Кыся в Голливуде. Дорога к «звездам»

Хорошо, что я уже сталкивался с запахом кокаина и Шура рассказал мне – что это такое. А был бы на моём месте обычный домашний Кот-полудурок или Котяра типа Рудольфа, который ни о чём, кроме жратвы, и думать не может? Что тогда было бы?!

Вот уж точно, как выражался этот гад Пилипенко, пришёл бы «пиздец Коту»!

Короче, этой мутноватой винно-водочной конторе для переправки кокаина за границу нужен был опытный АВТОРИТЕТНЫЙ Водила, которого все таможни давно уже знают в лицо. Который двадцать с лишним лет катается туда-сюда и ни в чём предосудительном никогда замечен не был. Вот они и перекупили моего Водилу у его фирмы – дескать, машин у нас не хватает, не уступите ли нам своего на месячишко вместе с тягачом и фургоном? А мы вам хорошо заплатим…

Прав был Шура – у нас сейчас самая свободная страна в мире! Сейчас у нас можно купить всё – дом, самолёт, автомобиль, человека. Хотите – целиком, хотите – частями: не целый дом, а только второй этаж с верандой. Или автомобиль – не целиком, а только двигатель с колёсами… Так же и с Человеком. Не нужен вам весь Человек? Берите только его печень… Или почку. Или, если хотите, сердце. Товар абсолютно свежий! Вы только платите…

Итак, Лысый завязан в это дело по уши. Он только и ждёт, чтобы мой Водила прошёл немецкую таможню со своим грузом. А уж потом он (или ОНИ?..) попытается перегрузить ту пачку с «фанерой» из нашей машины в свою. Или ещё в чью-нибудь.

Если же таможня и её вонючие собачки обнаружат кокаин в нашей машине, моему Водиле придётся очень и очень кисло! Зато Лысый и его винно-водочно-кокаиновая фирма в стороне. Убыток наверняка серьёзный, зато голова на плечах.

Теперь что могу сделать я? Ну, этих спецсобачек я целиком беру на себя. В гробу и в белых тапочках видал я этих шмакодявок! От меня доги шарахались. А дальше?..

Судя по тому, как строго Водила предупредил меня, чтобы я не околачивался в фургоне, ибо там груз, за который он привык отвечать головой, так просто Он эту пачку «фанеры» с кокаином не отдаст никому. Значит…

Картинка вырисовывалась довольно смутная. Явно не хватало нескольких важных звеньев, чтобы попытаться просчитать всю ситуацию целиком… Кстати! А почему это все наши российские дальнорейсовые Водилы едут только туда и обратно, а моего Водилу запродали какому-то Сименсу на целый месяц?..

В этой детали было что-то особо настораживающее, и для того, чтобы мне легче размышлялось, я вяло вспрыгнул с пассажирского сиденья на подвесную койку Водилы и прилёг там за занавеской на аккуратно, по армейски, застеленную постель.

Шура когда-то часто вспоминал о своей службе в армии.

Тэ-эк-с… Значит… О чём это я?.. Что же я хотел сказать про Шуру?.. Или про постель?.. Нет… Про Водилу!..

Ох, чёрт, как я устал! Хоть бы один миг вот так полежать спокойно с прикрытыми глазами и ни о чём не думать…

Но как только я закрываю глаза, так сразу же передо мной…

…возникает пустынная широкая солнечная дорога.

И мы мчимся по этой дороге навстречу слепящему солнцу, а за рулём нашего грузовика сидит мой родной Шура Плоткин и с искажённым от напряжения и горя лицом кричит мне:

– Мартын! Мартынчик!.. Ну сделай же что-нибудь! Ты разве не видишь, что он умирает?! Мартышка, миленький – помоги ему скорей! Я не могу остановиться!..

Я в ужасе оглядываюсь и на пассажирском сиденье вижу нашего Водилу, Глаза у него закрыты. Белое лицо залито кровью. Из пробитого виска пульсируют и мелкими брызгами лопаются кровавые пузыри…

– Мартын, сволочь!!! – со слезами кричит Шура. – Сделай же что-нибудь!.. Он же погибает! Я не могу отпустить руль!.. Смотри, кто за нами гонится?!

Я бросаю взгляд в боковое зеркало и вижу, что нас настигает грузовик Лысого! А рядом с Лысым сидит… Бармен с Рудольфом на руках! Господи! Они-то тут при чём?!

У Водилы из уголка рта стекает тоненькая струйка крови, капает на его джинсовую куртку.

Шура гонит машину вперёд, к блистающему солнечному диску, и кричит мне сквозь рёв мотора:

– Если он сейчас умрёт – его же целый месяц никто даже искать не будет!!! Все будут думать, что он где то там работает на Сименса… Они его специально туда продали, чтобы иметь время замести следы!.. Это ты можешь понять?! Как же тебе это в голову не пришло, Мартын?!

Ах вот оно что… Действительно, как же я это сам не дотумкал?.. Как хорошо, что Шура рядом… Но что же со мной-то происходит? Почему я в полном оцепенении сижу между Шурой и умирающим Водилой и не могу пошевелить ни лапой, ни хвостом?!

И тут на моих глазах Водила перестаёт дышать.

– Ну что, дождался, бездарность?! – в отчаянии кричит мне Шура и плачет, плачет… – Он же тебя кормил!.. Он же тебе радовался – море показывал, в ночной бар водил!.. Он же тебя называл Кысей… А ты!.. Дерьмо ты, Мартын, а не КЫСЯ!!!

* * *

– Кыся… А Кыся!.. Ну-ка открой глазки. Ишь заспался. Кушать пора.

Я открываю глаза. Передо мной – чистое, розовое, свежевыбритое улыбающееся лицо моего Водилы, пахнущего хорошим дешёвым одеколоном. У Шуры Плоткина – точно такой же.

Значит, мне это всё приснилось?! Значит, Водила – жив!.. Вот счастье-то!..

И тут я вдруг неожиданно для самого себя делаю то, чего никогда не делал с детства, с ушедших в далёкое прошлое неразумных Котенкиных времён: я вспрыгиваю на широкое плечо Водилы и, ужасно неумело пытаясь мурлыкать, закрываю глаза от нежной радости и начинаю тереться мордой о наодеколоненную физиономию Водилы! Хотя, если честно признаться, запаха одеколона не выношу.

– Ну надо же, какая ласковая тварь! – удивляется Водила. – А поглядеть и не скажешь… На-ка вот покушай, Кыся. Слезай, слезай с меня. Оголодал небось? И с тётей познакомься, Дианой зовут. А это мой Кыся!..

Гляжу я на эту Диану и глазам своим не верю! Никакая это не Диана, а самая обыкновенная Манька поблядушка – судомойка из шашлычной Сурена Гургеновича! Я её даже однажды со своим Шурой Плоткиным познакомил, и Шура её трое суток драл как Сидорову козу! У неё в шашлычной отгулы были, так она с нашей тахты семьдесят два часа не слезала…

Потом она куда-то исчезла, и в шашлычной стали поговаривать, что Манька стала теперь «сильно крутая» – в «загранку» на корабле ходит, дело имеет только с иностранцами и только за твёрдую валюту. Даже финские марки уже не берёт!

– Ты давай кушай. Кушай! Я тебе тут в мисочке всего нанёс, – говорит мне Водила и поворачивается к этой Маньке-Диане: – Здоровый у меня Кыся? Гляди, какой богатырь!..

– Видала я и поздоровей, – отвечает ему Манька. – У меня в прошлом годе был один знакомый еврейчик-корреспондент, так у него кот был в два раза больше!..

Врёт, мерзавка, без зазрения совести! Я уже который год в одном и том же весе. Жаль, Шура её не слышит…

– Только звали этого кота очень грубо – Потап, что ли?.. Или нет – Михей, кажись… Счас уж и не помню. И этот еврейчик с ним как с человеком разговаривал… Всё у нас в шашлычной ошивался. Крыс ловил – бесподобно!

– Кто? Еврейчик?! – удивился Водила.

– Да нет! Кот его – Михей…

«Мартын, идиотка!» – хотелось мне её поправить, но, понимая всю бесполезность моих усилий, я просто спрыгнул на пол кабины и заглянул в миску. Чего там только не было! Да здравствует Водила!

– А ты, Дианочка, быстренько залезай в коечку, сблочивай там всё с себя, а уж потом и я туда. А то двоим там не разобраться. Узковато, – говорит Водила и отработанно начинает задёргивать занавесками окна кабины.

– А ты чего обещал? – спрашивает Манька-Диана.

– А чего я обещал? – переспрашивает её Водила.

– А десять долларов?

– Ох, батюшки… Я и забыл. Прости, ради Господа. Тебе сейчас или потом?

– Конечно, счас! Я теперь только вперёд беру. Хватит! Меня уже сколько раз так напаривали. И всё ваша шоферня «Совтрансавтовская»!..

– Нет проблем, Дианочка! О чём ты говоришь?! Вот пожалуйста… – И Водила вытащил из заднего кармана бумажник.

Мы как-то с Шурой по телевизору смотрели выступление одного фокусника. У него всякие предметы в руках исчезали. Потрясающий был фокусник. Так вот у этой Маньки десять долларов исчезли в руке втрое быстрее!

Посбрасывали они одежду на сиденья, Манька ловко и привычно сиганула наверх – в подвесную шофёрскую койку. Водила влез за ней следом. Стали они там дышать и устраиваться.