Священное наследие

Великий человек раскрывается в действии далеком от помышлений о личной сиюминутной выгоде. Тогда он достигает уровня неизмеримо большого и прекрасного. История учительница для великих душ – вот ее роль.

Истина истории заложенная в красоте, не обретаема усилием одной только рациональной мысли. Историческая истина – это интуитивная истина. Истина возникает в глубине творческого сердца как внезапный преображающий изнутри энергетический поток.

Люди тщеславно превозносят логическую истину, отрицая интуитивную как не более чем выдумку поэтов. Однако именно интуитивная истина обретается, когда мы отстраняемся от собственного ограниченного «я» и становимся едиными с тем, что пытаемся постичь. Мы сливаемся с непостижимым и видим уже не сами, а как бы «глазами Бога» при допущении возможности такого видения, исходя из исторических свидетельств о подвижниках благочестия.

Вполне может быть, придет время, когда людей совершенно не будет интересовать философия Канта и Гегеля, но произведения Гомера, Гете, Шекспира и Пушкина будут передаваться из поколения в поколение и почитаться зеркалами человеческой души. Поэзия всегда вернее и чутче простого летописания, и намного важнее для понимания истории. «Задонщина» передает нам истину о Куликовской битве с большим проникновением в суть эпохального события, чем сухие строки летописаний о том же событии.

Суммируя все вышесказанное, видим, что ощущение священно-прекрасного должно рождаться в душе от соприкосновения с родной историей. Сама же красота есть интуитивная истина, превосходящая интеллектуальную проницательность, о чем нам красноречиво говорит наш неброский, но пронзительно красивый, до боли и слез, русский пейзаж.

Ощущение гармонии и музыкального ритма, вот что рождает в человеке прикосновение к сокровищам подлинных мифов.

Не случайно мифы и легенды народов всегда и непременно дышат непринужденной эпической красотой, облекаясь в формы высокой поэзии, которая одна способна пронести через столетие послание, содержащие духовные сокровища, накопленные предками и столь необходимые их потомкам.

Мифологический текст

Миф, легенда – аккумулированный опыт наших предков. И опыт этот передается поколениям не в виде «памятки для пользователя», но как наследие высочайшего поэтического вдохновения предков.

Память, наследие и …поэзия. Случайно ли, что современное человечество одновременно утеряло все три драгоценных дара. Верю, что по поводу истинной поэзии со мной не будут спорить. Ее давно уже нет как элемента живой культуры. Она дана нам в наследии предков. В беспамятстве мы утеряли и большую часть наследия. А что же память?

В последнее время в Европе часто говорят о том, что у современного белого человечества стала удивительно короткая память. Люди охвачены лихорадкой прогресса и потребительской гонкой и отходят с каждым годом все дальше и дальше от накопленного за многие тысячелетия опыта, теряют запас знаний коллективной памяти, передающейся от предков нам посредством генной памяти, памяти крови, «коллективным бессознательным».

Закономерен вопрос, а можно ли полностью разрушить этот запас, хранящийся в глубинах наших душ. Полностью, слава Богу, невозможно. Глубина народной памяти измеряется тысячелетиями.

Нам крайне важно понять, оценить отражение в национальной культуре опыта прошедших поколений с их представлениями о глубинных основах бытия.

Совершенно справедливо мнение, что тот не понимает настоящего, кто не имеет правильного представления о прошедшем. Однако возникает законное сомнение: неужели можно познать незримое прошлое, не поняв зримого настоящего. Противоречие снимается пониманием того, что и прошлое и настоящее находятся в самой непрерывной и живой связи.

Изучение овеществленных памятников истории должно начинаться с изучением живой духовной жизни этноса, вернее с участия в этой духовной жизни, которая теплилась и теплится в самых недрах народной жизни. Там, в неведомых глубинах народного духа, жива истинная Русь, живо еще отношение к Родине как к святыне, которая требует от жизни ее истинных детей не только подвига служения, но и жертвы.

В индийском, древнем литературном памятнике Бхагаватгите есть одна замечательная мысль, близкая православному пониманию цели человеческой жизни, цели народа как субъекта истории.

Если в христианстве жизнь человека и этноса воспринимается как служение и, даже глубже, – священнодействие, то в Бхагаватгите человеческая жизнь воспринимается как символическое жертвоприношение.

Да, пожалуй, и все исторические народы воспринимают цель своего бытия как некое жертвенное служение определенной священной истине, которая необязательно сразу проговаривается и четко формулируется в культурном и политическом тексте. Но каким-то непостижимым образом, идея эта ими опознается интуитивно и властно побуждает к действию, часто выражаемому в строительстве империи, и непременно священной. Неисторические народы живут исключительно биологической жизнью и в священном смысле собственной, значимой в общечеловеческом масштабе истории, не имеют.

Только трепет перед святыней рождает великие народы. Только восхищение и преклонение перед священным рождает в среде народа святых героев и истинных мыслителей. Без этого нет исторических этносов. Святыня как корень всех ценностей есть непременное условие исторического бытия великих наций. Вокруг святыни у великих народов древности и современности строится вся их общественная, государственная и частная жизнь. Познанию святыни посвящены труды истинных мыслителей такого народа.

Народ, объединенный святыней, вокруг святыни порождает мыслителей, о которых впоследствии будут писать кандидатские и докторские диссертации. Если у народа, несмотря на самые страшные исторические неудачи и падения, есть такие мыслители, то это значит – народ еще жив для истории. Если нация порождает только огромное количество докторов и кандидатов, изучающих чужие идеи, тогда это верный признак того, что она умирает.

Восточная мысль уверяет, что знание и действие должны быть едины. Если я знаю, но не действую – я не знаю. А если мое знание не опирается на ценностные установки, если я живу не ради того, ради чего только и стоит умирать, если я на каждом шагу вижу интеллектуальные альтернативы знанию единому, значит, я далек от истины, так как она всегда одна и безальтернативна.

А коли я все время не имею твердого и единого убеждения, то как же я могу в принципе действовать. Все мои попытки двинуться вперед будут происходить по известной схеме – шаг вперед, два шага назад. Без истинного знания и веры в святыню мы обречены на бездействие и духовное вырождение.

Знание очень многих современных академиков докторов и кандидатов, взвешивающих «за» и «против», видящих все полноту истины раздробленно, привыкших мыслить «плюралистически», «политкорректно», не уверенных в конечном продукте своей умственной работы, пряча свою несостоятельность за авторитет предшественников из того же научного цеха, – все это есть интеллектуальная мастурбация, где понятие «интеллектуальная» вполне условно применяется, из вежливости к читателю.

Историческая нация обязана противопоставлять текучести и временной изменяемости современной псевдоинтеллектуальной тенденции рационалистического постижения бытия как суммы разрозненных явлений, жесткий стержень своей внутренней цельной духовной жизни. Историческая наука обязана воспринимать мир в его священном единстве, постигать его «синтетически» в его неделимой симфонической целостности, данной нам именно в мифе. Историческая наука современности должна отвечать как эстетическим критериям искусства, так и сложившимся нормам классической рационалистической науки, но только в той мере, в какой эти нормы и критерии эти не начинают диктовать свои принципы упрощения и односторонности.

Наш гениальный мыслитель А.С. Хомяков считал, что для подлинного понимания исторических процессов важно учитывать системообразующую роль таких цепочек как: отдельный человек, семья, род, отец и мать, дети и взрослые. И параллельную ей, состоящую из следующих категорий, понятийную цепь: племя, народ, вера, история, Церковь, Бог.

Взаимосвязь подобных категорий определялась с этической точки зрения следующим образом: «Не верю я любви к народу того, кто чужд семье, и нет любви к человечеству в том, кто чужд народу», – писал Хомяков. Отыскивая корни нашей самобытности, неповторимости исторической жизни в прошлом, он, также, писал: «Старина русская была сокровище неисчерпаемое всякой правды и всякого добра…картина оригинальной красоты общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо». В этой старине, в ее преданиях и хранится для нас сокровище мифа, зашифрованного и сокрытого от профанного восприятия и поверхностных позитивистских трактовок.

Глубокий метафизический смысл христианского государства пронизывал все поры русского исторического общества и не имеет аналогий в мировой истории. Конечно, сама идея государства рождена и философски осмыслена в Элладе и Риме и освящена Христовой верой в Константинополе. Но вот идея максимально возможного на земле построения божественного града – идея, ставшая идеалом национальной государственности, – плод исторических исканий русского народа.

Главный вклад в общечеловеческую сокровищницу – уникальный для мировой истории государственный опыт устроения Святой Руси. В этом опыте сфокусированы главные особенности нашего народа, его стихии, древние и преображенные, обрели органический синтез. В нем же сокрыт главный ключ к постижению национального исторического и государственного мифа, о чем будет сказано ниже.

Два русла духовной истории человечества

Крайне важными для понимания всей мировой истории и нашего русского народа является историософская система, которую предложил гениальнейший мыслитель, наш соотечественник, знаменитый славянофил А.С. Хомякова, и которая пережила испытание временем и новейших исторических потрясений.

Современный исследователь наследия ведущего идеолога славянофилов В.А. Кошелев следующим образом обобщает мысли А.С. Хомякова, нашедшие отражение во многих его философских трудах: «Из трех возможных «разделений человечества» («по племенам», «по государствам» и «по верам») наиболее значимым оказывается последнее, – но для того, чтобы понять веру народа во всех ее аспектах, необходимо изучение первичного этапа «народознания»: «племени», концентрирующего «физиологию» данного народа. Анализируя первоначальные движения племен, А.С. Хомяков приходит к выводу: «Каждый народ имел свою исключительную страсть… то есть был одностихиен».

«Стихия» народа относится к его психологическому складу. Но нас будет интересовать и иной аспект народного лица в самом прямом, а не только в расширительном смысле слова.

Обратим внимание на физиологию народа. Этот аспект традиционно отсутствует в советской академической историографии или представлен крайне невыразительно. А ведь эта научная категория имеет все основания считаться важной в формировании характера этноса и, зачастую, определяет его историческую судьбу.

Славянское племя, заселившее негостеприимные просторы севера Восточной Европы, его антропология в самом расширительном значении этого слова, вот еще одна из первостепеннейших тем всестороннего изучения для нашей современной исторической науки. И принципиально важно отметить, что первым эту задачу поставил и начал решать именно Хомяков в своей глубочайшей работе, по достоинству не оцененной, – «Семирамиде».

Но самое потрясающее в хомяковском наследии вот что.

А.А. Кошелев пишет об этом: «Рассматривая «исключительную страсть» древних народов, Хомяков выделяет две антиномичные стихии, определявшие облик первоначального существования людей на земле: «народы завоевательные» и «народы земледельческие». В дальнейшем развитии своем эта антиномия осложнилась множеством вариантов, но развитие всемирной истории Хомяков мыслит как своеобразную реализацию драматического конфликта двух противоположных духовных «начал». При этом начало, связанное со стихией «земледельческой», он именует иранством (т. е. арийством. – Авт.), а противоположное ему «завоевательное» начало – кушитством. Духовная история человечества предстает как многовариантная борьба «иранства» и «кушитства». При этом Хомяков вовсе не накладывает на выявленную антиномию событийную канву всемирной истории и антиномия «иранство» – «кушитство» вовсе не строится по однолинейному принципу: «хорошее» – «плохое».

Здесь мы обязаны внести некоторые уточнения. Накопление новых научных знаний выявило важные факты, которые заставляют уточнить схему Хомякова, но не отменяют ее в корневой части. Дело в том, что исторические арийские народы были не столько земледельцами, сколько скотоводами. Даже древние славяне, вопреки устоявшемуся в науке мнению, вовсе не были чистыми земледельцами, скотоводство играло огромную, подчас основную, роль в их хозяйстве.

Если говорить о завоеваниях, то и здесь арийские народы не имеют в истории себе равных. А восточные славяне, о чьем тихом и миролюбивом нраве было модно говорить во времена Хомякова, создали величайшую в мировой истории империю, далеко не всегда только мирной распашкой степей и тайги. Кроме того, мы, на протяжении тысячелетия, обладали лучшей среди всех европейских народов армией, что как-то уж старнно для совсем миролюбивых земледельцев.

Однако духовные доминанты выявлены Хомяковым удивительно точно. Только термин «земледельческие», необходимо заменить на термин «производящие», а термин «завоевательные» – на «паразитирующие».

Тогда все встает на свои места, и завоеватели арьи в Индии продолжают оставаться и скотоводами и земледельцами и градостроителями и философами, а покоренные туземцы долгое время живут тем, что из джунглей нападают на арийские селения и грабят до тех пор, пока карающий меч производительного народа не ставит предел их хищничеству. Фридрих Шлегель разделял человечество на две генетически враждебные расы: каинитов (выразителей исключительно плотского начала и человеческой воли) и сефитов (представителей божественной воли). Вслед за ним и Хомяков представил антиномию «плотского» и «духовного» в виде исторической драмы. В иранской духовной стихии «символом веры» является божество в виде свободно творящей личности. «Кушитство» противопоставляет этому – стихию необходимости. Соответственно этой антиномичной паре (свобода – необходимость) в кушитских религиях объектом поклонения становится Змей – символ необходимости. Иранская мифология змею враждебна. Победа бога-громовержца над змеем – основной индоевропейский миф. Для христианина змей есть не просто символ хтонических сил. Змей (Дракон) – обладает реальным бытием и есть не кто иной, как первый богоборец. Таким образом, важной категорией кушитства, как духовного начала, есть его принципиальное (осознанное или не осознанное данным этносом на данном историческом отрезке) богоборчество.

В основе кушитских верований древности – поклонение в виде особого «религиозного материализма» «фетишам» веры: молитва воспринимается как данное свыше «заклинание», как магическая формула, влияющая на стихии, обряд прежде всего – «колдовство». В основе иранства – провозглашение свободы веры, бытующей «внутри» каждого человека. Соответственно этому, кушитство, по мнению Хомякова, как духовная константа, вне зависимости от этической дефиниции и этнического разнообразия, особенно ярко проявляется в «материальных» искусствах – живописи и зодчестве; иранство же – в литературе и музыке. Хотя, необходимо признать, что само христианство, впитав в себя многие кушитские элементы через архитектуру и живопись, преобразило их, сделав неотъемлемой частью уже иранской традиции, воскрешенной в изначальной чистоте именно христианством.

Стихия кушитства – анализ и рационализм; иранства – синтетическое восприятие нерасчлененного мироздания.

Именно иранская стихия, по мнению Хомякова, является чистой, беспримесной особенностью духовного лица русского племени в начале его истории, и в более поздних проявлениях его культурной жизни.

Он же полагал, что кушитская стихия необходимости породила условную общность людей – государство.

Древнейшие сильные государственные образования действительно были плодами творчества кушитского духа – Вавилон, Египет, Китай, Южная Индия. Однако нельзя не заметить, что принципы государственности самостоятельно зрели и в среде иранских народов. Перед нами пример принципиально разных государственных идей.

Иранская государственность это свободное объединение граждан, изначально родичей. Иранская государственность вырастает из народа-дружины, из свободного воинского объединения с необходимой воинской дисциплиной. Государство на Руси также вырастало из дружинного братства.

Необходимо отметить, что сравнительно позднее конечное оформление лика Русской государственности, ее также позднее освещение светом Христовой веры есть несомненный промысел Божий.

Каждому народу назначен от Господа свой срок выхода на основную историческую арену. Нельзя забывать, что объективные условия сложения мощной государственности у древних скифов Поднепровья существовали задолго до Р.Х. Однако времена еще не настали и наши предки еще долго жили на периферии от основного фарватера исторического потока. Но именно эта временная затяжка позволила восточным славянам донести до начала своей активной вовлеченности во всемирный исторический процесс свои изначальные иранские духовные свойства, которыми восторгался А.С. Хомяков и которые были во многом утеряны другими индоевропейскими народами.

А.С. Хомяков был уверен, что при наличии в иранстве примеси духовных элементов кушитства, последнее постепенно вытесняет иранскую духовность, как сорняки непременно заглушают на поле колосья. Духовная свобода должна быть абсолютной. Любая уступка кушитству на этом пути ведет к гибели и упадку иранских цивилизаций. Этот процесс Хомяков разбирал на примере упадка Эллады, Рима. Факты истории убеждали его в победе кушитского начала у изначально иранских народов европейского Севера.

И вот что принципиально важно для нас, русских, вот где главная отгадка нашего исторического призвания: Хомяков совершенно верно указывал, что появление христианства представляло героическую попытку противостояния мировой энтропии кушитства, которое в христианских странах перешло в «логику философских школ», угнездилось в латинской схоластике и распустилось ядовитым цветом в протестантизме. Конфликт между кушитством и иранством, между религией необходимости и религией свободы есть ключ не только ко всей истории христианских народов, но к истории русского народа в особенности, как последнего бастиона иранства в христианском мире. Однако в этом историческом противостоянии А.С. Хомяков рассматривал иранство и кушитство как своеобразные шифры, которые не могут быть сведены ни к категориям рассудочным, ни к понятиям символическим. Постижение этих понятий возможно лишь при апелляции к интуиции, к вере. Именно в этом смысле, по замечанию Л.П. Карсавина, Хомяков «первый вскрыл в религиозном процессе сущность процесса исторического». «Нужна поэзия, чтобы узнать историю», нужна вера, чтобы понять ее.