Мидгард. Часть 1

– О, могучий господин, я не вру, я никогда не вру, не лгу, не юлю и не привираю, если речь не идет о походах к веселым девицам. Опять-таки пойти энтот самый Мельхиор мог, куда сердце пожелает, но мне кажется, что его понесло пропустить стаканчик-другой-третий в матросскую пивную вроде этой. Вы точно везде внимательно посмотрели?

– Хм, – рыцарь задумался. Матросы кругом посмеивались. Через знакомца Паласара весть о том, что именно разыскиваемый Мельхиор стоит сейчас у стены, растеклась по всем ушам в «Приюте», не достигнув только упакованного в шлемы слуха паладинов.

– Или ты слеп, как крот, или туп, как колода, – не выдержал стоявший в ярде от распинающегося Паласара Мельхиор. Рассказчик историй мог водить не шибко соображающего рыцаря за нос довольно долго, но рано или поздно рыцарь заберет его вместе с плащом как доказательство проделанной работы, а разделяться с другом, едва встретившись, волшебнику не хотелось. Он продолжил третировать рыцаря, – или же ты туп и слеп совместно, ибо одно не исключает второго. Во всех трех случаях тот, кто поставил тебя капитаном, был неразумен в выборе.

– Кто ты такой? – спросил рыцарь, озадаченный таким тоном. За эти слова он зарубит старика, едва закончит расспрос этого странного Теодориха, получающего плащи и монеты на Дерюжной улице рядом с колодцем.

– Я Мельхиор. Я дал этому человеку плащ и заплатил за его выпивку. Надо быть деревянным ульем с досками вместо черепа и сотами вместо мозгов, чтобы не понять, что над тобой с самого начала насмехаются.

Публика поняла, что игра закончена, и рыцарей окружил довольный, более не скрываемый хохот. Ловко их поводили за нос эти двое. Интересно, как они собираются выкручиваться дальше?

Капитан подозвал двух рыцарей. Достав бумагу, они некоторое время совещались, указывая пальцами то на Мельхиора, то на лже-Теодориха, после чего капитан с крестом на пузе объявил собравшимся:

– Высшем приказом святого ордена паладинов колдун и чернокнижник Мельхиор приговорен к смерти по обвинению в колдовстве и чернокнижие, ереси пелагианской и павликанской, совершении обрядов и принятии родов, отравлении и мошенничестве. Вы все слышали, что этот человек сам назвался Мельхиором. Приговор властью, мне данной свыше, да будет приведен в исполнение сейчас же! Убить его!

Рыцарь из левого фланга двинулся к Мельхиору. Волшебник запустил в него оглушающим заклинанием. Рыцарь прикрывался щитом и заклинание лопнуло на железе бессильным хлопком, никого не задев.

Капитан громко рассмеялся.

– Орден паладинов под защитой пресвятой Девы. Твое чернокнижие тебе не поможет. Склони голову, заблудший!

Мельхиор повторно применил истинное видение к паладинам. Его интересовала их защита. Что у них имелось против Искусства, кроме новеньких доспехов?

– И поэтому позади ваших щитов начертаны языческие руны? – уточнил у капитана Мельхиор, получив сведения о природе защитных средств, примененных паладинами.

– Прикуси язык, пока тебе его не вырвали! Обвинения святого ордена, изрыгаемые пастью языческого зверя, не запятнают его святую славу!

– Чью славу, зверя или ордена? А пока будешь думать, самозванец, наскреби-ка в своем улье ответ на первый вопрос: руны это начертаны или нет? Полагаю, мне удается прочитать на твоем нагруднике даже чье-то имя. Хоть начертано оно изнутри, между кольчугой и панцирем, но мне оно видимо. Если мне не изменяют глаза, чрево твоем именем Хмурого Бруза хранимо, королем из пещер, а имя Девы, да будет тебе известно, пишется несколько иначе.

– Убейте смутьяна, что смеет порочить святое имя!

Мельхиор потянулся к булавке и походя бросил взгляд на правое окно. Фигуры за ним уже не было. Только несколько бурых капель ползли вниз по пузырю.

– Вот тебе и драка, – Мельхиор увернулся от удара мечом и оттолкнул Паласара так сильно, что тот отлетел под ноги матросам.

Второй удар рыцарь нацелил так, что уворачиваться Мельхиору было некуда, он оказался зажат между толпой и стенкой. Сорванная булавка сверкнула в пальцах и обратилась в посох. Мельхиор отразил своим оружием несколько ударов и выбил меч из рук рыцаря. Носком сапога он откинул оружие в сторону Паласара, поднявшегося на четвереньки. Мельхиор взглянул на левое окно, теперь и за вторым бычьим пузырем было пусто.

– Сдавайтесь, – предложил Мельхиор. – Вы в меньшинстве.

– Ты, должно быть, слаб в счете, – усмехнулся капитан, но тут позади него что-то звякнуло и рыцарь, закрывавший собой дверь, с лязгом упал на колени. Позади заколотого под лопатку паладина стоял, замотавшись до самых глаз в кожаные одежды, с мечом в одной руке и кинжалом в другой бывший начальник стражи шахского двора, гроза сельджуков и кошмар неверных, Расул. Он убил в бою своего сотого воина. Он считал только убитых с боя, «а всех приконченных мной по казематам сочтут только на небесах», говаривал начальник стражи про прочих.

– Отнюдь, капитан. Я этого господина за пятерых посчитал, – объяснил свой расчет Мельхиор.

Расул бросился на ближайшего рыцаря. Паласар подобрал меч, который подбросил ему Мельхиор, на карачках подполз к обезоруженному рыцарю и, пользуясь тем, что в шлеме нижнее поле зрения сильно ограничено, воткнул меч тому в коленное сочленение доспехов. Рыцарь, ойкнув, упал, и Мельхиор опустил посох ему на забрало. Колдовской посох в момент удара потяжелел десятикратно, пробил забрало, и из шлема выплеснулся фонтанчик крови. Удар был так силен, что на дощатом полу осталась выдавлена округлая вмятина, история о которой будет кочевать из уст в уста до тех пор, пока те доски не пожрет огонь пожара.

Мельхиор запустил молнию в спину капитана, но получилось не лучше, чем с оглушением. Заговоренные именем короля из пещер доспехи защищали паладинов от магии. Расул тем временем разобрался в двумя рыцарями у двери. Оставался еще один и капитан. Последний рыцарь бросился на Паласара, угадав в нем самого слабого противника. Рассказчик историй отбил удар, но, непривычный к оружию, действовал ненадежно, а потому выронил меч и снова отлетел в толпу матросов. Расул настиг рыцаря, шедшего на добивание, и ударом в затылок отправил того на пол. Капитан недоуменно смотрел на свой перебитый отряд.

– С кем хочешь биться? – спросил Мельхиор у капитана. – С господином за-пятерых против острого меча или со мной против Искусства?

– С тобой хочу, колдун! – ответил капитан и поднял перед собой щит. – Твоя сила не властна над святым именем…

Заклинание вылетевшее из посоха раскололо щит пополам.

– Перед именем Хмурого Бруза, хотел ты докончить? Есть имена и пострашнее, чем твой мертвый король.

– Пощади! – капитан, бросив меч, упал на колени. – Я знать не знаю никакого Бруза!

– Что скажет народ? – обратился Мельхиор к матросам.

– Смерть ему! – загудела толпа. – Вздернуть самозванца!

– Веревку! – потребовал волшебник, и она мигом появилась – крепкая корабельная снасть в два роста длиной.

Мельхиор перекинул веревку профессионалу плахи. Получив моток, Расул на бегу свернул висельный узел и накинул петлю на шею капитану. Веревка перелетела через балку, несколько человек подхватили и подняли рыцаря. Когда через мгновение веревка была закреплена, добровольные помощники расступились, и капитан, задыхаясь, повис на веревке. Он дрыгал ногами и пытался поднять руки, чтобы взяться за веревку, но доспехи сильно ограничивали его движения.

– Можно ускорить наступление смерти? – спросил Мельхиор у Расула, как у более знающего.

– Разумеется, – ответил Расул и прыгнул на болтающегося рыцаря. – Вот бычья же шея! – выругался он, отцепляясь от висельника. Позвоночник никак не ломался.

– Божий суд! – вздохнул кто-то в толпе и шепот распространился по морякам. Если повесить человека не удавалось, то он должен быть отпущен.

Мельхиор уменьшил посох до размера волшебной палочки и подошел к капитану. Он вставил палочку в ножны на место меча. Ножны крепились к доспехам самыми прочными ремнями, ведь от их надежности зависела жизнь рыцаря. Теперь она снова зависела от их прочности, но наоборот.

– Если ножны оборвутся, он будет свободен, – объявил он толпе и увеличил вес палочки до десяти пудов. Шея капитана хрустнула, а ремни, державшие ножны на поясе, лишь надсадно скрипнули, легко взяв вес.

Когда капитан испустил дух, матросы взорвались радостным гулом: никому не хотелось его отпускать. Мало ли кого он приведет за собой. Не каждый день случается такое зрелище, да и новое украшение очень подходило «Приюту», хотя и сослужило ему в итоге недобрую службу. Новый отряд паладинов явится сюда через неделю. Они заберут тело и сожгут местечко дотла, но до тех пор раздетый до исподнего капитан будет исправно встречать и провожать посетителей «Приюта» скрипом веревки на сквозняке от отворяемой двери. Но это случится через неделю, когда почти все свидетели расправы будут уже в море, а пока предстояло распределить трофеи.

– Всё, что мы не заберем, даруем в пользу моряков! – объявил волшебник, чем снискал еще большую любовь публики..

Мельхиор позвал посох. Обернувшись булавкой, он выпрыгнул из ножен, прозмеился по грязному полу, заполз по ноге и вспрыгнул в свое место на воротнике. Когда-то Мельхиор странствовал с поклажей, у него был сундук, в том сундуке потайной ящик, в нем коробочка, и в той коробочке жила эта булавка. Лихие времена настали: о поклаже, кроме той, что втискивается в узкие седельные сумки, не помечтаешь, а змееголовую булавку приходится всегда держать на виду, под рукой.

– Один еще жив, – заметил Расул, показав на того рыцаря, которого оглушил рукоятью меча по затылку одним из последних.

– Прихватим с собой, – сказал Мельхиор. – Нужно осмотреть их доспехи.

Возмутители спокойствия, груженые одним паладином, покинули «Приют». Расул и Мельхиор попеременно несли оглушенного рыцаря на спине. Паласар тащил пару мечей и шлем. За время похода хмель из него порядком выветрился.

В их кособоком домишке было тепло и уютно. Перед тем как отправиться на поиски Мельхиора и Паласара, Расул подбросил дровишек в дырявую печку, они еще догорали, окуривая дымом не только Хоули, но и – через многочисленные щели – комнатку. Плененного паладина освободили от доспехов, бросили на ложе больного и привязали к кровати теми же веревками, какими был заботливо закреплен на постельном режиме Паласар.

– Метод Авиценны? – спросил Расул.

– Что? – не понял Мельхиор. Наскоро сочиненная фантазия под напором событий изгладилась из его памяти, но Расул помнил всё.

– Восемь трубок? – уточнил он, показывая на добычу – восемь вываренных бычьих костей.

– Мне кажется, Паласару уже легче, чтобы подвергаться такой опасной операции, однако если ты настаиваешь…

– Для верности? – не отступал Расул.