«…Так исчезают заблуждения». Том II

Внутри поэтических рассуждений поэт создал систему смысловых оппозиций, эмоциональных ассоциаций, выстраивал семантические ряды, развивая их и смыслово, и интонационно. Из-за этого в лексических оборотах одновременно живут гармонично, по законам поэтического времени, несколько философских и христианских мыслительных пластов, плавно и логически дополняющих и обогащающих друг друга:

Когда ко граду Константина
С тобой, воинственный варяг,
Пришла славянская дружина
И развила победы стяг,
Тогда во славу Руси ратной,
Строптиву греку в стыд и страх,
Ты пригвоздил свой щит булатный
На цареградских воротах.

Для Пушкина сила человека в прощении, в полете духа, а не в том, чтобы найти вину и неправоту или создать свод возмездия Немезиды, под которым нередко агонизирует душа, словно Зевс, придавленный стоглавым Пифоном. Он знает, что важнее веры нет ничего. И его убедительность впечатляет, он словно силой Ахиллеса вбивает в душу корпус надежных, устойчивых моральных перлов – выступая своего рода пантократором солнечных мироощущений.

Его стихи гибкие, эластичные, в меру нарративны, но при этом насыщены образностью, создающей пульсирующую чувствительность, как полет цветной бабочки по весне. А главное, что в строках живёт «Божественное предназначение» и осеняет их подлинной, не заёмной силой. И всё это, повторюсь, в рамках чудодейственной эстетики русского классицизма, ставшего авангардом поэтического таланта Александра Сергеевича. И пусть Пушкин – поэт проявляется во множестве личин, но ходит он только в одном облике – в категорически ригоритской позиции Достоевского, утверждавшего, что ничего не стоят наши познания, если они причина слезинки ребенка:

Сегодня, добрые мужья,
Повеселю вас новой сказкой.
Знавали ль вы, мои друзья,
Слепого мальчика с повязкой?

Глава Он выполнил работу мира

Пушкин – мастерски создает многофоновые, многокаскадные и многофигурные композиции, органически заключает свои произведения в оконные и более широкие, дверные проемы пространства и времени. Он так тонко и ювелирно отточено составляет свои поэтические конструкции, что архитектура слов и словосочетаний приобретает осязаемое явление, становится для читателя вдруг самостоятельной душой, жизнью, смыслом, сущностью – видимым рисунком, в котором играют яркие краски:

Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.

Читаешь стихи Пушкина и словно заново видишь и «пришвинский закат» с розовеющим небом, и белый цвет старомодной акации, и мелкое топтание голубей, и самую что ни есть обычную лужу с истрепанным листом и оброненным фантиком.

К этому узаконим авторский взгляд, перспективный концепт на Пушкина – природа одарила его редкостным генетическим кодом с крепким стержнем в душе, и он не остается в должниках – встал, удержал, устоял за Россию свою, создав национальный душевный поэтический мир, как сильный продукт психической деятельности:

Там русский дух… там Русью пахнет!
И там я был, и мёд я пил;
У моря видел дуб зелёный;
Под ним сидел, и кот учёный
Свои мне сказки говорил.

В нем поэт, помимо воли, увековечивает свою личность со всеми своими особыми качествами, со всей динамикой своего сознания и своей совести, с исходящим от нее немеркнущим светом для других, душа и чувства которых влекутся к нему, как к магниту, с неудержимой силой. Как будто грехи чужие он искупает!

Перед нами встает полный образ того, «…кто уже не страшится более смутиться перед людьми» (Достоевский), потому что человечество любит творящих достойное и редкое.

Как глубоко открывается в строчках течение его дум и глубина его чувствований! И ты вдруг начинаешь ясно сознавать себя добрым спутником на душевной улице человека, обозначившего свой нравственный культ пронзительной метафорой «Друг человечества», с замиранием влюбленного сердца перелистывая страницы книг, как будто смотришь в освещенное окно.

И радоваться, как удаче, что был в этом качестве «доброго спутника» замечен, отмечен, привечен в стихах, отмечен как гражданин России: « И примирен с отечеством моим». Той силой, которая дает тебе устоять и на которой держится твоя жизнь.

Реализм красоты, рожденной отчасти в природе, отчасти в мечтах и воображении Пушкина, очаровывающий гармоничным соединением человека с окружающей его природой, расстилающимся ландшафтом, окаймленном мягкими лирическими описаниями гор и долин, течением малых и больших рек среди цветущей зелени, лесистых взгорьев под синеющим сводом небес, вносит в душу читателя покой и умиротворенность и одновременно повергает в страх и смятение любого самоназванного поэта.

Пушкин не придумывает ничего искусственно, «за советом к гадалкам не спешит», его поэтические образы и сюжеты рождены не бабскими причитаниями и приворотами, а жизненным наблюдением и потому особенно убедительны и необычайно одухотворены и естественны.

И пишет он не только о том, что узнал, а выражает стремление понять что – то еще непознанное, через художественное слово материализовать, вплоть до тактильного ощущения, нечто невидимое и ускользающее в повседневных заботах и тревогах. Любовь к природе и людям живая и искренняя, а не вымученная; не музейная, не академически застывшая, не «нанятая совестью» (по Достоевскому), он, говоря словами Д. Вазари «…к благородной человечности своей натуры присоединил в качестве прекраснейшего украшения изящную приветливость в обращении со всеми людьми и во всяких родах делах».

Возникает ощущение, что пишутся тропари на голубом небосводе, потому что ты начинаешь как будто возвышаться над землей и как будто парить в чистом прозрачном воздухе. И, проснувшись поутру, твердишь себе: «Слава Богу, ты жив, а значит, быть добру».

Пунктуальное фиксирование, точнее, почти «зеркальное» следованием за жизнью России, до бесконечности углубляющий и дополняющий богатство впечатлений от самого поэтического образа.

И напрашивается у автора книги: « Хрустальный купол небо, наполненный прозрачной голубизной, был призрачно ясен, неподвижен. Предчувствие холодов смотрелось на его гладких отбеленных поверхностях»:

А у Пушкина звучит:

Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!

***

Поэт равной мере реален и фантастичен, познал грех и святое, ценитель собственного мнения, свободы и достоинства, считающий все чины и отличия в искусстве вредными, невозможно забыть ничего из написанного Пушкиным, даже подстрочного, даже ненужного.

Поэт есть прежде всего психолог, он не изображает нам быт с насыщенностью вещами, суетой, тревогами, но только душу человеческую и мысль человеческую с их тайными и явными стихиями и неуловимыми переходами, преемственностью, увлекает нас потоком ума и высотой душевного строя.

И с этой точки зрения, каждая поэтическая новелла Пушкина, как завершающее произведение, как надежда понять: «… кто мы и откуда,//Когда от всех тех лет //Остались пересуды, //А нас на свете нет?» – (17-е стихотворение Юрия Живаго); ведает о ликах древних богов в детальных перечислениях, что он и сам будто среди них, важных, обнаруживающих достоинства и таких ароматных, понятных и доступных, что хочется говорить с ними, трогать… В портретах поэтических Пушкин изображает действительность и породы человеческие как ваятель вековечного:

Зачем твой дивный карандаш
Рисует мой арапский профиль?
Хоть ты векам его предашь,
Его освищет Мефистофель.

Поэзия в образе Паллады – текст в вооружении Духа, обладающий искупительным действием, покровительствующий Искателям своих дорог и своей судьбы. Хранитель культурного шифра, кода Руси в мистических и реальных лабиринтах космоса (по легенде, палладий упал в Трою из космоса). Устремленный к русскому человеку, к его «движущейся душе» (определение Пушкина), в жертвенном служении России. В огненном настроении помнить все, все собрать по крохам. Все, что единство Родины есть: былины, языки, колокола, лики святых и потехи скоморохов.

Как палладдий хранится в Риме в храме Весты (перевезенный потомками Энея из Трои), так и поэзия Пушкина бережет «ларец русской души» в героях эпического культурного пространства Родины, которые служат ей не на показ, а так, чтоб свободой и волей дышали люди и которых хоть на части руби, но Россию они не разлюбят

Можно безоговорочно сравнить стихи Пушкина с лоцией, подробной картой позитивного мышления и и настроения, духовным талисманом для тех, кто носит в своем маленьком сердце собственное величие. Сила его художественного слова – самостоятельная субстанция, сплав динамики и диалектики, мудрости и простоты, биение сердца старшего Диониса, похищенного Палладией (иначе – Афиной) не «Глядится пустяком, опавшим лепестком под каблуками танца… (в понимании В. Маяковского), а ведет туда, откуда можно увидит чеховское «небо в алмазах».

Поэт отдает частицу души и себя, отделяя тень, страхи и сомнения от мыслей и духа. Говоря словами У. Шекспира, он «Смуту преодолевает противоборством» и авторским дополнением – энергичными и с искренней историей сюжетами, заквашенными на древней эволюционной неолитической фигуре: «Кому не ведомы дороги тому судьба и крыльев не дает».

Пушкин вдохновенно шел выбранной по уму и совести дорогой, совершенствуя при этом данные Творцом свойства таланта – живость, искренность, пленительную гармонию и ярусность композиционных построений.

Поэт не «оправдывает себя по слабости души», сторонится трутней, ибо они создают пустыню и называют это морем. Не слушает лицедеев – затопчут и похоронят. Избегает тех, кто цинизм и подлость возвел в практику, а леность и праздность – в льстивое искусство. Как в приведенной фразе: «Русский народ… Это не народ, а историческое проклятие человечества» – И. С. Шмелёв.

Была в истории такая концепция свободы, в которой счастье человека оценивалось материальном успехом: «Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); …рабство посреди образованности и свободы… алчность и зависть… робость и подобострастие… талант, из уважения к равенству, принужденный к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой… (Пушкин о нравах Американских Штатов… и так близко и понятно нам!)

Но она есть и сегодня, и с каждым днём охватывает всё новых людей, которые смотрят на материальное, земное благополучие как эквивалент счастья и благородной жизни: «Запутавшись давно,//В поисках удачи заплутали».

И всё-таки каждый раз жизнь убеждает нас в том, что, поистине богатым и, как следствие, счастливым можно смело назвать только того человека, кто богат присутствием Любви и Доброты в душе, сердце, поступках!

Самым же несчастным на земле становится тот, кто превращается в раба земной жизни, зависящим полностью от наличия денег в кошельке, дорогой машины и шикарного особняка. Иными словами, такую личность можно назвать противоположным слову богатый – убогий: «Теперь, когда мы научились летать по воздуху, как птицы, плавать под водой, как рыбы, нам не хватает только одного – научиться жить на земле как люди». – Б. Шоу.

Философский и крепительный, сильный и духовный корпус Пушкина, к которому можно отнести призыв Пауэло Коэльо: «Если у тебя не хватает смелости, чтобы сказать – Прощай, жизнь наградить тебя новым Привет».