Полное собрание сочинений. Том 11. Июль ~ октябрь 1905

Друзья встретились и друзья сговорились. Соглашение между Головиным (вождь земской партии) и Дурново достигнуто. Только младенцы могли бы не видеть того, что соглашение основано на взаимных уступках, на принципе do ut des (я даю тебе, ты даешь мне). Что уступило самодержавие, это ясно: оно разрешило съезд. Что уступила земская (или освобожденская? Аллах их разберет! Да и стоит ли их разбирать?) партия, этого никто не говорит. Буржуазия имеет все основания скрывать свои переговоры с самодержавием. Но если мы не знаем деталей, подробностей, то мы превосходно знаем суть уступок буржуазии. Буржуазия обещала самодержавию сбавить свой революционный пыл, который состоял в том, что Петрункевича считали при дворе бывшим революционером… Буржуазия обещала на скидочку скидкой ответить. Размер скидки нам неизвестен. Но мы знаем, что «запросная цена» буржуазии была двоякая: для народа – монархическая конституция с двумя палатами; для царя – созыв народных представителей и только (ибо о большем знаменитая делегация земцев не осмелилась говорить Николаю II). Вот с этой-то двойной запросной цены буржуазия обещала теперь скидку самодержавию. Буржуазия обещала быть верноподданной, лояльной, легальной[80 - От 21 сентября н. ст. в заграничных газетах сообщалось из Петербурга, что бюро земского съезда получает много отказов участвовать в съезде 25 сентября на том основании, что программа съезда значительно урезана правительством. Не ручаемся за верность этого сообщения, но даже и в качестве слуха оно безусловно подтверждает наш взгляд на значение переговоров Головина с Дурново.].

Друзья встретились и друзья согласились.

Приблизительно в то же время начали встречаться и соглашаться другие друзья. Петербургский корреспондент биржевой «Франкфуртской Газеты» (15 сентября) сообщает, что состоялся тайный съезд «Союза освобождения», по-видимому, в Москве[95 - Речь идет о IV съезде «Союза Освобождения», состоявшемся в Москве в конце августа 1905 года. На съезде было принято решение об образовании конституционно-демократической партии (кадетов). Учредительный съезд, на котором была утверждена ее программа, состоялся в октябре 1905 года.]. «На собрании было решено превратить «Союз освобождения» в демократическо-конституционную партию. Предложение это было сделано земцами, принадлежащими к «Союзу освобождения», и съезд (или конференция?) принял его единогласно. Затем выбрано было 40 членов «Союза освобождения» для выработки программы партии и для редактирования ее. Эта комиссия вскоре начинает свои работы». Обсуждали вопрос о Государственной думе. После оживленных дебатов решили участвовать в выборах, «однако с тем условием, чтобы выбранные члены партии принимали участие в Государственной думе не в целях занятия текущими делами, а в целях продолжения борьбы внутри самой Думы». В дебатах указывали на то, что широкий (или всесторонний, weitgehender) бойкот невозможен, а только такой бойкот имел бы смысл. (Неужели никто не воскликнул на вашем собрании, господа: не говори: не могу, а говори: не хочу? Примечание редакции «Пролетария».) Но собрание полагает, что Государственная дума есть хорошее поприще для пропаганды демократических идей. «Всякий истинный друг народа, – сказано в протоколе собрания, – всякий друг свободы пойдет в Государственную думу лишь затем, чтобы бороться за конституционное государство». (Припомните освобожденского С. С, который разъяснял всем и каждому, что для радикальной интеллигенции центр тяжести лежит в расширении избирательного права, а для земцев, для помещиков и капиталистов – в расширении прав Государственной думы. Редакция «Пролетария».) «При этом собранием было указано на то, что демократические члены Думы должны иметь в виду при этой борьбе полный разрыв с существующим правительством (курсив оригинала) и не должны бояться такого разрыва. Эти решения собрания будут, разумеется, отпечатаны и распространены». (Редакция «Пролетария» пока не имеет ни этого листка, ни сведений о нем из России.) «Влияние «освобожденцев», как называют себя члены «Союза освобождения», очень велико. К числу их принадлежат представители самых различных кругов общества, во главе их стоят земские деятели. Поэтому их избирательная агитация в близких им кругах общества, удовлетворяющих требованиям ценза, приобретает большое значение. Не подлежит сомнению, что крепкое ядро освобожденцев проникнет в Государственную думу и составит в ней левую, как только Государственная дума превратится в настоящее народное представительство. Если этим радикалам удастся привлечь на свою сторону кандидатов умеренных земств и городов, то дело может дойти до провозглашения учредительного собрания.

Участие русских политических партий в выборах является, таким образом, вопросом, по-видимому, решенным, ибо и «Союз союзов», в конце концов, высказался за участие. Против выборов в Думу агитирует только еврейский Бунд, да рабочие в разных городах устраивают большие митинги, категорически протестуя против Государственной думы, из которой они исключены»…

Так пишет историю русской революции корреспондент немецкой буржуазной газеты. Вероятно, в его сообщениях есть частные ошибки, но в общем и целом они, несомненно, близки к истине, – разумеется, что касается фактов, а не предсказаний.

Каков же истинный смысл описываемых им фактов?

Буржуазия российская, как мы уже сотни раз указывали, маклерствует между царем и народом, между властью и революцией, желая использовать последнюю для обеспечения себе власти в своих классовых интересах. Поэтому, пока она еще не достигла власти, она должна стремиться к «дружбе» и с царем и с революцией. Вот она и стремится. Именитого Головина она посылает дружить с Дурново. Анонимного борзописца она посылает дружить с «народом», с революцией. Там друзья встретились и согласились. Здесь они протягивают руку, ласково кивают головой, обещают быть истинными друзьями народа, друзьями свободы, клянутся участвовать в Думе только для борьбы, исключительно для борьбы, божатся, что они совершенно рвут, окончательно рвут с существующим правительством, сулят даже перспективу провозглашения учредительного собрания. Они радикальничают, забегают перед революционерами, заискивают у них для получения звания друзей народа и свободы, они готовы посулить что угодно, – авось клюнет!

И клюнуло. Клюнула новая «Искра» с Парвусом во главе. Друзья встретились и начали переговоры о соглашении. Надо взять с освобожденцев, идущих в Думу, революционное обязательство, – кричит Череванин («Искра» № 108). – Мы согласны, вполне согласны, – отвечают освобожденцы. – Мы провозгласим учредительное собрание. Надо оказывать давление, чтобы выбирали только решительных сторонников свободного и демократического представительства, – вторит Череваиину Мартов (венская «Рабочая Газета», переведено в «Пролетарии» № 15[81 - См. настоящий том, стр. 209–210. Ред.]). – Разумеется, разумеется, – отвечают освобожденцы, – мы, ей-богу же, самые решительные, мы идем на полный разрыв с существующим правительством. Надо напомнить им, что они обязаны выражать интересы народа, надо заставить их выражать интересы народа, – гремит наш Ледрю-Роллен, Парвус. – О, да, – отвечают освобожденцы. – Мы даже в протоколе записали, что мы истинные друзья народа, друзья свободы. Надо образовать политические партии, – требует Парвус. – Готово, – отвечают освобожденцы. – Мы уже называемся конституционно-демократической партией. – Надо иметь ясную программу, – настаивает Парвус. – Помилуйте, – отвечают освобожденцы, – да мы сорок человек посадили писать программу, да мы сколько угодно, помилуйте!.. – Надо заключить соглашение о поддержке социал-демократами освобожденцев, – заключают все новоискровцы хором. Освобожденцы проливают слезы умиления. Головин едет с поздравительным визитом к Дурново.

Кто тут комедианты и кто одураченные?

Все ошибки искровской тактики в вопросе о Думе привели теперь к их естественному и неизбежному финалу. Позорная роль, которую сыграла «Искра» своей войной против идеи активного бойкота, видна теперь всем и каждому. Кому пошла на пользу искровская тактика, – это не подлежит теперь сомнению. Идея активного бойкота похоронена большинством монархической буржуазии. Искровская тактика похоронена будет неизбежно большинством российской социал-демократии.

Парвус зарапортовался до того, что заговорил о формальном соглашении с освобожденцами («демократами»), о связывании их и социал-демократов общей политической ответственностью, о поддержке освобожденцев социал-демократами, на основании точно определенных условий и требований, – от этой нелепости и от этого позора будут, вероятно, открещиваться даже новоискровцы. Но Парвус только прямее и грубее выразил основную идею новоискровства. Формальная поддержка, предложенная Парвусом, есть лишь неизбежный вывод из той моральной поддержки, которую все время оказывала новая «Искра» монархической буржуазии, осуждая активный бойкот Думы, оправдывая и защищая идею вступления в Думу демократов, занимаясь игрой в парламентаризм при условиях, когда нет налицо никакого парламента. Недаром было сказано: парламента у нас еще нет, а парламентского кретинизма сколько угодно.

Основная ошибка новоискровцев проявила себя. Они все время прикрывали глаза на теорию соглашения, эту основную политическую теорию освобожденства, это глубочайшее и вернейшее выражение классовой позиции и классовых интересов российской буржуазии. Они напирали и напирают на одну сторону дела, на конфликты буржуазии с самодержавием, оставляя в тени другую сторону дела: соглашение буржуазии с самодержавием против народа, против пролетариата, против революции. А между тем, именно эта вторая сторона дела выступает все более и более на первый план, приобретает все более и более коренное значение с каждым шагом вперед российской революции, с каждым месяцем затяжки того положения, которое так невыносимо для буржуазных сторонников порядка.

Основная ошибка новоискровцев повела к тому, что они в корне неправильно оценили способы использования социал-демократией конфликтов между буржуазией и самодержавием, способы разжигания этих конфликтов нашими усилиями. Да, мы обязаны безусловно и всегда разжигать эти конфликты, и без Думы, и до Думы, и в Думе, если она соберется. Но средство этого разжигания видят новоискровцы совсем не там, где следует. Вместо того, чтобы разжечь огонек, сломав окна и дав простор притоку свободного воздуха рабочих восстаний, они потеют, сочиняя игрушечные мехи и раздувая освобожденский революционный пыл скоморошескими требованиями да условиями, предъявляемыми к освобожденцам.

Да, мы обязаны поддерживать буржуазию всегда, когда она выступает революционно. Но эта поддержка всегда состояла у нас (вспомните отношение «Зари» и старой «Искры» к «Освобождению») и всегда будет состоять у революционной социал-демократии прежде всего и больше всего в беспощадном разоблачении и клеймении всякого ложного шага этой «демократической», с позволения сказать, буржуазии. Поскольку мы можем влиять на демократизм буржуазии, это влияние будет реальным лишь тогда, когда всякое выступление буржуазного демократа перед рабочими, перед сознательными крестьянами будет казнью всех измен, всех ошибок этой буржуазии, казнью за неисполненные обещания, за опровергаемые жизнью и делами красивые слова. Когда эта буржуазия вчера кричала на все Европы о бойкоте Думы, а сегодня уже сподличала, взяла свои обещания назад, перерешила решения, переделала резолюции, столковалась о легальном образе действия со всеми Дурново, – тогда мы должны не поддерживать морально этих лгунов и лакеев самодержавия, не давать им выпутаться, не позволять им соваться к рабочим с новыми обещаниями (которые так же точно полетят к черту, когда Дума превратится из законосовещательной в законодательную), нет, мы должны клеймить их и внушать всему пролетариату неизбежность и неминуемость новых измен этой буржуазной «демократии», этих соглашателей конституции с Треповым, социал-демократии с освобожденством. Мы должны доказывать и показывать всем рабочим, на основании, между прочим, и обмана буржуазией народа в вопросе о бойкоте, – показывать, что все эти Петрункевичи и К

вполне уже оперившиеся Кавеньяки и Тьеры.

Допустим, что мы не осилим задачи сорвать эту Думу до ее появления на свет. Допустим, что Дума собралась. В ней неизбежны конституционные конфликты, ибо буржуазия не может не стремиться к власти. Мы обязаны и тогда поддерживать это стремление, ибо конституционный порядок даст кое-что и пролетариату, ибо господство буржуазии, как класса, расчистит почву для нашей борьбы за социализм. Все это так. Но здесь не кончается, а именно только начинается наше коренное расхождение с новой «Искрой». Это расхождение – не по вопросу о том, надо ли поддерживать буржуазный демократизм, а по вопросу о том, чем его поддерживать в революционную эпоху, как на него давить. Оправдывая их предательство или закрывая глаза на него, спеша заключить сделки с ним, торопясь играть в парламентаризм, взимая с них обещания и обязательство, вы достигаете лишь того, что они давят на вас, а не вы на них! Мы дожили до революции. Времена одного только литературного давления уже прошли. Времена давления парламентского еще не настали. Действительное, а не игрушечное давление может оказать только восстание. Когда гражданская война охватила всю страну, – давление оказывают военной силой, прямым сражением, и всякие иные попытки давления – пустая и жалкая фраза. Ни один человек не решался еще утверждать, что эпоха восстания миновала для России. А раз это так, – то всякое отстранение от задачи восстания, всякая отговорка от ее неотложности, всякая «скидка» в наших требованиях к буржуазной демократии с требования участвовать в восстании – есть складывание оружия перед буржуазией, есть превращение пролетариата в ее прихвостня. Пролетариат нигде еще в мире и ни разу не выпускал из рук оружия, когда начиналась серьезная борьба, ни разу еще не уступал проклятому наследию гнета и эксплуатации без того, чтобы помериться силами с врагом. Вот где теперь наши орудия давления, наши надежды на давление. Никто не сможет предсказать исхода борьбы. Победит пролетариат, – и революцию будут делать рабочие да крестьяне, а не Головины да Струве. Будет разбит пролетариат, – тогда буржуазия получит себе новые конституционные награды за помощь самодержавию в этой борьбе. Тогда, и только тогда, начнется новая эпоха, выступит новое поколение, повторится европейская история, парламентаризм станет на время действительным оселком всей политики.

Вы хотите теперь же оказывать давление? – готовьте восстание, проповедуйте его, организуйте его. Только в нем возможность того, чтобы комедия Думы не была концом русской буржуазной революции, а стала началом полного демократического переворота, зажигающего пожар пролетарских революций во всем мире. Только в нем залог того, что наш «соединенный ландтаг» станет прелюдией к учредительному собранию нефранкфуртского типа, что революция не кончится одним 18-м марта (1848), что у нас будет не только 14 июля (1789), но и 10 августа (1792). Только в нем, а не в подписках, взятых с освобожденцев, порука за то, что из их рядов могут выйти отдельные Иоганны Якоби, которых оттолкнет, наконец, мерзость головинского пресмыкательства, которые в последнюю минуту пойдут сражаться за революцию в рядах пролетариата и крестьянства.

«Пролетарий» № 18, 26 (13) сентября 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий», сверенному с рукописью

Спорьте о тактике, но давайте ясные лозунги!

Спор о тактике по отношению к Государственной думе все разгорается. Разногласие между «Искрой» и «Пролетарием» становится все глубже, особенно после статьи Парвуса в «Искре».

Спорить о тактике необходимо. Но обязательно при этом добиваться полнейшей ясности. Вопросы тактики, это – вопросы политического поведения партии. Обосновывать то или иное поведение можно и должно и теорией, и историческими справками, и анализом всей политической ситуации, и т. д. Но партия борющегося класса обязана при всех этих спорах не упускать из виду необходимости совершенно ясных, не допускающих двух толкований, ответов на конкретные вопросы нашего политического поведения: да или нет? делать ли нам теперь же, в данный момент, то-то или не делать?

Эти ясные ответы обязательны и для того, чтобы не преувеличивать, не запутывать разногласий, и для того, чтобы рабочий класс знал с полнейшей точностью, какие именно конкретные советы дают ему те или иные с.-д. в данный момент.

В видах внесения полной ясности в наши споры с «Искрой» мы даем следующий список конкретных вопросов политического поведения социал-демократии в настоящей агитационной думской кампании. Не претендуя нисколько на исчерпывающую полноту этого списка, мы будем очень рады всяким указаниям на необходимость его дополнения, изменения или расчленения тех или других вопросов. Само собою разумеется, что относящееся к избирательным собраниям относится также ко всем и всяческим собраниям вообще.

Какие советы дают социал-демократы пролетариату по отношению к государственной думе?

«Пролетарий» № 18, 26 (13) сентября 1905 г.

Печатается по тексту газеты «Пролетарий», сверенному с рукописью

Игра в парламентаризм

Мы уже неоднократно (в № 12 «Пролетария» до закона о Государственной думе, в №№ 14–17 после 6 августа) развивали нашу тактику по отношению к Государственной думе и теперь должны вновь рассмотреть ее в сопоставлении с новыми взглядами, которые высказал Парвус (отдельный оттиск из № 110 «Искры», статья: «Социал-демократия и Государственная дума»).

Проследим сначала шаг за шагом основное рассуждение Парвуса. «Мы должны до последней крайности бороться против подставного парламента, этой смеси подлости и ничтожества», – начинает он свою статью и к этому справедливому положению добавляется сейчас же не менее справедливое следующее: «Свергнуть Государственную думу… мы можем только народным восстанием. Заставить правительство изменить избирательное право и расширить права Думы мы можем опять-таки только народным восстанием». Превосходно. Каковы же, спрашивается, должны быть наши лозунги агитации по поводу Государственной думы? Каковы главные и особенно важные формы организации борьбы против смеси подлости с ничтожеством? Парвус ставит вопрос, в сущности, так же, говоря: «То, что мы можем внести с своей стороны для подготовки восстания, это – агитация и организация». И вот как решает он первую часть этого вопроса, об отношении к избирательным собраниям.

«Если мы будем мешать этим собраниям, – пишет Парвус, – если мы будем срывать их, мы только окажем услугу правительству».

Итак, Парвус против того, чтобы рабочие мешали кучке помещиков и купцов ограничивать предмет обсуждения на избирательных собраниях подлой и ничтожной Государственной думой? Парвус против того, чтобы рабочие пользовались избирательными собраниями для критики «подлой» Государственной думы и развития своих социал-демократических взглядов и своих лозунгов?

Выходит так, но вслед за приведенной фразой Парвус говорит уже другое: «То, чего рабочим не дают добровольно, – читаем в его статье, – они должны взять силой. Они должны массами являться на сходки избирателей и превратить их в рабочие собрания (курсив в цитатах везде наш. Редакция «Пролетария»). Вместо рассуждений о том, избрать ли Ивана Фомича или Фому Иваныча, они поставят на очередь политические вопросы (Парвус хотел, вероятно, сказать: с.-д. вопросы, ибо вопрос о выборах Фомы или Ивана есть тоже политический вопрос). Тут мы можем обсуждать и политику правительства, и тактику либералов, и классовую борьбу, и самую Государственную думу. Все это ведет к революционизированию масс».

Посмотрите же, что вышло у Парвуса. С одной стороны, мешать собраниям Трубецких, Петрункевичей и Стаховичей не следует. Идею бойкота Парвус в конце своей статьи определенно осуждает. С другой стороны, на собрание надо явиться: 1) силой; 2) «превратить» собрание Петрункевичей и Стаховичей в «рабочее собрание»; 3) вместо рассуждений о том, для чего собрание сошлось (выбирать ли Фому или Ивана?), обсуждать наши социал-демократические вопросы, и классовую борьбу, и социализм, и, разумеется, необходимость народного восстания, его условия, его задачи, его средства, приемы, орудия, его органы, – такие, как революционная армия и революционное правительство. Мы говорим: разумеется, хотя Парвус ни слова не проронил о проповеди восстания на избирательных собраниях, ибо он сам вначале признал, что мы должны бороться до последней крайности и что мы можем достигнуть наших ближайших целей только восстанием.

Ясно, что Парвус запутался. Он воюет против идеи бойкота, он не советует мешать собраниям и срывать их, а тут же, рядом, советует проникать в собрания силой (это не значит «срывать»?), превращать их в рабочие собрания (это не значит «мешать» Петрункевичам и Стаховичам?), обсуждать не думские, а свои, социал-демократические, революционные вопросы, которых Петрункевичи обсуждать всерьез не хотят, а рабочие и сознательные крестьяне очень хотят и непременно будут обсуждать.

Отчего же запутался Парвус? Оттого, что он не понял предмета спора. Он собрался воевать против идеи бойкота, вообразив, что бойкот значит простое отстранение, отказ от мысли использовать избирательные собрания для нашей агитации. Между тем, такой пассивный бойкот никем даже в легальной печати, не говоря уже о нелегальной, не проповедуется. Парвус обнаруживает полнейшее незнание русских политических вопросов, когда он смешивает пассивный и активный бойкот, когда он, пускаясь рассуждать о бойкоте, ни единым словом не разбирает второго бойкота.

Мы уже указывали не раз на условное значение термина «активный бойкот», отмечая, что рабочим нечего бойкотировать Государственную думу, ибо Государственная дума сама их бойкотирует. Но действительное содержание этого условного термина мы вполне ясно определили с самого начала, еще полтора месяца тому назад, когда в № 12 «Пролетария», до выхода закона о Государственной думе, писали: «В противоположность пассивному отстранению, активный бойкот должен означать удесятерение агитации, устройство собраний везде и повсюду, утилизацию (использование) избирательных собраний, хотя бы путем насильственного проникновения в них, устройство демонстраций, политических забастовок и т. п. и т. д.». И несколько дальше: «Активный бойкот» (мы ставили этот термин в кавычках, как условный термин) «есть агитация, вербовка, организация революционных сил в увеличенном масштабе, с двойной энергией, под тройным давлением»[82 - См. настоящий том, стр. 169, 170. Ред.].

Это сказано так ясно, что не понять этого могли бы только люди, совершенно чужие русским политическим вопросам, или же люди, безнадежно путаные, Konfusionsrathe («советники путаницы»), как говорят немцы.

Итак, чего же, наконец, хочет Парвус? Когда он советует силой врываться в собрания избирателей, превращать их в рабочие собрания, обсуждать социал-демократические вопросы и восстание, «вместо рассуждений о том, избрать ли Ивана Фомича или Фому Иваныча» (заметьте: «вместо», а не вместе, не наряду), – он советует именно активный бойкот. С Парвусом случилось, как видите, маленькое несчастье: он шел в одну дверь, а попал в другую. Он объявил войну идее бойкота, а сам высказался (по вопросу об избирательных собраниях) за активный бойкот, т. е. за единственный вид бойкота, который обсуждался в русской политической печати.

Конечно, Парвус может возразить, что условные термины для него не обязательны. Это возражение будет формально справедливо, но по существу никуда не годно. Обязательно знать то, о чем идет речь. О словах мы спорить не станем, но политические термины, сложившиеся уже в России, на месте действия, это – совершившийся факт, который заставит считаться с собой. Заграничный социал-демократический писатель, который вздумал бы игнорировать эти складывающиеся на месте действия лозунги, обнаружил бы только самое узкое и мертвенное литераторское самомнение. Повторяем: ни о каком другом бойкоте, кроме активного, никто в России не говорил, никто в революционной печати не писал. Парвус имел бы полное право критиковать термин, отвергать или пояснять иначе его условное значение и т. д., но игнорировать его, или извращать установившееся уже значение, значит вносить путаницу в вопрос.

Мы подчеркнули выше, что Парвус сказал: не вместе, а вместо. Парвус советует не вместе с вопросом о выборах Фомы или Ивана поднять наши с.-д. вопросы и вопрос о восстании, а вместо вопроса о выборах вопрос о классовой борьбе и о восстании. Это различие «не вместе, а вместо» очень важно, и на нем тем более необходимо остановиться, что Парвус, как видно из дальнейшего содержания его статьи, может быть, сам бы вздумал поправиться и сказать: не вместо, а вместе.

Нам следует рассмотреть два вопроса: 1) возможно ли на избирательных собраниях обсуждать «вместе» и выбор Ивана или Фомы, и классовую борьбу, социализм, восстание? 2) если возможно, то следует ли обсуждать вместе первые и вторые вопросы или вторые вместо первого? Кто знает русские условия, тот едва ли затруднится ответом на оба вопроса. Проникать в избирательные собрания и превращать их в рабочие собрания придется силой, т. е. подавляя сопротивление полиции и войска прежде всего. В сколько-нибудь крупных рабочих центрах (где рабочая социал-демократическая партия только и может рассчитывать на руководство действительно широким, народным движением) сопротивление полиции и войска будет самое серьезное. Закрывать глаза на это было бы с нашей стороны прямо глупо. Парвус сам говорит, что «выборная агитация может каждую минуту превратиться в революционное восстание». Если так, то мы обязаны рассчитывать и сообразовать свои силы именно с задачей восстания, а не с задачей повлиять на выбор Фомы, а не Ивана в Государственную думу. Если так, то главным и центральным лозунгом всей нашей агитационной думской кампании должен быть лозунг: вооруженное восстание, революционная армия, революционное правительство. Если так, то мы обязаны прежде всего и больше всего проповедовать и разъяснять именно эти лозунги на всех и всяких собраниях. Поэтому Парвус опять-таки сам побивает себя, когда, с одной стороны, ждет восстания «каждую минуту», а с другой стороны, совершенно умалчивает о проповеди восстания, разборе его условий, средств и органов, как о «нерве» думской кампании.

Далее. Рассмотрим другой случай, возможный в отдельных, особенно менее крупных центрах. Попытки силой пройти в собрание не вызывают, допустим, серьезной борьбы с правительством, не доходят до восстания. Попытки эти, допустим, увенчиваются в отдельных случаях успехом. Тогда нельзя забывать, во-первых, об учреждении, называемом военным положением. На всякую частичную победу народа над полицией и войском правительство отвечает, как небезызвестно, вероятно, даже Парвусу, введением военного положения. Пугает ли нас эта перспектива? Нет, ибо это шаг, приближающий восстание и обостряющий вообще всю борьбу. Пугает ли это земцев и выборщиков в Думу вообще? Безусловно да, ибо это облегчает аресты Милюковых, ибо это дает поводы правительству прикрыть часть избирательных собраний, а может быть, и все собрания и всю Думу! Значит, дело опять сводится к тому, что одни желают восстания, проповедуют его, готовят его, агитируют за него, организуют отряды восстания и т. д., а другие не хотят восстания, борются с идеей восстания, осуждают, как безумную и преступную, проповедь восстания и т. д. Неужели Парвус не знает, что эти «другие» – все освобождении, т. е. даже самые левые из буржуазных демократов, могущих попасть в Думу??

А если Парвус знает это, то он должен знать и следующее (это во-вторых). Сопротивление насильственному проникновению в избирательные собрания и превращению их в рабочие собрания окажут не только (иногда даже не столько) полиция и войско, но и сами земцы, сами освобождении. Закрывать глаза на это позволительно только детям. Земцы и освобожденцы ставят вопрос яснее и прямее, чем некоторые социал-демократы. Или готовить восстание и взять его за центр агитации и всей работы, или перейти на почву Думы и ее взять за основу всей политической борьбы. Земцы и освобожденцы уже решили этот вопрос, как мы указывали и подчеркивали не раз еще с № 12-го «Пролетария». Земцы и освобождение идут на собрания именно для того и только для того, чтобы обсудить выбор Фомы или Ивана, Петрункевича или Стаховича, чтобы принять программу «борьбы» (борьбы в кавычках, борьбы в белых лакейских перчатках) на почве Думы и отнюдь не восстанием. Земцы и освобожденцы (мы нарочно соединяем тех и других, ибо для политического разделения их нет данных), конечно, не прочь будут допустить к себе в собрание (только там и тогда, когда это можно сделать без применения силы в сколько-нибудь значительных размерах!!) революционеров и социал-демократов, если найдутся из этих последних неумные люди, готовые обещать «поддержку» Фомы против Ивана, Петрункевича против Стаховича. Но земцы никогда не потерпят, чтобы их собрание «превратили в рабочее собрание», чтобы их собрание сделали народным революционным собранием, чтобы с их трибуны звали открыто и прямо к вооруженному восстанию. Разжевывать эту очевидную истину даже несколько неловко, но для Парвуса и «Искры» приходится разжевывать ее. Земцы и освобожденцы неизбежно будут сопротивляться такому использованию их собраний, хотя эти буржуазные торгаши будут сопротивляться, конечно, не силой, а более безопасными, «мирными» и окольными средствами. Они не войдут ни в какие сделки с людьми, обещающими им «народную» поддержку Петрункевича против Стаховича, Стаховича против Грингмута, иначе как под условием не превращать избирательного собрания в рабочее собрание, под условием не пользоваться их трибуной для призыва к восстанию. Если они узнают, что на их собрание идут рабочие (а это они почти всегда узнают, ибо массовой демонстрации не скроешь), то одни из них прямо донесут начальству, другие примутся уговаривать социал-демократов не делать этого, третьи побегут уверять губернаторов, что «не их в том вина», что они хотят Думы, хотят в Думу, что они всегда устами «верного собрата» г. Струве осуждали «безумную и преступную» проповедь восстания; четвертые посоветуют переменить время и место собрания; пятые, наиболее «смелые» и наиболее политически ловкие, скажут под сурдинку, что они рады выслушать рабочих, поблагодарят социал-демократического оратора, расшаркаются и раскланяются перед «народом», уверят всех и каждого в красивой, эффектной и прочувствованной речи, что они всегда за народ, всей душой за народ, что они идут не с царем, а с народом, что «их» Петрункевич давно это заявил, что они «вполне согласны» с социал-демократическим оратором насчет «подлости и ничтожества» Государственной думы, но что надо, говоря прекрасными словами высокочтимого парламентария Парвуса, столь кстати переносящего на непарламентскую Россию парламентские образчики фольмаровских союзов социал-демократов с католиками, надо «не мешать выборной агитации, а расширять ее»; расширять же значит не рисковать безумно судьбой Государственной думы, а «поддерживать» всем народом выбор Фомы против Ивана, Петрункевича и Родичева против Стаховича, Стаховича против Грингмута и т. д.

Одним словом, чем глупее и трусливее будут земцы, тем меньше шансов на то, что они будут слушать Парвуса на своем избирательном собрании. Чем умнее и смелее земцы, тем больше шансов на это, а также тем больше шансов на то, что Парвус в роли поддерживающего Фому против Ивана окажется одураченным.

Нет, добрый Парвус! Пока в России нет парламента, переносить на Россию тактику парламентаризма, значит недостойно играть в парламентаризм, значит из вождя революционных рабочих и сознательных крестьян превращаться в прихвостня помещиков. Заменять временные соглашения отсутствующих у нас открытых политических партий тайными сделками с Родичевым и Петрункевичем о поддержке их против Стаховича, значит сеять разврат в рабочей среде. А открыто выступить перед массой социал-демократическая партия пока не может, а радикально-демократическая партия частью не может, частью не хочет и даже более не хочет, чем не может.

На прямой и ясный лозунг земцев-освобожденцев: долой преступную проповедь восстания, за работу в Думе и через Думу, – мы должны ответить прямым и ясным лозунгом: долой буржуазных предателей свободы, господ освобожденцев и К

, долой Думу и да здравствует вооруженное восстание!

Соединять лозунг восстания с «участием» в выборах Фомы или Ивана значит, под предлогом «широты» и «разносторонности» агитации, «гибкости» и «чуткости» лозунгов вносить одну путаницу, ибо на практике это соединение есть маниловщина. На практике выступление Парвуса и Мартова перед земцами с «поддержкой» Петрункевича против Стаховича будет (предполагая те исключительные случаи, когда оно окажется осуществимо) не открытым выступлением перед массой народа, а закулисным выступлением одураченного вождя рабочих перед горсткой предателей рабочих. Теоретически, или с точки зрения общих основ нашей тактики, соединение этих лозунгов является сейчас, в данный момент, разновидностью парламентского кретинизма. Для нас, революционных социал-демократов, восстание не абсолютный, а конкретный лозунг. Мы отодвигали его в 1897 году, мы ставили его в смысле общей подготовки в 1902 году, мы поставили его, как прямой призыв, лишь в 1905 г., после 9-го января. Мы не забываем, что Маркс в 1848 году был за восстание, а в 1850 г. осуждал бредни и фразы о восстании[96 - Речь идет о произведениях: К. Маркса и Ф. Энгельса «Третий международный обзор. С мая по октябрь» и К. Маркса «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов» (см. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 7, стр. 467; т. 8, стр. 431).], что Либкнехт до войны 1870–1871 года громил участие в рейхстаге, а после войны участвовал в нем сам. Мы отметили сразу, в № 12 «Пролетария», что смешно было бы зарекаться в будущем от борьбы на почве Думы[83 - См. настоящий том, стр. 169. Ред.]. Мы знаем, что не только парламент, но и пародия на парламент могут стать, когда нет налицо условий для восстания, главным центром всей агитации на весь тот период времени, когда о народном восстании нет и речи.

Но мы требуем ясной и отчетливой постановки вопроса. Если вы думаете, что эпоха восстаний миновала для России, – скажите это и защищайте открыто свой взгляд. Мы его оценим и обсудим всесторонне и спокойно, с точки зрения конкретных условий. Но когда вы сами говорите о возможности восстания «каждую минуту», о необходимости его, – тогда мы клеймим и будем клеймить, как жалкую маниловщину, все и всякие рассуждения против активного бойкота Думы. Если восстание возможно и необходимо, тогда мы именно его должны сделать центральным лозунгом всей нашей околодумской кампании, тогда мы должны разоблачить продажную душонку «франкфуртского парламентского говоруна» в каждом освобождение, который сторонится от этого лозунга восстания. Если восстание возможно и необходимо, то это значит, что никакого легального центра для легальной борьбы за цели восстания нет, а маниловскими фразами его не заменишь. Если восстание возможно и необходимо, то это значит, что правительство «поставило штык во главе порядка дня», открыло гражданскую войну, выдвинуло военное положение, как антикритику демократической критики, а при таких условиях брать всерьез «почти парламентскую» вывеску Государственной думы и начинать в потемках и под сурдинку играть в парламентаризм в четыре руки с Петрункевичами, значит заменять политику революционного пролетариата политиканством комедиантствующих интеллигентов!