Хвост фюрера. Криминальный роман

Феликса видно не было, но голоса его и жены были отчётливо слышны. Глеб положил сома на старую раму без стёкол, валявшуюся около флигеля и крикнул Феликса:

– Хозяин, выходи на нерест?

Феликс уже знал, что Глеб смягчился после разговора с Карпом и ждал постоянно сближения, но сам встреч с ним не искал. Он отложил засолку огурцов, предупредив жену, чтобы она на улицу не выходила и, выйдя навстречу к Глебу, закрыл за собой дверь.

Глеб первый протянул ему руку и сказал:

– Ты вот, что Феликс, если хочешь на большую рыбалку съездить, собирайся завтра с ночевкой. Поедем за стерлядью, Карпа тоже можешь взять с собой. Он давно уже просится у племяшей, да и я ему обещал, что возьму с собой. А этого сома закопти или зажарь. Не экономь его. У нас с тобой такой рыбы целый воз к зиме будет. И давай забудем про чёрную кошку, которая бегала между нами? Я думаю, был не прав, что плохо думал о тебе! Мне, кажется, ты мужик железный и тебе доверять можно?!

– Феликс разволновался, от покаянной речи Глеба и заходил вокруг него:

– Я Глеб ничего. Я не обижаюсь, – задрожал его голос. – Я же помню твои слова, когда ты мне сказал, что нам с коммунистами не по пути. В этих словах был глубокий смысл заложен. Ведь действительно в нашем лагере и блатных хоронили и сук. Так, что я понял, почему ты меня отлучил от себя. И я благодарен тебе за это! Кто его знает, чтобы со мной было приди я в стан блатных? Или пику в бок получил или удавку бы накинули?

Он склонился к сому и словно кошку погладил его по хребту. Затем, вытерев руку об старые штаны, встал:

– А в какое время на рыбалку поедем? – спросил он уже, успокоившись.

– Приходите к восьми вечера на мостки, и сразу отчалим, – сказал Глеб. – Засветло надо сети бросить. С этими словами он скрипнул калиткой и покинул двор Нильса.

ДОРОГОЙ ГОСТЬ

Часом позже у него в доме появится долгожданный и дорогой гость Пётр Барс. Глеб ждал его со дня на день, так – как получил недавно телеграмму такого текста:

«Буду на днях с визитом…» Пётр.

В бостоновых брюках, заправленных в хромовые сапоги, и одной рубашке он будет, стоять перед Глебом, и улыбаться, сверкая золотым ртом. По его виду нельзя было сказать, что он болен туберкулёзом.

Друзья обнялись, крепко похлопывая друг друга по спине, а Дарья сразу начала замешивать тесто на пироги.

– Как здоровье брат? – спросил Глеб, – я думал, ты серьёзно болен, а ты весь блестишь и светишься. Никак подлечился?

– Я здоров, как бык, – сказал Пётр, – и никогда не болел, а на больничку пришлось спрятаться. В розыске я по непонятному делу. Могут накрутить хвоста ни за что, а мне не в кайф сидеть за чужие грехи. Вот когда разгребут это дело, тогда я смело буду ходить по – своему городу.

Глеб взял с полки кошелёк и, засунув его в карман брюк, сказал:

– Пошли – ка мы с тобой на Кубик сходим, и там за пивом ты мне расскажешь о своих мытарствах, пока Дарья на стол готовит. У нас можно не прятаться. Легавых здесь не бывает. Меня давно не проверяют, знают, что я работающий инвалид, живу рыбной ловлей да плотничаю помаленьку. Одному племяннику дом пристроили, сейчас второму варганим.

– Вижу, как вы развернулись, – произнёс Пётр, – я, когда приезжал сюда в шестьдесят третьем, на этом месте стояла самая настоящая завалюшка. А сейчас подходил к дому, смотрю, хоромы возвели.

– С твоей помощью Пётр, – пропела Дарья, очищая руки от прилипшего теста.

Они вышли на улицу, и пошли к пивному ларьку. Недалеко от него паслись на лугу бычки и козы.

– Закуски тут много гуляет, – заметил Пётр.

– Тут и уткам привольно живётся, – сказал Глеб – и, проходя мимо годовалого бычка, привязанного к столбу, похлопал его по боку. – А это наш Семён, – к зиме на мясо пустим.

Взяв в ларьке шесть кружек пива, они приземлились рядом на травке под раскинувшим свои ветки клёном. Здесь была небольшая тень, и солнце не так сильно докучало им своими палящими лучами.

– Так что за дела у тебя там непонятные? – спросил Глеб, – чувствую дело с оскоминой?

Пётр достал Беломорканал из портсигара и, постучав мундштуком папиросы о его крышку, сказал:

– Ты «нашим» на сходке не говори, что я у тебя? Я когда в непонятное дело попал, всех предупредил, чтобы тебе не говорили. Всё – таки ты меня короновал, – стыдно было, что меня какая – то сявка разула. Думаю, сам разгребу этот мусор, тогда появлюсь у тебя. А попал я действительное в серьёзное дело, и помочь в этой заварухе мне можешь только ты. У тебя награды и внешность солидная, больше не на вора смахиваешь, а на бравого офицера. Надо тебе как – то съездить в Ригу. Я не говорю прямо сейчас собираться в дорогу. Надо списаться с киномехаником и хорошо подготовиться к поездке. Понимаешь, вышку мне могут дать не разобравшись. Замочили отставного генерала в городе Риге, по фамилии Березин, зовут Матвей Всеволодович. Замочили прямо в квартире, вместе со своей бабкой. Это был не простой генерал, – герой Советского Союза, работал до своей смерти в Наркомате внутренних дел, то есть сейчас КГБ. Убийцы забрали у него некоторые трофейные ценности, ювелирные изделия, фарфор и кучу бабок. Может на меня бы и не подумали, если бы этот генерал не жил подо мной. Это не моя квартира была, – я жил там, у капитана дальнего плавания, брат которого работает киномехаником в Риге. Погоняло, у него на зоне было, – Финн. Мы с ним в нормальных отношениях были на последней зоне. Ему я доверял как самому себе. Он мужик кремень лишнего не сболтнёт и косяков не нарежет. Грамотный, – на морехода учился. Так вот, когда менты начали пронюхивать у соседей про убийство, я сразу пятки намазал оттуда. Верняк, бы на меня подумали.

– А что ты думал, менты про тебя очерк в журнале Огонёк напишут, как о хорошем соседе? – засмеялся Глеб.

– Я бы не против очерка был, – поняв шутку друга, сказал Барс и продолжил:

Менты, конечно, дознались у соседей, что подозрительная личность жила некоторое время в квартире капитана. Пришли с обыском в хату, а там повсюду мои отпечатки. Раз плюнуть им было, чтобы узнать, кто проживал в квартире капитана, и устроили за мной охоту. Я рванул домой в Новочеркасск, а меня и там пасут. Пришлось спрятаться в Черновцах в одной из больниц. По протекции этого самого киномеханика Финна, – меня пристроили там сторожить морг. Ты понимаешь мне вышка корячиться, а я не при делах. И срок прошёл приличный со дня убийства, – но легавые и рогом не шевелят. Падлы зациклились на мне, – других гастролёров искать не хотят. Думаю, сам найду мокрушников и заставлю пойти с повинной. Весь преступный мир подключил к этому. Но те затаились, не выкидывают ворованные вещи на продажу.

– И много добра было? – поинтересовался Глеб.

– Там пару картин дорогих пропало, вроде восемнадцатого и девятнадцатого века. По ним я и думал найти убийц. Коллекционеров тоже всех предупредили, чтобы цинканули, если что – то всплывёт похожее. Но есть у меня подозрение, что замочили и ограбили генерала случайные люди. А таких пассажиров искать, – хуже нет. Боюсь, сбагрили они всё добро, какому-нибудь иностранному морячку? Тут уже пиши – пропало. Бегать и прятаться в подполье мне уже надоело. Я уже на пределе. Чую, амба подкрадывается ко мне, а я могу не выдержать и дать старт своей нервной системе. Понимаешь, за всю масть, стартану.

Глеб выслушал Петра до конца и залпом выпил пиво. Затем, утерев ладонью губы, спросил:

– А как ты в Ригу попал, чего тебя туда понесло? – поставил он на траву пустую кружку и взял тут – же полную кружку.

– Христослава я одного пас там с биксой. Они первого мая умыкнули у меня, кожан с вешалки в котором лежало три штуки бабок и волына с полным магазином и запасной обоймой. Понимаешь, познакомился я с ними на реке Аксай после демонстрации. Пивка пошёл попить, а там давка за ним. Вижу по фотографии, вроде своих кровей парень стоит у амбразуры. Я ему пару пальцев показал, чтобы на мою душу взял две кружки. Он меня понял и купил пива. Звали его Арсен, – он армянин по национальности, но больше похож на славянина. С ним сероглазая с толстой косой была бикса по имени Лайма. Ничего женщина, ядрёная, – на иностранку похожа. Мы за пивом разговорились, и после я их пригласил к себе на хату. Она не моя была, а съёмная для лихой жизни. После освобождения не хотел стариков своих стеснять и снял себе хату в центре города. Там водочки под селёдочку выпили, а потом вино пивными кружками пили. Я в отруб ушёл, а проснулся, кожана нет на вешалке. Короче стал я ходить жохом эти дни, ни денег, ни крова. Платить за хату нечем. И как назло лопатники худые под руку попадались. Тогда я в общаке у старого Зубра в Ростове взял десять косых и направился в Ригу. Он до тебя воровскую кассу держал. Кстати я, что взял из кассы, – сегодня пополню. Вклад сделаю приличный, но не деньгами, а золотыми цацками.

– Знаю я Зубра, – сказал Глеб, – он мне и передал кассу в полном порядке. Честный был вор, сейчас на покой ушёл, но не по возрасту, а по здоровью. Астма у него сильная и глуховат, стал на оба уха.

Глеб напряжённо посмотрел в лицо друга:

– А цацки, откуда взял? – спросил он.

– Мне всех больше пушку было жалко, – ушёл от вопроса Пётр, – она не моя была, а Принца из Питера, – расстроено заявил он. – Я могу с ней подвести Принца. Вдруг она у него замазана. Тогда считай, я кореша своего просто технически сдал, сам не ведая, что со мной такая непруха может произойти. С меня воровской сходняк за это может спросить за всю масть. Подвижки уже пошли по этому вопросу, могут свои же приговорить. Принц всё – таки тоже не рядовой вор. Его Корень короновал, а этот подобных вещей не терпит, без разговора выпишет мне на сходняке нож в бок. И его все поддержат. Тем более я с Корнем никогда в тесных контактах не был.

– Конечно, ты в этом случае неправ, – глубокомысленно покачал головой Глеб, – если взял чужую вещь, то должен её хранить, как зеницу ока. Но ты не забывай, на сходняке у меня тоже веское слово имеется и не последнее! И за мной стоит Гриша Часовщик. А он слова не позволит никому лишнего сказать, даже Корню. Так, что особо не переживай об этом?

Пётр тяжело вздохнул, затем заскрежетал зубами.

– Благодарю, конечно, тебя за добрые слова. Только ты Таган меня не учи? Я к тебе не за нравоучениями приехал, а как к верному и надёжному товарищу за помощью. И так настроение тухлое, – хоть в петлю лезь. Короче, прожил я больше месяца в Риге, облазил почти все злачные места, но не нашёл никого. А с цацками отдельная история случилась.

– А с чего ты взял, что эти пассажиры в Риге должны были быть? – отпив пива, спросил Глеб.

– Когда на Аксае пили пиво, они говорили, что собираются туда. Эта Лайма родом оттуда и в данный момент находится в отпуске. Она мне пропуск показывала, на Рижский завод, но вот какой убей, не помню.

А этот Арсен говорил, что живёт в Новочеркасске и Лайма без пяти минут его жена. Его дом я после нашёл, – Заназян Арсен действительно жил со мной в одном городе. Отец его в снабжении работал на мясокомбинате, – он мне и сказал, что сын его выписался из города и уехал в Прибалтику, а куда именно не знает. Когда я из Риги нарезал ноги, вернулся в Новочеркасск. Тогда я твёрдо решил проверить хату этого армянина. Думаю, может какие бумаги или письма найду от этой Лаймы. Среди белого дня отмычкой вскрыл хату. Облазил всё, ничего такого, что помогло отыскать крыс, не было. Забрал фотоаппарат Зоркий в буфете и все проявленные плёнки. Думаю надо будет их проверить не исключено, что там могут быть их рожи? Ты знаешь, и подфартило мне сильно, – ребята мне напечатали пол чемодана фотографий этой парочки. А мимоходом я в этом буфете взял пачку денег и шкатулку с цацками. И уехал в Черновцы. Но армян никуда от меня не денется. Я его падлу достану, даже в том случае, если он на вершину Арагаца заберётся.

– Фотографии есть, – считай, что они в капкане у нас, – посулил Глеб, – только дай время!

Пётр даже позеленел от злости. По его хищному взгляду Глеб понял, что тот использует все средства, чтобы не упасть в грязь лицом перед ворами.

– Этот киномеханик, на чьей квартире я жил мог бы мне помочь в их поисках, – сказал Пётр, – но мне носа нельзя туда совать. Сразу заметут за генерала и его картины. Финн точно знает, что я не убивал генерала. Страховал он меня, в то время, когда я в оперном театре карманы у вельмож чистил. Но не будет же он такое алиби мне создавать. Я там шесть кучерявых лопатников взял.

– Как он тебя там страховал? – удивился Глеб, – ты же всегда один на дело ходил.