Души исполненный полет. Ольга Киевская

Индульгенция ваших губ.

Подошли вы. Ужели струшу?
Голос вкрадчивый ваш суров.
Мне впечаталась прямо в душу
Инкунабула ваших слов… – «Еретичкой на суд попала…»

Философ мотиваций. Практик. Волшебница, изгоняющая глянец с витрин неподлинных, возвышающая бесконечно мир Печорина над миром грушницких, не верящая князю тьмы Вельзевулу, властью мечты загадочной покрывая смятенье множеств, верующая в человека, чтящего распятого в безднах Бога и искрометно, по-царски награждая чудесное мирское бытие звуками своей прелестной лиры:

…Играет гордых глаз аквамарин,
Когда с великосветским выраженьем
Я глянец верноподданных витрин
По-царски награждаю отраженьем… – «Разжаловано лето»

Поразительно как ее эмоциональная субстанция, подсознательное «Эго» создает ворожбу метафорических сравнений, образов и коллизий, буквально впечатывающих читателей в это чувственное полотно, увенчанной «диадемой земного бытия», мерцающей каменьями предчувствий:

…Не встретимся. Мы – разные планеты,
С безжалостных орбит нам не сойти,
А может быть и к лучшему, что мне ты
Дорогу не посмеешь перейти….

…Ты можешь стать причиной катастрофы,
Но Спутником не станешь никогда. – «Спутник»

Поэзия Киевской – страстная, увлекательная и покоряющая сила, четкая, логически выверенная с акцентом на приобщения к широким интересам времени – «…Мой удел таков…//Что сгораю я дотла» – //Это следствие. //Рифмы вирус обрела//В раннем детстве я. – «Лихорадка»

Она отрицает пароксизмы отчаяния и симулированных страстей, мнимых героев, этаких Грушницких с их наигранностью и пошлостью, сокрушает искусственное гетто, дебри и болотца, куда гонят русскую душу, словно неумытую овцу на убой, бунтует и гневно обличает мнимую праведность «пигмеев зла», которыми так обильна драма жизни и всем сердцем рвется к необычным людям:

Вот так и в жизни нашей, не иначе.
Творим добро мы часто – напоказ,
А вот свои пороки глубже прячем.
Подалее от посторонних глаз. – «О зёрнах»

Поэтика Киевской – эстетическая и психологическая гармония, в ней живые духовные силы «чистой породы». Ее поэзия обращена к сердцу, внутреннему миру человека, являет собой тончайший лиризм, протест и гармонию, нежность и силу, она – конспект психологии жизни с ее парадоксами, едкими истинами и горькими микстурами, холодными и радикальными: /Почто же так устроен белый свет?// Сосед-богач – в упор меня не видит,// А нищий – мне готов отдать обед!» – «Стеклянная разница»

Она пишет для людей, которые знают, как прикасаться к сердцам других: «Заболела неспроста//Лихорадкой слов». Для тех, которых не ломают тяжелые удары жизни, и кто живет через нежные прикосновения сердца. Для которых плод, выращенный в своем саду, слаще плода, добытого в чужом, кто не спекулирует на призваниях, но не спасается от своих обязанностей: «От того, что ты за человек и откуда смотришь, зависит, что ты увидишь» (Клайв Льюис)

Кто, допуская словесную инверсию стиха О. Ладыженского, «хочет плыть к Итакам и может насмерть стоять под Троями» и в своем протестном состоянии «гордится Каиновой печатью» – страстным, (своеобразный вариант лермонтовского Демона, радующемуся братству с барсами и волками) презрением к инстинкту стада, человеку лживого мира, выраженному хлестко в древности: «Слабый жмется к толпе, сильный – один, но един».

Да, по моему мнению, на такое настроение души Киевской оказал влияние герой поэмы Лермонтова «Демон», подкрепивший резкие и контрастные мотивы ее стихов и в конечном итоге приведший к протуберанцу эмоциональных всплесков, так пленивших читателей и породившему внутреннюю уверенность Киевской в собственных возможностях и сильных идеалах, что отпечаталось в замечательном стихотворении:

Боже мой, а я прошу немного:
Дай вперед идущему – дорогу,
Дай приюта страждущим и сирым,
А державе каждой дай – по миру.

Не прошу о золоте в кармане.
Дай голодным – по небесной манне.
Горемыкам – счастья в полной мере.
Каждому Фоме ты дай – по вере.

Больше ни о чем молить не буду.
Только дай безбожникам – по чуду.
Боже мой, да я ж прошу немного.
Смилуйся. Дай каждому – по Богу. – «Боже мой, а я прошу немного…»

Демаркация яви и реалий у нее не проведена, в «замочную скважину» поэтической феерии «солнцезависимой и луноподчиненной» Киевской эти стихии протискиваются равными долями, не обделенные женщиной с магнетическими приворотами, способной к примирению и прощению, верящей в чистоту и святость чувств, счастливую любовь. Об этом поэтесса трепетно пишет в стихотворении «На лету»:

…Объявлять на бабочек охоту
Обожала в летнюю пору…

…Лёгкие, таинственные феи
Лишь минуту радовали взор,
А потом я нежные трофеи
Отпускала с грустью на простор.

И они приветствовали утро,
В плавном исчезая вираже,
Тонкий отпечаток перламутра
Подарив и коже, и душе.

Так стихи свои прилежно холю…

Позволю романическое отступление и, не скрою, оно навеяно лирическими строфами Киевской о природе…

«Где-то в августе, когда одним прекрасным утром воздух вдруг начинает пахнуть совсем иначе, ты понимаешь: сентябрь наступает на пятки последнему месяцу лета. Солнце уже не обжигает, а словно целует твои плечи, укутывает в мягкий кашемир…

Разжаловано лето. Осмелев,
Сентябрь вышел князем знаменитым.
Тепла былого легковесный шлейф
Отверженным плетётся фаворитом.

О, как богат был августа венец!
Пергамент листьев на ладонях взвешу.
Мне ветер – добросовестный гонец
Доставил в срок осеннюю депешу. – «Разжаловано лето»

Сизой дымкой тянется вечерняя прохлада, а свежезаваренный травяной чай отдает сладкой меланхолией. В целом ничего не изменилось, ты все так же просыпаешься по утрам, в предвкушении удовольствия завариваешь кофе, только с каждым днем за окном все темнее…

А в памяти всплывают строки греческого поэта Менандра:

Сердце обрывается мое…
В поле порыжевшее жнивье,
В роще – листья желтые летят,
Их перед отлетом золотят.

Солнце начинает холодеть,
Можно его в золото одеть,
С ним уйти за горизонт – туда,
– В сумрак, в остыванье, в никуда.