Осколки памяти

Позже Мацудо Цунэёси дал собственноручные письменные показания о своих контактах с сотрудниками спецслужб Японии на острове Хоккайдо. Он назвал ещё 14 владельцев шхун, которые имели связи со спецслужбами.

Пару лет спустя распоясавшиеся провокаторы из числа сотрудников контрразведки Японии задержали на загородном шоссе вблизи г. Токио двух советских дипломатов, которые мирно ковырялись на обочине в каком-то булыжнике. Их обвинили в шпионаже, выслали из страны, подняли антисоветскую шумиху в прессе. В ответ в газете «Известия» появилась статья «О японском рыбаке и шпионской рыбке», в которой ярко описывалось, как японские спецслужбы принуждают рыбаков заниматься шпионажем у берегов Курильских островов. Главным персонажем этой статьи был разоблаченный и осужденный Мацудо Цунэёси. Когда гранки этой статьи легли для согласования на стол начальника Следственного отдела КГБ СССР, он очень удивился, что не знал об этом деле, и добавил, что за такие дела награждают орденами. Мне об этом сообщили, но особо настроение не попортили, поскольку не каждому следователю удавалось за свою службу поймать «шпионскую рыбку».

Краснознаменный Туркестанский военный округ СССР

В 1981 году мой друг Т.В. Дерень был назначен начальником следственного сектора Особого отдела КГБ СССР по Туркестанскому военному округу в городе Ташкенте. В 1983 году он позвонил и сказал, что предложил меня руководству на должность своего заместителя. Я согласился, приказом заместителя Председателя КГБ СССР был назначен на эту должность с указанием прибыть к новому месту службы в течение недели.

Ташкент – прекрасный, просторный и очень зелёный город с запахами плова, самсы и шашлыка, роскошными восточными базарами, приветливыми и доброжелательными жителями. Он как бы создан для неги и наслаждения жизнью. Однако о такой жизни сотрудникам нашего особого отдела, ведущего работу в условиях боевых действий, о которых мало что было известно в стране, даже мечтать не приходилось. Нам с Деренем, двум бывшим сотрудникам УКГБ по Сахалинской области, было поручено организовать работу по расследованию уголовных преступлений, совершённых военнослужащими 40-ой Армии. А их было немало, главным образом контрабанда в особо крупных размерах, в том числе оружия и наркотиков.

Черный тюльпан

В 1986-м меня назначили начальником следственного сектора с количеством подчиненных около тридцати человек, часть которых на постоянной основе находились в особом отделе 40-ой Армии, что вела боевые действия в Афганистане.

К тому времени мне досрочно присвоили звание подполковника и за участие в ряде боевых операций наградили орденом «Красной Звезды».

Всего в часе с небольшим полета в ДРА шла война, и каждый день приходили гробы в «Черном тюльпане» с телами молодых солдат и офицеров. Свет и тень, жизнь и смерть, о которой мало кто знал в этом городе. Можно задаться вопросом, а что давало работу следователям на этой необъявленной войне. Контрабанда наркотиков, оружия, товаров, хлынувшие потоком по военно-транспортным линиям, борьба с вражеской агентурой, с теми, кто переходил на сторону душманов. К сожалению, были и такие, правда, немного.

Левашов А.М. в Афганистане. Фото из архива Левашова А.М.

Наверное, впервые за годы существования советской власти такое огромное количество людей столкнулись, пусть и с примитивным, феодально-капиталистическим миром. С изобилием всевозможных товаров, радиотехники и прочего. Как шутили: «В любом дукане больше дефицита, чем в ГУМе[9 - Главный универсальный магазин в Москве]». И рухнули коммунистические догмы «морального кодекса строителя коммунизма» – всё, что можно, тащилось из воинских частей и продавалось в дуканы, а закупленное контрабандой вывозилось в Союз. Наиболее дерзкие начали перевозить наркотики, главным образом, опиум («ханку») и гашиш.

Работа следователей усложнялась тем, что территориально на нас замыкались Туркмения, Узбекистан, Казахстан, Таджикистан, Киргизия, Афганистан.

Впереди были многие поездки по Афганистану, часто достаточно курьезные, но всегда опасные. Так, до Кандагара, в котором не прекращаясь шли бои, пришлось лететь «Черным тюльпаном», везшим пустые гробы. В одном из них я спал весь полет, пояснив своим попутчикам, что таким образом как никто готов к встрече со «стингером» (зенитной переносной ракетой). А однажды в полете в г. Джелалабад в полу вертолета между моих ног появилась аккуратная дырочка, а когда я взглянул вверх, то увидел такую же дырочку над головой. Попали под обстрел. Судьба таким образом распорядилась, что мой миг встречи с пулей еще не наступил.

Джелалабад – город на границе с Пакистаном, где ночью каждые пять минут стреляло орудие по местам возможного нахождения душманов. Город пальм, огромных попугаев какаду, самых вкусных мандаринов, но, в то же время, самый заражённый по тифу, гепатиту и другой нечисти город. Как написал один доброволец, прапорщик из местного анекдота: «Любимая жена, наконец-то я попал в Афганистан. Служу в Джелалабаде. Кругом пальмы, мандарины, попугаи. В общем, красота неописуемая. Так мне, дураку и надо!»

Но это искры воспоминаний, а головёшки в костре: сад советского военного госпиталя, заполненный молодыми ребятами из десанта с оторванными ступнями и руками. Их десантировали прямо на минное поле, установленное нашими же саперами за неделю до высадки, о котором никто не удосужился предупредить командиров десантников…

Наверное, то же самое повторение опыта великой войны, когда из-за элементарной бестолковщины гибли сотни и тысячи. Думая об этом, я вспоминаю и встречавшего меня на Кабульском аэродроме солдата-водителя. Он посмотрел на мою форму, протянул звездочку, которые на пилотках носили рядовые: «Замените офицерскую кокарду на звездочку, а то снайперы очень любят стрелять по кокардам!». Наверное, любят и безумно обрадовались, когда на новой форме Российской армии в 2007 году погон со знаками различия был прикреплен на груди. Но это так, к слову.

Восемь лет службы пролетели незаметно. Уже полковником мне пришлось обеспечивать выход наших войск из Афганистана и перейти тот знаменитый Термезский мост. Память об этом событии – часы от министра обороны и набор пластинок ВИА «Каскад» с записями большинства самодеятельных песен.

Тюрьма Пули-Чархи

10 марта 1990 года были арестованы участники и пособники министра обороны Афганистана – генерала Шахнаваза Таная, поднявшего в ночь на шестое марта 1990 года вооруженный мятеж с целью захвата власти и свержения законного президента Афганистана Наджибуллы. Мятеж был достаточно быстро подавлен, Танай бежал в Пакистан, а многие его соратники задержаны и помещены в тюрьму Пули-Чархи на окраине Кабула, где днем и ночью шли их допросы. И вот двенадцатого марта начальник Следственного отдела Министерства безопасности ДРА генерал Гани представил начальнику тюрьмы двух самых «важных арестантов». Ими оказались советский полковник Константинов Олег Николаевич и его переводчик Азамат.

Они имели статус личных советников генерала Гани, которые должны оказывать практическую помощь в анализе и оценке следственных документов, составленных на мятежников, перед их направлением в военный трибунал. Так началось двухнедельное «заключение» в самой знаменитой тюрьме Афганистана двух советских офицеров – полковника военной контрразведки Левашова Аркадия Михайловича и майора КГБ Узбекистана Азамата Зейнутдинова[10 - Его имя и фамилия изменены]. Это было специальное задание по линии ПГУ КГБ СССР (разведка). Продолжилось наше знакомство с начальником тюрьмы в сауне. Надо отметить, что за время пребывания советских войск в ДРА наряду с идеями социализма в сознание офицерского корпуса Афганистана прочно внедрились умение пить водку, париться в бане и, исключительно правильно к месту, употреблять матерные слова. А какие длинные и пышные тосты они стали произносить! А как первые руководители теперь целовались при встрече и прощании!

Кабульская тюрьма Пули-Чархи. Фото из архива Левашова А.М.

По окончании сауна-водочных процедур «советники» были препровождены в отведенные им «апартаменты», где они только по пробуждении опознали тюремную камеру. Правда, довольно чистенькую, с двумя кроватями, телевизором, умывальником, чайным столиком с набором сухофруктов и орехов.

Кормили нас в Пули-Чархи сносно, но местной пищей, и перед сном часто вспоминалась корейская столовая на улице Вокзальной в Южно-Сахалинске, где работала мать моего друга и соседа – Ан. Она делала пян-се, и мы, подобравшись с тыла столовой к окну у ее рабочего стола, получали их с пылу-жару. До сих пор это мое любимое корейское блюдо. Правда, кажется, правильно их готовить уже разучились.

В дальнейшем мы узнали, что подобное размещение было вызвано большим количеством сотрудников спецслужб, привлеченных к расследованию. Утром же обнаружили не совсем приятную деталь «гостиничного номера»: он имел все предусмотренные системы запирания, расположенные только снаружи. Так что из гостей в один миг можно было превратиться в постояльцев, обозначенных какими-либо номерами или кодовыми именами. Хотя у каждого из нас было по пистолету и гранате, мрачные мысли иногда лезли в голову. Особенно по ночам. И еще воспоминания о предыдущей жизни, как искры из костра: хорошие и не очень, хаотичные, без системы и хронологии…

Проживание в Пули-Чархи закончилось в конце марта 1990 года. Мы выполнили поставленную задачу и спасли от расправы нужных и верных нам людей, а также многих, кто попал под разборку случайно – с кем-то под видом борьбы с мятежниками сводили личные счеты, а кого-то прихватили на всякий случай. На всякий случай расстреляли бы и меня или в упрощенном порядке осудили годам к 10 тюрьмы.

В начале июня был прием участников этой операции президентом Наджибуллой, который всем вручил государственные награды ДРА.

Ташкент, конец Афганской войне

В 1989 году советские войска из Афганистана были выведены, и напряжение спало, но политические события, связанные с развалом СССР, привели к ликвидации и нашего подразделения.

1992 год, снова Ташкент, бурлящие толпы «прозревших» граждан Узбекистана, призывы движения «Берлик» освободить страну от русских. Приказ нашим – не ходить в форме, не иметь при себе документов о принадлежности к органам КГБ. Мой друг, руководитель строительного треста, выписал мне удостоверение инженера по технике безопасности, поскольку про технику безопасности можно было совершенно безопасно рассказывать часами националистическим группам, если бы вдруг они заинтересовались моей личностью.

Потом было трехдневное «сидение» в своем кабинете в здании Особого отдела Туркестанского военного округа. Причём в нем были мешки с песком, чтобы из окон, дававших хороший сектор обстрела, можно было вести огонь из ручного пулемета, который мне выдали вместе с автоматом и сухим пайком на 10 дней.

Во двор пригнали два БТРа для срочной эвакуации семей, занесли три канистры напалма для скорейшего уничтожения секретных документов. Кабинет еще пополнился десятком ящиков местного вина, доверенного мне на хранение как председателю офицерского собрания.

Несколько дней толпы вдруг осознавших свою национальную независимость узбеков ходили по Ташкенту, угрожая убийством всех иноверцев, но командующий округом лично встретился с первым секретарем ЦК (позже ставшим первым Президентом Узбекистана) и в предельно жесткой форме объяснил, что даст войскам команду на силовое подавление любых случаев, как сказали бы сейчас, экстремистских проявлений. Буквально через несколько часов в город вернулось спокойствие.

В моем кабинете не запахло порохом, на полу не валялись стреляные гильзы. Были только пустые коробки из-под сухпая, да наполовину опустевшие ящики с вином.

Сегодня можно сказать, что в нашем отделе более 100 офицеров прошли Афган и, честно говоря, жалели, что на нас не напала эта обкуренная и озверевшая от безнаказанности толпа националистов. Весной 1992 года был объявлен Указ Президента Узбекистана о национализации имущества Особого отдела, и к маю мы в нём оказались вдвоём с заместителем начальника, который был оставлен в качестве представителя органов госбезопасности России, полковника, а позже Героя России, генерал-лейтенанта, одного из первых руководителей ФСБ в Чеченской Республике. Взяли бутылку палёной водки, пару килограммов черешни и горячую лепёшку. Налили по полному стакану, выпили, не чокаясь, за упокой СССР и Особого отдела КГБ СССР по Туркестанскому военному округу.

Итак, 1982 год – приезд в солнечный, гостеприимный советский город, 1992 год – отъезд из столицы чужого государства с достаточно враждебными горожанами. А жена с детьми прожили там ещё год, ежедневно выслушивая угрозы выселения из квартиры…

Сахалин. Налоговая полиция

18 сентября 1992 года состоялось мое назначение руководителем налоговой полиции Сахалина. В единственном лице, без бюджета, помещений и сотрудников начиналась эта организация.

Не было дано ни маузера, ни красных революционных шаровар, ни грозной бумажки под названием «мандат». Тем не менее налоговая полиция была создана и успешно работала до июня 2003 года. Мне же она помогла осуществить главную мечту жизни – оставить в родном городе Южно-Сахалинске что-то вещественное о себе. Дело в том, что работа в спецслужбах очень редко состояла из погонь и перестрелок (это все для книг и кино). Итоги же работы, а по сути, жизни, накапливались в горах бумаг. Они затем сдавались в архивы с различными грифами секретности и сроками хранения. Моё самолюбие немного грело, что на некоторых папках с проведёнными мною операциями стоял штамп «Хранить вечно».

Но приятней было видеть красивые здания, улицы, спортивные залы, полные людей, даже не знающих имён их создателей, которым никогда не позволят заглянуть в папки со столь зловещим штампом.

«Черный пояс» генерала Левашова. Фото из архива Левашова А.М.

Поэтому главным своим достижением на посту начальника Налоговой полиции Сахалина считаю отремонтированное, насыщенное компьютерной техникой, с прекрасными условиями для работы административное здание по адресу: ул. Сахалинская, 4 «А», лучший на Дальнем Востоке центр боевой и физической подготовки на улице Бумажной. Особая гордость – подобранный и обученный коллектив, все годы существования показывавший высокие результаты и почти не обременявший меня рассмотрением жалоб граждан и разборкой внутренних конфликтов. Спасибо им всем! Они моя гордость!

Приятно, что звание генерал-майора Налоговой полиции мне было присвоено в числе первых, а в моих архивах хранятся все виды поощрений, предусмотренных соответствующими приказами родного ведомства. «Как хорошо быть генералом» – пелось в одной старой песне, но особенно хорошо быть коренным сахалинцем, первым удостоенным этого высокого звания. Хорошо быть независимым и не прогибающимся генералом!

Пенсия

В 2003 году закончилась моя служебная карьера, которая охватила все спецслужбы и правоохранительные ведомства государства: МВД, Прокуратуру, КГБ, Особый отдел КГБ, ПГУ (разведка), Налоговую полицию. По предложению первого руководителя тогда очень влиятельной думской партии я переехал в г. Москву. Нашел себя на юридической стезе, руководил Московским отделением Петербургской юридической фирмы, был советником ряда серьёзных структур. Короче, работал по специальности. Тем более, что за время службы в Налоговой полиции Сахалина закончил факультет психологии управления Академии госслужбы при Президенте РФ и защитил кандидатскую диссертацию.

В настоящее время активно работаю в советах ветеранских организаций МВД, ФСБ и Следственного комитета.

Конечно, самые яркие искры моих воспоминаний о Сахалине, да и о других местах жизни – это поэты, писатели, художники, музыканты, скульпторы, актеры и актрисы. Великие, знаменитые, чьи произведения украшают известные галереи, а голоса звучат на престижных сценах, и обычные, одаренные, но не получившие большого признания, чьи теплота и огонёк души согревают в самые тяжёлые моменты жизни.

Еще в юности две книги и библейский «Екклесиаст»[11 - Книга, входящая в состав еврейской Библии и Ветхого Завета] стали основой моего мировоззрения. Александр Грин и его «Алые паруса», в которых прозвучала фраза: «Если можешь сделать счастливым другого человека, то сделай. И на земле появится два новых счастливых человека – он и ты!». «Мастер и Маргарита» Булгакова и слова Воланда: «Плохо не то, что человек смертен, а плохо то, что он смертен внезапно». Цитирую по памяти, так как смысл этих фраз врезался в душу и породил понимание того, что можно не успеть сделать что-то хорошее для человека близкого или дальнего, поскольку внезапно смертен не только он, но и ты сам. И прекрасная мудрость «Екклесиаста»: «Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его: ибо кто приведёт его посмотреть на то, что будет после него?»

Уверен, что своей жизнью я что-то заслужил. Что именно – не знаю! Костёр моих воспоминаний продолжает гореть, и лишь часть искр превращается в слова и строки. Многие всё ещё летят к звёздам, к тем, кто уже не с нами. Мир им и покой! И пусть хранит Господь тех моих друзей, воспоминания о которых живут вместе с ними!»

Когда нас вычеркнут из жизни, мы и в кипящей смоле

Поднимем гранёный со спиртом за тех, кто ещё на земле.