Вера и рыцарь ее сердца. Роман в 6 книгах. Том 3

Девочка отвернулась и продолжала угрюмо молчать.

– Катюша, курение не поможет тебе начать жизнь на новом месте. Надо учиться строить жизнь даже на чужой территории. Андрюшино, всё, что было прежде, осталось в прошлом. Надо двигаться вперёд! В Калининграде нас ждёт другая жизнь, более цивилизованная.

Опять скорбное молчание. Катя медленно опустила свой взгляд на грязный перрон.

– Катя, прекрати надо мной издеваться!

– Отстань!

Но Вера сдаваться не привыкла, право решать судьбу дочери было дано ей по закону.

– Катюша, я знаю, что тебе трудно, но и мне нелегко. Прости, что опять нам пришлось переезжать, это не планировалось, но так получилось, по-другому я не могла поступить. Пойдём со мной… я прошу тебя.

Тут Катя подняла на маму глаза, в зелёной глубине которых стояла недетская ненависть именно к ней. Вера не знала, как надо правильно реагировать в подобных случаях, и, подумав, оставила дочь стоять у зелёного киоска, а сама вошла в здание вокзала, там села на свободную скамейку у окна и приготовилась ждать Катюшу ровно столько, сколько ей дано будет жить.

Сидеть на вокзальной скамейке без всяких дел мучительно, а думать над жизнью – даже опасно, потому что можно додуматься бог весть до чего. Вера не смотрела на часы, чтобы не отчаяться, не смалодушничать и не повернуть назад. Она разглядывала пассажиров и придумывала им свои истории, ход времени оповещался через громкоговорители и определялся новым потоком пассажиров, проходивших мимо её скамейки. Прошёл час, а может быть, и больше, когда Вера увидела свою Катю, идущую к ней через толпу людей.

Девочка подошла к скамейке, молча села рядом, в ней чувствовались покорность судьбе и готовность следовать за мамой после сибирской ссылки на Дикий Запад, чтобы его покорить.

* * *

За первый месяц учёбы в элитной школе Гурьевска Катя успела поссориться с директором, завучем и учительницей по литературе, имевшей большой авторитет в посёлке. Она словно не понимала простой истины, что без аттестата зрелости нет будущего.

– Катя, тебе предстоят выпускные экзамены! Ты же умница-разумница, ну зачем тебе вмешиваться в воспитание твоих учителей? Живи с ними в мире!

– Мама, как можно учительнице по литературе жевать на уроке, разбирая творчество Есенина. Она входит в класс с пирожком в руках и после этого требует к себе уважения!

– Да хоть с двумя! Ну и что из этого? Может быть, она голодна и перед уроком ей достался лишний пирожок! Вообще-то, прожорливость ненаказуема!

– Это я голодна, это мне есть хочется! Ты думаешь, приятно смотреть, как перед тобой едят пирожок во время чтения стихов? Так Марина Семёновна обиделась, что я смотрю не на неё, а в окно, ну, я ей ответила, что пусть она сначала свой пирожок проглотит, а потом поговорим!

– Катя, кто тебя за язык тянул! Ведь выпускные экзамены на носу! Ты бы могла хоть раз скромно промолчать. Что Есенину с того, что кто-то голодный читает его стихи, хорошо, что ещё читает!

– Нет, мама, ты не понимаешь. У нас в Андрюшинской школе учителя так по-хамски себя не вели, их не только ученики, но все в деревне уважали, а эта мымра поставила «двойку» за моё последнее сочинение, за его содержание. Я не стала спорить, «двойка», так «двойка», а той ведь слёзы мои увидеть захотелось. «Ты, – говорит, – нос не задирай, а слог у тебя корявый, деревенский, и изложено не по схеме. Приехала из Сибири, так веди себя скромно, возьми учебник и спиши сочинение, никто большего от тебя не требует! Вашим учителям в деревне в пору в доярки записываться, а не детей учить свободомыслию». Мама, как я должна была на это реагировать? Мама, наша учительница по литературе – это личность! Она учила нас думать самостоятельно, а не писать сочинения под диктовку. Мои сочинения на районной выставке занимали первые места. Думаешь, мне не обидно за нашу Андрюшинскую школу? Мама, любое сочинение имеет три части: вступление, основная тема и заключение. Какая может быть другая схема? Ты знаешь, что она ответила, когда я попросила научить меня городской схеме сочинений?

– Марина Семёновна предложила тебе дополнительные уроки по литературе? Катенька, мы заплатим, если надо будет.

– Нет, она мне сказала, что мой «поезд ушёл»!

Вот тогда-то Вера и поняла, что наступила беда: Катюша не сможет сдать выпускные экзамены!

– Что теперь делать? – обратилась она к дочери. – Может быть, стоит тебе вернуться в Андрюшино и пожить у тёти Вали? Её дочка Настя наши пороги оббивала столько лет, а теперь черёд тёти Вали позаботиться о тебе до окончания средней школы, всего каких-то 3—4 месяца…

– Мама, как бы я этого хотела. Я очень хочу вернуться в Андрюшино, где меня все знают. Там я хорошо сдам выпускные экзамены. Обещаю!

– В Андрюшино все знали не тебя, а меня. Запомни это хорошо, и теперь в Андрюшино надеяться тебе не на кого, только на себя!

Надо сказать, что Вера с Катей ещё никогда не говорили по душам. Может быть, этому мешала разница в возрасте или матери не хотелось выставлять себя на суд дочери, но Вера не боялась потерять в материнском авторитете, она не хотела вешать на детей те жизненные проблемы, которые навалились на неё, и терпеливо ждала взросления детей. Этой внутренней закрытостью она оберегала и неокрепшую душу Катюши от жестокости мира, которая тоже не стремилась к близости с мамой, в уверенности, что та всё равно не сможет понять, как тяжело быть её старшей дочерью.

* * *

Катя слышала, как мама поела рыбу и ушла в свою спальню. Девочку с каждым часом всё сильнее мучил голод, но терять своё лицо ей не хотелось. На завтра намечалась контрольная по математике, поэтому она усиленно занималась, сидя на раскладушке среди раскрытых учебников и тетрадок.

Поздно ночью, убедившись, что мама уснула, крадучись Катя отправилась на кухню. Голод – это вам не добрая тётка из деревни, это зверь, который скручивает желудок и требует пищи. Не включая свет, девочка села перед сковородкой, прикрытой тарелкой. На тарелке лежали кусочек старого хлеба и вилка.

Рыба, пропитанная шурпой, оказалась не просто вкусной, а бесподобно вкусной, гораздо вкуснее той квашеной капусты с рисом, которую они с мамой ели три последних дня.

Да, мама права, Катя не имела права роптать на наступившую бедность. Вот уже пошла третья неделя, как она вернулась в Гурьевск из Андрюшино, и теперь даже эта чужая холодная кухня была для неё роднее, чем та сибирская деревня, в которой прошло её детство.

Зачем она спешила вернуться обратно в Андрюшино?!

* * *

Как счастлива была Катя по дороге в Андрюшино! На мамины деньги она накупила кучу красивых и модных вещей для себя и для своих деревенских друзей, но Андрюшино встретило её сибирским морозом и равнодушием.

Как такое могло случиться? Не успела она на порог зайти, как тётя Валя стала готовиться к её отправке обратно, в Калининград, словно Катя была не человеком, а какой-то бандеролью.

– Катенька, кто тебя сюда кликал? Я по телефону-то отказалась тебя брать на постой. А твоя мама позвонила, когда ты уже в дороге была, а я ей сразу сказала, что мне, чай, своих забот с лихвой хватает! Да ты в дом проходи, кормить тебя буду! Твоя мама сказала, что у тебя деньги есть… давай деньги сюда, на обратную дорогу будут. Я попробую договориться с лесниками, чтобы на их машине тебя доставить в Тюмень, а заодно и своего старшего брата в городе навещу. Как поешь, ступай в баню, с утра протоплена.

Школьные подруги тоже не радовались возвращению Кати Лебедевой в деревню. Кому из девчат понравится приезд заносчивой соперницы, а Настя совсем спятила, спать с парнями удумала, да корчит из себя невесть что, верно думает, что подругу переплюнула.

Катя быстро осознала, что лишилась звания кумира Андрюшинской молодёжи и дружбой с ней никто уже не дорожил. На неё смотрели кто свысока, как на беглянку, кто с жалостью, что не прижилась в городе и обратно прибежала. Если раньше ребята побаивались её острого язычка, то теперь могли при ней недостойно выругаться, а этого она не терпела с детства. У девушки словно глаза открылись, и как она только могла в этой глуши столько лет прожить и не замечать, что для Андрюшинских была всё это время чужой.

– Что я забыла в этой деревне! А диплом о среднем образовании я получу, и не где-нибудь, а в большом городе! – твёрдо решила она тогда и с лёгким сердцем отправилась в обратный путь, к маме.

По дороге в Москву Катюша ехала на верхней полке в купе. Выспавшись, она смотрела в окно, слушала, о чём разговаривают попутчики, а сама думала о жизни, которая так быстро изменилась: друзья перестали быть друзьями, детство прошло, родные места встречают как чужую; и пришла к мысли, что возвращаются только тр?сы, а смелые идут вперёд!

Только по приезде в Москву Катя обнаружила, что из потайного кармана её спортивных брюк исчезли 500 рублей, которые она не отдала тёте Вале, а сохранила для себя. Думать о том, кто украл деньги, уже не имело смысла, потому что билет из Москвы в Калининград купить было не на что.

Сидя в зале ожидания, Катя ничем не отличалась от других пассажиров, только билета на поезд не имела, а их периодически проверял привокзальный патруль. Через несколько часов московский вокзал перестал её пугать своей суматошной жизнью. За окнами то и дело раздавались свистки кондукторов, сновали по перрону пассажиры, а в зале ожидания никто не обращал на неё внимание.

Времени было достаточно, чтобы оценить своё положение как безнадёжное. Мама осталась в Калининграде, без билетов на поезд не пропустят, а попрошайничать её не научили. Но больше всего жалела она, что попутчик по купе в поезде Тюмень – Москва, симпатичный паренёк, её обманул и не взял с собой на золотые прииски, а первым вышел из вагона, затерялся в толпе и пропал.

День клонился к закату, а Катя всё сидела на скамейке в зале ожидания и томилась собственным бездельем. Весь запас сигарет она уже выкурила, последний пирожок съеден ещё утром, оставалось только найти место для ночёвки.

В какой-то момент ей показалось, что как-то очень бесславно закончилась её жизнь, где она училась в школе, смеялась и злилась, ссорилась и мирилась, где у неё были дом и собственная кровать, сестра и брат, друзья, где её любила мама, дедушка и воспитывала бабушка, а теперь наступила другая жизнь, вокзальная, где Катя никому на свете не нужна. Слёзы сами по себе закапали на чёрную кожаную курточку, о которой она так давно мечтала, только теперь зачем эта модная курточка ей нужна? Неужели этот путь с вокзальной скамейки в туалет, а из туалета – обратно станет для неё привычным образом жизни? Голода девочка уже не чувствовала, и только одна мысль заботила её: «Плачут ли рыбы слезами, когда их выбрасывает штормом на берег, или умирают с закрытыми глазами?»

Солнце завершало свой дневной круг, и в зале ожидания становилось сумрачно и неуютно, холод пробирался сквозь одежду, мечталось о горячем чае и маминых беляшах. Катя сразу заметила в тёмном зале фигуру женщины в длинном чёрном кожаном плаще, потому что такой же дурацкий плащ из кожзаменителя носила её мама. Она всегда стеснялась маминых юбок и костюмов, а мамино непринуждённое поведение в обществе вгоняло её в краску, но в этот момент любовь к маминому плащу вылилась новым потоком слёз, и женская фигура в длинном плаще стала расплываться перед взором, постепенно превращаясь в чёрное бесформенное пятно.

Катя ладонью смахнула непрошеные слёзы и уставилась в окно, где уже зажглись фонари.

– Катя, Катюша, моя доченька. Это ты?.. Ох, как я переживала за тебя.

– Мама?

– Да, это я, а ты что, мне не рада? Слава Богу, нашлась! Голодная, поди? Пресвятая богородица, спасибо!

– Мама… я тебя не узнала. Мама, ты… ты почему здесь?