие выгоды извлечет из всего этого она, и ее партия!
Премьер-министр де Орсини – чем плохо звучит? Антонина ХХХ, конечно, будет вне себя… Но…
А кто, собственно, сказал, что императрицу к тому времени будут звать Антонина??
«Держись, правительница! – про себя радостно потерла руки Катарина. – Тебе предстоят нехорошие времена!»
Но сначала надо урегулировать все вопросы с Милисентой, вернее – с ее побегом.
Она поможет – ха-ха-ха – поможет этой глупой и безмозглой твари-не напрямую, конечно. Неизвестные друзья сообщат ей, что яхта готова к полету, что они готова дать возможность ей пересидеть самое тяжелое время в своих поместьях – одним словом, все что нужно, чтобы запудрить мозги Антонининому отродью.
Если она хоть немного понимает Милисенту, та воспользуется возможностью.
Не сможет не воспользоваться – с ее то болезненным (вся в мать!) самолюбием и гордыней. Ее конечно перехватят – но какой будет скандал! Какой удар по этой гордячке! Какой удар по ее мамаше Антонине, воображающей себя истинной царицей! Нет, конечно, к ней, Катарине, тоже возникнут вопросы… Но кто, во всей начавшейся катавасии, осмелиться обвинить ее? Наоборот она выразит сочувствие девочке, ставшей жертвой властолюбия и грубости собственной матери! О, как она будет оплакивать это драматическое происшествие!
Катарина недобро рассмеялась. Потом, когда девку отрешат от наследования, можно будет использовать и это – мол, из за несдержанности и жестокости Антонины была безнадежно скомпрометирована та, которая могла бы стать неплохой монархиней…
Она, Катарина де Орсини, будет на коне, что бы не случилось!
* * *
Нейтральный космос, 173726683-8228-ЦУ
«Старина Роджер».
…Старший канонир «Старины Роджера» Федор Бодун, часто перебирая короткими ножками, летел по скупо освещенному коридору к кормовой артиллерийской гондоле – единственной настоящей огневой точке (имеющей полное право так называться) разбойничьего корабля.
Ему было страшновато и неуютно. Тем более, что ему никогда не приходилось вести боевую стрельбу – все жертвы предпочитали сдаваться сразу при появлении пирата-настолько ужасную славу приобрел «Старина Роджер».
Бывший старший баталер флота Федерации Великого и Малого Новгорода, бежавший с эсминца «Боярин Кучка», прихвативши судовую кассу, проклял в очередной раз день и час, когда соблазнился предложениями двух невыразительных типов, подцепивших его в баре на Горгоне.
Но у Федора к тому времени не осталось ни одного кредита (равно как рубля, талера, фунта, тугрика, песо, и даже, на худой конец, доллара). Что ему еще оставалось? Разве только пойти мыть туалеты в космопорту, или вообще наняться в батраки к окрестным фермерам, за миску томатной похлебки и стакан самогона из помидоров (помидоры были главной сельскохозяйственной и экспортной культурой Горгоны).
Все содержимое вышеупомянутой кассы (правду сказать – довольно скромное) было давным-давно проедено им, и проиграно в «русскую рулетку».
Они, признав каким-то шестым или двенадцатым чувством в нем во первых – бывшего военного, во вторых – человека не в ладах с законом, подсели к нему за столик, где он, толком не евший уже пять дней, пил жидкое пиво, заедая его дешевыми сухариками, заказали бутылку водки и жареного трапидавруса с гарниром… И уже через полчаса размякший Федор Бодун выложил им почти всю свою историю.
Они сочувственно поохали, похлопали его по плечу, а затем, узнав что его второй флотской профессией был комендор орудий среднего калибра (в новгородском флоте, по бедности вечно страдающем нехваткой личного состава, каждый должен был освоить еще как минимум одну специальность), предложили ему работу на частном (как они говорили) судне.
Федор был убежден, что речь идет, самое большее, о контрабанде.
А когда понял – в чем тут дело, было уже поздно.
Соображения морального свойства его не смущали. Но с самого начала частенько в его душе начинал шевелиться нехороший, липкий страх.
И ни ежемесячно увеличивающийся счет, ни шикарные красотки, в объятиях которых он старательно наверстывал упущенное за время жизни с женой, его не утешали.
…Входная диафрагма гондолы при его приближении услужливо распахнулась, и он вбежал внутрь полутемного цилиндра, уставленного аппаратурой.