Расщелина

Я смело говорю тебе, Павел, о тайнах Расщелины, ее могуществе и власти над людьми для того, чтобы ты помнил всегда; никто не должен знать о ее существовании, иначе всех ждет опасность. Это либо месть Расщелины, либо неотвратимая кара небес. Необсуждаемо это… Тайною нельзя делиться; ее нужно хранить…

Мария передала знания мне, я поделилась ими с тобой. Теперь ты понимаешь, что сдерживало меня до сих пор. Совсем не хочется, чтобы воля и решение моей матери каким-то образом распространились на твой выбор в жизни. Может быть я в чем-то не права и излишне опасаюсь; ведь это всего лишь мои догадки. Твоя бабушка, совершенно внезапно, без видимых на то причин, ушла из жизни. Она, словно предчувствуя, предвидя недоброе, велела мне посвятить тебя в тайну ее истории. И вот я сделала это… Однако, самое главное и важное ждет тебя впереди.

Павел слушал, вытаращив глаза. Сказки, да и только; их рассказывала ему в далеком детстве бабушка, а сейчас он вырос, но его мать говорит почти так же, с выражением чувств и тревогой в душе, словно не ему, а ей предстояло поверить во все это…

– И что же меня ждет? – заерзал Павел на стуле, боясь выдать волнение.

– Подойдешь к утесу, сам увидишь какой он обрывистый. Внизу бурлит порожистая и строптивая речка. В аккурат у подножья она крен делает; очень крутой поворот, такой, что водоворот на водовороте. Вылезть из этого котла трудно, но возможно. Мария ведь выбралась, значит и ты управишься; иначе зачем мне все это тебе рассказывать.

У Павла, после ее слов защемило в боку и долго не отпускало; он выгнул спину, тупо и озадаченно уставившись на мать, которая продолжала говорить нечто невероятное:

«Зачем ему туда лезть?» – спрашивал он сам себя.

– Как это? – только и вымолвил он.

– А вот Марию тогда, тот самый медведь, на утес выгнал, – продолжила мать, – прижал, зверюга. Деваться женщине некуда; конец и все тут… Один выход только и остался. Прыгнула, теряя рассудок от страха перед смертью неминучей, а что бы ты сделал? Вот и пришлось бедной женщине с кручи в бездну шагнуть. Все одно уж было… К счастью, выжила. В ту самую заводь с водоворотами угодила. Побилась, воды наглоталась; ни жива, ни мертва была, а ведь вынес господь, землицу то ей под ноги и подвел, сжалился…

Прижатая потоком воды к глади скалы, осторожно ступая в глубь темной заводи, она едва способна была, передвигаться. Холодная вода до жути сводила избитые ноги, но приходилось терпеть, превозмогая боль, бессилие и страх. Вскоре вода отступила и Мария оказалась среди непреодолимой груды глыб и камней, преграждавших ей путь. Бурный ручей, с гулким шумом уносился вдаль, к зияющим чернью неведомого провала, скалам. Недвижимые, поросшие илом и травой корневища поваленных, мертвых стволов, лишили ее прохода. Прижавшись к холодным валунам она отдыхала, ощупывая тревожным взглядом окружавшие ее предметы; камни, песок и скалы. Со смутной, неосознанной тревогой она начинала понимать, что угодила в западню, устроенную ей самой дикой природой, выбраться из объятий которой будет трудно, может быть даже невозможно. Едва верилось в то, что после падения с такой высоты, она все же осталась жива. Но это случилось и, реально чувствуя себя живой, ей хотелось и плакать, и благодарить судьбу… «Ну почему она не убила того медведя, когда тот, горячим языком лакал холодную воду из ручья; дала ему возможность уйти? А вот он, не упустил своей; набросился не позволив выстрелить. И надо же было подвернуть ей ногу, оступиться и выронить ружье. А зверь не ждал; взревел и стал нагонять жертву, остервенело круша перед собой все, что мешало. От чего ситуация сложилась так глупо?» – Корила себя женщина.

И все же – это провидение. Судьба дала ей шанс выжить:

«Что же дальше?» – стоял перед Марией, полный тревожного ожидания, вопрос.

Варвара на минуту ушла в свои мысли; задумалась, искала подходящее слово, а может быть просто устала – утомили воспоминания. Пережитое прошлое, пусть и не забыто, но терпкой болью охватившего чувства, ест душу.

Павел поймал ее утомленный взгляд.

– Мама, может ты отдохнешь? Устала ведь от воспоминаний; поспи немного, а я подожду, все одно сегодня занятия пропущу.

– Нет, сынок; любому началу – конец люб… Мы одни, некому помешать, а время не ждет и если ты готов слушать, то я лучше продолжу.

– Хорошо, я постараюсь не отвлекать тебя, – согласился Павел, а Варвара продолжила:

– Так вот, Мария осталась тогда одна, ища укрытия, тепла и защиты. Израненные ноги едва давали возможность передвигаться. Однако она спешила отыскать хоть какое-то укрытие, чтобы прийти в себя и согреться, вовсе не ведая, чем чревато еще ее пребывание в диком, неприветливом и неизведанном месте. Необходимо было искать выход, но силы покидали ее и оставшееся в теле тепло она старалась сохранить и потратить на поиск разумного решения, которое помогло бы ей выжить.

Глава третья

Общий интерес

Выспаться Анне не дали; за плотно задернутой шторой, временами утихая и переходя на шепот, велась подогретая спиртным, разгоряченная беседа двух бывших соратников, сражавшихся когда-то вместе, за место под солнцем. Сидели в пьяном угаре за столом обнявшись и пили, не обращая никакого внимания на отдыхавшую после ночной службы хозяйку. Невыспавшаяся и обеспокоенная, странным, внезапным появлением старого приятеля Сидора, племянница, не на шутку встревожилась; тем более, что до ее слуха, то и дело, долетали сухие обрывки, громко и неосторожно брошенных фраз. По роду службы ей не раз приходилось слышать подобный бред спившихся посетителей ночного заведения, но тот говор был ясен и понятен, а этот нес свое, особое содержание; потому как вести подобного рода речи, полагалось либо шепотом, либо тайно: «Гость появился не с добрыми намерениями» – это Анна поняла сразу.

Из содержания смутного, наполненного неясным смыслом разговора, она уяснила лишь то, что новоявленный приятель Сидора, подбивает его под некую, авантюрную вылазку, а вот против кого, не разобрала. Не смотря на то, что ей совсем расхотелось спать, подниматься с постели желания не было, да и причин тоже. От плотно задернутых занавесей в уютной комнатке Анны царил приятный, полумрак, изящно окутывающий ее расслабленное тело. Она продолжала тихо лежать в постели, наполняясь истомой уединения и покоя. Лишь тревожившая уши, сбивчивая речь пьяных мужиков, вынуждала то и дело приоткрывать уже давно не спавшие глаза. Присутствие неуютной компании чуть смущало, однако волнения Анна не чувствовала.

Неожиданно из сеней донесся шум, а скрип входной двери еще больше привлек внимание настороженной хозяйки. В прихожую вошли. Занавесь в проеме двери колыхнула мягкостью старой, шерстяной шторы и вновь утихла, понуро свесив полы. Анна, сосредоточилась, непроизвольно напрягая слух. По голосу вошедшего, она сразу же узнала гостя. Это был Василий Рагозин, пьянчуга и дебошир, которого многие не уважали. Он часто заходил к Сидору и просто изводил Анну своими визитами в заведении, где она работала, прося денег на опохмелку. Поприветствовав хозяина и незнакомца, которого Сидор представил как бывшего, давнего друга, он успешно влился в компанию. Беседа готова была возобновиться, но ровно так же, как манящий соблазн виноградной грозди, появился повод выпить за знакомство. Скрипя старыми, насиженными стульями, компания дружно расселась за столом.

Анна поняла, что из дома надо уходить, пока тройка не вошла в раж… Идти собственно никуда не хотелось, но все же она решила зайти в лавку, да по базару прогуляться, а там и на службу пора. Но не успела Анна подумать об этом, как занавесь плавно распахнулась и в ее комнату, смущаясь, проскользнул дядя Сидор, разомлевший от выпитого с друзьями, но еще довольно крепко стоявший на ногах. Стал извиняться:

– Ты, Анюта, прости нас; шумим поди? Да ты уж, погляжу, и сама не спишь, побудили… Не серчай.

– Поспишь тут с Вами, – выражая недовольство, отозвалась Анна.

– Ну ладно, ладно; гости такие в нашем доме тоже не часты. Извиняй нас, коли что, племяшка, ежели спать не дали…

Анна молчала, глядя на Сидора; ведь по природе своей, дядька он был безвредный, добрый, как и отец, вот только дружки…

– Ты, вот что, Анна, – продолжил виновато Сидор, – ты бы прошлась куда. Погода вроде разгулялась. Здесь у нас разговоры серьезные, мужицкие намечаются. Ну, словом, не для твоих, девичьих ушей, да и пьяные мы… Мы уж сами тут, ты только не серчай на старика, племяшка.– Дядька немного помялся, корчась от неудобства мыслей, сказанных напрямик.

Анна не стала более ничего слушать. Быстро вышла и лишь мимоходом, вновь ощутила на себе колкий и пронизывающий холод от въедливого взгляда приятеля Сидора. И вновь, те же мурашики, пробежали по телу Анны, щекоча шершавыми лапками. Нет, не их неприятных прикосновений побаивалась она, а скорее небрежного любопытства гостя норовившего бесцеремонно и дерзко ворваться в ее жизнь. Во взгляде Шершня огонек домашнего, уюта и тепла обрел начало нового, рождения…

– За знакомство с твоим приятелем, Сидор, мы уже выпили. Налей еще по одной, я скажу о другом, – Шершень умело наколол вилкой капустки, для хруста и предстоящей беседы.

Василий, с утречка, был еще свеж и с интересом приготовился слушать. Сидора он знал хорошо и отношения их были понятны, а вот к разговору нового знакомца решил отнестись серьезно.

– Ну так вот, стало быть, Вася, – плавно расставляя слова по порядку и явно примеряясь к закадычному приятелю Сидора, начал Шершень, – ты в нашем деле фраерок залетный; отсюда имею вопрос. Тут у нас один разговор образовался, тема так сказать, требующая особого расклада и подхода. Так вот, если ты до Сидора выпить да закусить заглянул, то сделай это и мы тебя видели… Захочешь по серьезному слушать, обратного хода не дам. Тут, братишка, либо с нами, либо отвальную пей.

Василий серьезным взглядом обвел компанию и, не ответив, выпил.

– Ты кто таков будешь, чтобы так вот, без предъявления меня в стойло ставить; не припряг пока что, а вот о тебе я послушать готов. И поостерегись, кто из нас залетный, а то и на прогонные, как на вилы, наскочить можно. – Василий нервно шевельнул желваками, показывая всем, что зря его нахрапом берут; неровен час – сорвется. Однако хорошо понимал, что без причин ни к чему.

– Вася, Вася! – обеспокоенно вступил Сидор, – ты только не закипай, все путем, без злобы. Ну это так – будем считать, ну чтобы доверие было между нами, дело-то общее ладим, к чему раздор. Ну я то тебя знаю; не держи обиду, а опаска она всегда в деле рядом стоит. Ща все уладим, разведем как надо. – Сделав удачную попытку снять возникшее напряжение, Сидор принялся разливать, вроде как, мировую.

– Не возьму в толк; мужик ты с характером, или так – скуку гоняешь. И зубы зря не три, в драке сгодятся, а пока слушай, если уж Сидор за тебя вступился. Его я за прошлое уважаю. Если с нами и есть чего сказать, то говори, а нет неволить и держать не стану, потому как по делу я здесь и с тобой, вроде как, терки не обозначались. Одно скажу; ежели все в пучок увяжется, при своей доле всегда останешься.

Шершень выпил один, не закусывая; капусту отложил, ждал ответа от Василия.

– Знаешь, Шершень, ты как и Сидор; оба мне приятели, но в деле я тебя не видел, а вот ему верю, – и Василий ткнул пальцем в сидевшего рядом дружка. Если вот он за тебя поручится, то доверюсь, но помни; кнута не терплю…

– Ну тогда и я тебе отвечу, – лицо Шершня вдруг похолодело и вытянулось, стало злым и серым. Взгляд черных глаз замер, словно избирая способ атаки на жертву. – Я не кусаю только до поры. Сотрешь доверие – пожалеешь!..

Василий не стал обострять отношения и отступился. Он плохо знал этого человека, но хотя ему и не очень нравилось, как его только что пытался подчинить себе этот тип, он все же счел лишним идти на любого рода ершистый расклад из-за недомолвок или взаимного гонора. Было бы глупо и неосторожно с его стороны, вести себя подобным образом. Он стерпел, смягчился и утих, понимая, что прежде чем довериться этому «Хлысту», необходимо знать его намерения, ведь в ближайшем будущем он может стать ему либо дружком в общем деле, либо наоборот, третье вряд ли получится.

– Кто я и для чего объявился, тебе позже, доверительно, расскажет Сидор. Перейду лучше к делу и коли уж хозяин хаты ручается, то принимаю тебя в нашу компанию, – заявил уверенно Шершень.

Даже как-то неожиданно получилось. И вовсе не думал Василий в роли просителя за себя оказаться, а тут во как новоявленный лидер, вывернул: «Смело, однако, – продолжил сомневаться он, но только уже не выставляя свое на показ. – Не думает ли свежий пахан, что он во всем с ним согласен? Ну… Ну… Пусть пока так и считает, поиграю под его скрипку, так спокойнее…»

– Не та это компания, Вася, которая только водку пьет. По делу я здесь, об этом и потолкуем. Вижу ты не против Василий?

– Думаю мы сможем договориться… Ну а если по деловому и серьезно, то готов влиться в вашу группу, но на равных и с уважением, потому как и мне есть, что на кон поставить. Вот только прежде я тебя, Шершень, выслушать хочу до конца. Моё еще терпит…

Шершень, явно не ждавший от Василия непрестанного напора и уверенности, скосил взгляд на Сидора. Тот неприметно и тихо кивнул головой в знак одобрения сказанного: все как-то сразу встало на свои места.

– Вижу ты правильно мыслишь. Ну тогда по рукам. Налей, Сидор, и начнем…

Шершень первый протянул руку. Василий пожал ее, более не противясь. После выпитого беседа пошла ровнее.

– Интерес у нас теперь общий, Сидор не даст соврать; моя цель, а теперь и наша – купец первой гильдии Гордей Крутояров. Вот кто нам нужен. Вы его, здесь, все хорошо знаете; личность влиятельная и известная. Он в здешних краях всю округу в своих лапах держит, силен мужик. Вот его то устои мы и будем расшатывать, потрясем этого толстосума. Но даже это не главное; пусть он свои барыши при себе оставит, мне на них плюнуть и растереть. Как считаешь, Сидор, или не прав я? – разошелся гость. – В наших руках и не такие бумаги шуршали. Пусть этот хомяк и далее щеки имя набивает. Не за тем я здесь, подумайте, – продолжал увлеченно Шершень, не раскрывая, однако, сути дела. – На подворье у купца служит мой человек; так, крестьянствует по малому, для виду. Должно уж, за долгие годы моего отсутствия, и забыл своего истинного кормильца, но я так думаю – вспомнит… Ну а коли что не так пойдет, то племяшка Сидора нам подсобит. Как думаешь, Сидор, справится?

– Подсобит, подсобит; она девка с головой и уважением купца пользуется, – тут же, кивая, согласился хозяин.