Души исполненный полет. Ольга Киевская

Помню я светлеющий восток,
Помню зеленеющий листок…

И ты чувствуешь, как по жилам и нервам начинает протекать ностальгическая грустинка… И однажды твой будильник прозвонит, ты откроешь глаза и увидишь… ночь. А это значит, что в твоем городе осень. Осень похожа на изысканную болезнь: сначала ты любуешься сменой красок, хватаешь руками листопады, но уже начинаешь чувствовать какую-то нездешнюю печаль. Но чем холоднее и вязче темнота снаружи, тем уютнее становится теплый мягкий свет в квартире. И если лето – это время убегать из дома навстречу несбыточным мечтам души, то поздняя осень – время возвращаться, вспоминать и очаровываться стихами Киевской:

Выпростала осень золотые косы,
Осторожно вдела в мочки серьги – росы.
Вышла прогуляться в ярком сарафане,
В хороводе листьев кружит на поляне.

Рядышком крадется ветерок – безбожник,
Зарится на неба голубой кокошник… – «Выпростала осень…»

Для Киевской мир большой, сладостный и великолепный, потому что в нем живет воля, пламенеют таланты, возвышаются устремления, воплощаются идеалы и человеческие слабости, воспитанные высокими воображениями. Он приковывает ее внимание, она готова целую жизнь любоваться его красотой. И это восхищение передает по-лермонтовски, в демоническом восклицании:

О, сколько человечьих черт
На небосводе сытом!
Он цитрус солнца на десерт
Вкушает с аппетитом… – «О, сколько человечьих черт…»

Она богата опытом, как лермонтовский Демон, она целые века неравнодушно наблюдает человечество в его стремлении к воле и счастью – научилась любить людей сознательно и искренне, и этот порыв до такой степени решителен и неугасим, что поднялся до апогея, идеальной высоты поэтического таланта:

Отцвел заката розоватый вереск,
Сгустилась тьма, а я на берегу,
Брюхатой ночи наблюдая нерест,
Глаз воспаленных смежить не могу.

…Рвет плавники в возвышенных порогах
И мечет звезды раненый лосось… – «Отцвел заката розоватый вереск…»

Миросозерцание, такое стройное и логическое в стихах Киевской, без агонии и зловещих предчувствий, не ведущее к распятию и казни – ведь по сути отражает естественное стремление людей к цветущей жизни, к свободе, к сохранению веры в самих себя, к своей личности. В таком мировосприятии, когда мир не превращен в пучину личного произвола и человеку разрешается все то, что не обижает и не оскорбляет других, а поступки проистекают не из отвратительных и фальшивых побуждений – ключ к разгадке таланта Киевской, изумляющей современников звуками свой лиры поэтической:

Торжественно задумаюсь о чуде…
Вода и небо намертво слились…
Икра мерцает в царственном сосуде —
В ней жизни свет и Будущего жизнь.

«Счастливая смелость» – общее поэтическое настроение Киевской, слагающееся из жажды жить с ликованием и жажды творить совершенно и завершенно; чем более зрелым становится талант поэта, тем реальнее выражается это лирическое настроение и аккорд разлагается на более частные, но зато и более определённые мотивы: любовь, нежность, грусть, сострадание, родина, отчий дом…

Все дальше и дальше от детства уходим
По осени жизни.
Отмеченный срок незаметно проводим
От свадьбы до тризны…

Семейный очаг, нам ниспосланный Богом,
Оценим, взрослея.
Родителей старых мы стали намного
Сильнее, умнее…

…О, как безрассудно мы были горды
Своим превосходством!
Нас целая вечность ждала впереди,
И шаг – до сиротства. – «Все дальше и дальше…»

В мире подлунном поэтесса хочет «впадать в ересь идолопоклонства», грызть землю, как волчонок Мцыри, чтобы «…время чувствовать на вкус»: …Слушать дьявольские струны //Лютой лютни Люцифера,// Хороводить с чертом дружбу,//…Завербовать на службу //Огнедышащих драконов…».

Киевская – носитель эллинского мышления. Ее стихотворения наделены разительной силой, потому что создаются с помощью Сивиллы, устроительницы настоящего и предсказательницы будущего, поэтесса размышляет о вечных вопросах бытия, о смысле человеческого существования и в своих субъективных ассоциациях создает палитру образов, подчиненных тайным заветам пророчицы:

Кто светел – не отбрасывает тени,
Не кланяется грешной темноте! – «Свет и тень»

Для Киевской мир людей – не «бездушный лик» и не дряхлая фигура безразличия – печатника прижизненной смерти. Везде она видит Тайну. Чудо. Свободу. Душу. Желанная гостья в этих роскошных просторах, где «…у дневной кифары вырвали с корнем струны,//Лишь мотыльки с восторгом бьются о бубен лунный…»

Ее влечет не «биография тела, а биография души», в поэзии она ищет или «аленький цветочек» или «лунный вкус» – свой «Храм любви», тот «страстный непокой», колдовской, иррациональный, чтобы пресное бытие окрасить «мечтой манящей и дразнящей» – «играть с огнем» и «жить на грани „можно“ и „нельзя“».

Щемящие стихи о неразделенной любви, которые у Киевской названы «Звезда под названием „Ты“» – свидетельства трогательной влюбленности, сильных увлечений Киевской:

…Я хороню на дне обид
Еще не пролитые слезы.

Обманом ты завоевал
Мое доверье и доволен:
Беспечно крылья оборвал
Любви, которой недостоин.

…А ты – мучительно красив,
И так мучительно – бездушен. – «Дождями жар июльский сбит…»

Поэтическое творчество Киевской способно обессмертить чувство любви, как это однажды сделал М. Лермонтов: «…удивлённый свет Благословит… С моим названьем станут повторять Твоё»:

Прости, что завлекаю, не любя,
Но в этом виноват и ты отчасти.
Я знаю, что с тобой – не будет счастья,
Но кто сказал, что будет – без тебя?
«С тобою взглядом встретиться боюсь…»

Любовь поэтессы становится латентной причиной поэтического вдохновения и творческой свободы. Она помогает ей полнее осознать свое призвание поэтессы, заполнить духовный мир чувствами «высшей пробы».

Лирическую героиню Киевской переполняет противоречивая гамма чувств: нежность и страстность борются в ней с врождённой гордостью и вольнолюбием: «С тобой мне предстоит изведать ад,// Но без тебя я не приемлю рая».

В стихе «Автобусный роман» Киевская сентиментальна, возникает образ девушки, глубоко и искренне переживающей, чуждой тщеславного жеманства, полной жизни, вдохновенья, томимой неожиданно вспыхнувшей страстью: «Мне сердце опалил его чеканный лик//…Ведь он, как дикий яд, в мои глаза проник». Это стихотворение было обращено к мужчине, случайно встреченному в автобусе и образ которого, видимо, навек вошел в душу поэтессы, как напоминание одного из лучших дней:

С тех пор о встрече той я вспоминаю тайно.
Течет постылых дней пустая череда.
Чего же я боюсь? Столкнуться с ним случайно…
Еще сильней боюсь – не встретить никогда.

Женщины на тысячи будущих лет останутся прекрасной грезой для всех мужчин, возвышая мужчину в его собственных глазах при помощи тонкой игры ума и чувств, давая избраннику лишний раз почувствовать своё превосходство и никогда не доказывая, что могут обойтись без его помощи. Они не лишают его тем самым природного свойства быть сильнее. Наоборот – всегда показывая возлюбленному, как много он для них значит, и, подчёркивая это. От этих строк ток крови в сердце убыстряется:

…На брюхе впалом подползу