– Да, но…
– Никаких но! Ничего не желаю слышать! С сегодняшнего дня вы уволены! – Главный редактор саданул по столу кулаком так, что в кабинете задрожали стекла.
3.
Пьер гнал по шоссе со скоростью сто двадцать километров в час. В ушах до сих пор стоял истошный вопль шефа о том, что он уволен. На душе было мерзко и отвратительно, как никогда. Пьер нажал на газ и увеличил скорость почти до предполетной. Ему не терпелось оказаться в доме своей матери, предпочитающей загородное уединение бестолковой, по ее словам, сутолоке и суете Парижа.
Наконец, глазам его открылась желанная картина: красивый старинный особняк с колоннами в обрамлении сочной яркой зелени деревьев и кустарников, за которыми угадывался небольшой пруд.
Пьер нашел мать в гостиной за чтением очередного любовного романа, которые она обожала и поглощала в неимоверном количестве. На саркастические замечания Пьера о том, что такая литература годится только для того, чтобы забивать ею пустые головы нервных и экзальтированных дамочек, мать всегда с достоинством отвечала, что предаваться иллюзиям, которыми в изобилии потчуют читателей авторы этих произведений, совсем не вредно, а иногда очень даже полезно. Потому что иллюзия это сон, а сон просто жизненно необходим человеку, чтобы восстановить растраченные силы и с избытком накопить новые. А сон наяву не менее полезен, чем настоящий.
Пьер ее объяснений не принимал. Для чего матери в ее возрасте нужна вся эта дребедень так и оставалось для него загадкой, разгадывать которую ему было просто и лень и не досуг.
Мать оторвалась от увлекательного чтения и с удивлением посмотрела на Пьера, появившегося на пороге гостиной.
– Сегодня уже суббота? Странно, утром я думала только четверг, – рассеянно произнесла она, все еще находясь во власти только что прочитанных строк. – Как быстро пролетела эта неделя. Я даже не заметила.
– Нет, мама. Сегодня, в самом деле, еще только четверг. – Пьер подошел к матери и нежно поцеловал ее в щеку. – Прости, это я явился не вовремя. И оторвал тебя от чтения.
– Ну, что ты, что ты, – засуетилась мать и захлопнула книгу. – Я тебе всегда рада. Сейчас ужинать будем. Жюли приготовила гусиную печенку – твою любимую. Как будто чувствовала, что ты приедешь.
– Мам, не лукавь. Я же знаю, ты тоже обожаешь эту печенку. И наверняка заказала ее себе на ужин.
– Я уже в таком возрасте, когда могу себе позволить некоторые гастрономические вольности, не думая о последствиях для фигуры, – грустно улыбнулась мать и поднялась с кресла, чтобы распорядиться об ужине.
Через полчаса они уже сидели в столовой за столом, накрытым туго накрахмаленной белоснежной скатертью и наслаждались едой из старинного фамильного серебра, который мать всегда приказывала доставать к приезду сына. В другие дни она довольствовалась обычным фарфором.
За ужином Пьер поделился с матерью событиями последних дней и о своем новом статусе безработного.
– И что ты намереваешься теперь делать? – осторожно спросила мать.
– Не искать новую работу, это точно! Мне надоело быть на вторых ролях, – в запальчивости выпалил Пьер. – Я сам хочу стать хозяином.
Пьер поймал вопросительный взгляд матери и поспешил пояснить свои слова.
– Я хочу издавать свой журнал. Свой! Понимаешь? Тогда никто и никогда больше не сможет указать мне на дверь.
– Но это же стоит огромных денег, – с сомнением покачала мать головой.
– Именно за этим я и приехал к тебе. Мама, расскажи мне о дедушкином завещании.
При упоминании о завещании лицо матери сделалось отчужденным. Какое-то время она молчала, затем нехотя начала говорить.
– Существует такое завещание. Только проку в этом никакого.
– Почему? – поинтересовался Пьер.
– Потому что твой дед совсем не думал о семье. Собственная дочь его интересовала меньше, чем какие-то сомнительные фантазии. Он посвящал им большую часть своего времени. А под конец жизни отец вообще сошел с ума и завещал все деньги какому-то проходимцу.
– Проходимцу? – Пьер не понял ни слова из рассказа матери.
– Вот именно. Проходимцу. Первому встречному. Тому, кто принесет плод безумной фантазии отца. Какие-то там чертежи, которые могут осчастливить не больше ни меньше, как все человечество. Как будто оно в этом нуждается.
– Чертежи? Странно, что ты об этом мне раньше не говорила.
– А о чем говорить? – Мать нервно передернула плечами, словно из-за двери подуло холодом. – Я не верю, что такие чертежи существуют. Они – плод болезненного воображения отца. Не каждому удается пережить известие о смертном приговоре. Он чудом остался жив…
– Я знаю эту историю, а вот про чертежи слышу первый раз. – Пьер с интересом уставился на мать, надеясь, что сейчас услышит что-нибудь действительно интересное.
– Забудь о них. Не стоит думать о фантоме.
– Кто знает, – задумчиво произнес Пьер. – А вдруг они все-таки существуют. Мам, что тебе еще известно об этом деле?
– Существует карта с планом местонахождения капсулы с чертежами. Эту карту отец разделил на три части. Одна из них находится у меня.
– Ты должна отдать ее мне! – горячо воскликнул Пьер.
– Я уже сказала: забудь об этом. Не трать времени впустую.
– Нет. Я сам должен убедиться, правда это или вымысел. Иначе я не смогу спокойно жить.
– Но это невозможно. Предположительно эти чертежи находятся в России.
– Значит я еду в Россию, – взгляд Пьера был полон непоколебимой решимости.
– Ты хочешь отправиться в Россию на поиски этих чертежей? – изумилась мать.
– Именно.
– Но ведь это безумие. Где ты будешь искать оставшиеся части карты?
– Я слышал у деда в Москве была семья.
– Да, но мне о них ничего не известно.
– Я разыщу их, – как одержимый твердил Пьер.
– Мальчик мой, ты затеваешь сомнительное предприятие, – пыталась образумить сына мать.
– У меня нет другого выхода.
– Ну, хорошо. Есть у меня адрес одного человека. Он тебе поможет. Тяжело вздохнув, с видом обреченной мать встала из-за стола и отправилась в свою комнату.
4.
Москва 2000 год.
Инга торопилась. На сегодняшний вечер у нее было намечено много планов. И среди этого вороха неотложных дел, ей надо было выкроить хотя бы часок, чтобы заскочить к деду. Он для нее был единственным близким человеком. Родителей Инга потеряла в раннем возрасте. Они были альпинистами и погибли в горах. С тех пор дед был ей и матерью и отцом в одном лице.