Неизвестный Янгель. Создатель «Сатаны»

Неизвестный Янгель. Создатель «Сатаны»
Владимир Степанович Губарев

Война и мы. Авиаконструкторы
Его именем названы пик на Памире и кратер на Луне. Его «изделия» стали основой Ракетных Войск Стратегического Назначения СССР. Им создан легендарный «Сатана», занесенный в Книгу рекордов Гиннесса как «самая мощная межконтинентальная баллистическая ракета в мире».

Окончив Московский авиационный институт по специальности «самолетостроение», в молодости Михаил Янгель работал с величайшими советскими авиаконструкторами – «королем истребителей» Поликарповым, Микояном, Мясищевым, – но главным делом его жизни стали ракеты. Под руководством Янгеля были созданы первая массовая ракета средней дальности Р-12 (из-за которой разразился Карибский кризис), лучшая межконтинентальная ракета своего времени Р-16 (это на ее испытаниях погиб маршал Неделин, а сам Янгель лишь чудом остался жив), первая «глобальная» МБР Р-36, первые системы «минометного старта», в возможность которого не верили даже некоторые из его ближайших сотрудников, заявлявшие: «Подбросить, как яблоко, махину весом более 200 тонн – это чистейший абсурд!», но Янгель сотворил это чудо! – и, наконец, прославленная Р-18, которую американцы прозвали «САТАНОЙ» и которая способна преодолеть любую ПРО.

Этот шедевр ракетостроения стал последней работой Михаила Кузьмича – дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий академик Янгель скончался от пятого инфаркта в день своего 60-летия.

Владимир Степанович Губарев

Неизвестный Янгель. Создатель «Сатаны»

От автора

Он получил очень короткое письмо: «Самые радостные минуты, дни, годы с Вами!»

Из множества поздравлений, телеграмм, адресов это письмо стало для него самым дорогим, потому что было искренним и счастливым.

Ему показалось, что все еще впереди, и вновь вернутся счастливые дни, которых, к сожалению, в жизни у него случалось совсем немного. И вот теперь новая надежда…

Однако в разгар юбилейных торжеств сердце неожиданно остановилось. Навсегда.

Академику М.К. Янгелю в этот день исполнилось 60 лет.

А через несколько дней президент Академии наук СССР академик М.В. Келдыш подведет итоги Главного конструктора. Он скажет о нем так:

«Неоценим личный вклад академика Янгеля в науку. Он много сделал для развития новых важнейших направлений ракетно-космической техники, сыграл огромную роль в обеспечении передового положения, которое занял в этой области Советский Союз. Для осуществления и развития его научных и технических идей партия и правительство доверили ему руководство крупнейшим конструкторским бюро. Все свои силы, весь свой талант замечательного ученого и энтузиаста ракетно-космической техники и пламенного патриота он отдал своему делу».

Мстислав Всеволодович ничего конкретного не мог сказать о том, чем именно занимался академик Янгель. Он не имел права назвать даже город, где работало КБ, которое возглавлял Янгель, и за что ему дважды присваивалось звание Героя Социалистического труда и присуждались Ленинская и Государственная премии. Конечно же, Келдыш прекрасно знал, чем страна обязана академику Янгелю, но «завеса секретности» висела не только над рядовыми инженерами из «ящиков», но и руководителями страны.

Я попытался прорваться сквозь эту стену тотальной секретности.

В те годы существовала цензура – не только общая, но и специальная, «ракетно-космическая». Она возникла вскоре после полета Юрия Гагарина, и мы, журналисты, аккредитованные на космодроме и Центре управления пролетами, обязаны были все написанные материалы предоставлять этим «космическим цензорам». Их «добро» было необходимо для публикации в открытой печати. Там работали вполне приличные люди, некоторые из них были даже приятелями, так как мы контактировали с ними почти ежедневно, и не только в Москве, но и на космодромах и в Центрах управления полетами. За то, что они нас читали и «консультировали», они зарплату получали… Итак, я положил на стол «космическим цензорам» очерки об академике М.К. Янгеле под названием «Конструктор». Они прочитали, сказали, что понравилось, но так как фамилия Янгель нигде и никогда не упоминалась, то «такого Главного конструктора не существует»! Отказ в визировании был категорический.

Что делать? Меня заверили, что все попытки добиться разрешения на публикацию абсолютно безнадежны… И тогда я написал короткое письмо и отправил текст очерков секретарю ЦК КПСС Д.Ф.Устинову. Приблизительно через неделю мне раздался звонок из Оборонного отдела ЦК, попросили приехать к заведующему сектором Б.А.Строганову. В назначенное время я открыл дверь кабинета и увидел там хозяина и М.А.Морозова, который работал в Отделе пропаганды ЦК и курировал там «космическую тематику».

На столе лежали гранки очерков, которые я посылал Устинову. Они пестрели красными пометками. Их было столь много, что в глазах зарябило…

«Я согласен!» – тут же заявил я.

«Хоть посмотри на наши замечания», – сказал Строганов. Мне показалось, что он не ожидал такой реакции – был уверен, что я, как обычно, буду оспаривать каждое замечание.

«Согласен!» – повторил я.

Серия очерков публиковалась в Комсомолке. Реакция на них была очень хорошая, об этом знали не только в газете, но и в ЦК партии. А потому при подготовке книги я полностью восстановил все вычеркнутое ранее…

Так был «рассекречен» очередной Главный конструктор.

Впрочем, для меня Михаил Кузьмич стал «открытым» намного раньше…

Вновь еду к отцу. Так уж случается, что в трудные и в радостные для меня дни я отправляюсь в крохотный домик рыбаков на Истринском водохранилище, где добрый десяток лет работал отец. Когда отец был помоложе, покрепче, мы садились в лотку, отплывали к островам, почему-то именуемым «Дарданеллами», и, забросив удочки, разговаривали. Иногда отец рассказывал о летной школе, о днях войны, о своих товарищах, которые летали в небе Кубани и Берлина, о первых реактивных самолетах…

Потом отец уже не мог ездить со мной на рыбалку – сказывались старые раны. Однако летними вечерами в крохотной комнатке по-прежнему собирались несколько человек. Каждого из них я хорошо знаю. Вот тот, с одной рукой, горел в танке. Он не охотится и не ловит рыбу, но ловко помогает отцу по хозяйству, а потом часами сидит на берегу и смотрит на воду. Тот, что стоит у окна, летал в Испании. Шумный, грузный мужчина, он первым катапультировался с реактивного самолета…

Летчики начинают вспоминать, и я окунаюсь в непережитые, но дорогие для меня годы – Испания, Халхин-Гол, Великая Отечественная… Кажется, десятки раз слышал об этом, но каждый раз всплывают новые детали, они вынуждают переживать уже известное, а «мои старики», как я их про себя называю, распаляются. Опять ругают командира эскадрильи, который поднял их в воздух в октябре 43-го позже, чем следовало, разбирают свои ошибки в том бою, когда потеряли шесть машин…

Обычно я слушаю им молча, боясь оборвать ниточку их воспоминаний. Но сегодня я спросил их о тех самолетах, на которых они начинали летать.

Ответили почти хором:

– Поликарпов? Конечно же, мы его знаем. Сильный был конструктор, надежный.

– Нет, не довелось. Мы летали на его машинах. Хороший был человек.

– Я хочу спросить о его соратнике, – продолжаю я, – потом он стал конструктором ракет.

– Ты говоришь о Янгеле?

– Да.

– Крылатый был человек, наш.

«Наш»…

Они не были знакомы с Михаилом Кузьмичом, даже не встречались с ним, но тем не менее приняли его в свой мир, в котором прошлое так тесно переплелось с настоящим. И я подумал: если бы сейчас дверь открылась и вошел Янгель, он сразу же стал бы своим в семье старых летчиков. Ведь он принадлежал к их поколению, пронесших на своих плечах историю страны.

В этот вечер я понял: писать о Янгеле – значит, рассказывать о судьбе страны, о миллионах мальчишек, прошедших через невзгоды 20-х годов, через комсомольскую юность, сквозь энтузиазм первых пятилеток, сквозь бури военных лет. Мальчишек, ставших академиками и генералами, хлеборобами и сталеварами. Мальчишек, которые подняли Родину до космических высот.

Писать о Янгеле – значит увидеть его жизнь сквозь пламя стартующей ракеты, понять его характер – значит по достоинству оценить эпоху, в которой он творил и работал.

Жизнь человека – это встречи. С некоторыми людьми – каждый день, с иными – однажды. И люди хранят воспоминания долгие годы, а когда нужно, щедро делятся ими. Не всегда человек способен высказать все, что он думает, – ускользают нужные и точные слова, да и у память есть особенность: мы привыкли события чужой жизни преломлять сквозь свою. И поэтому некоторые эпизоды жизни М.К. Янгеля разными очевидцами воспринимаются неоднозначно.

Михаил Кузьмич Янгель приходил на общие собрания Академии наук СССР, выступал на партийный конференциях – для Главного конструктора это было обязательным! – встречался как депутат Верховного Совета СССР со своими избирателями, – все это было привычным, закономерным, все это – будни быстротекущей жизни. Но когда его не стало, то и друзья, и коллеги с горечью почувствовали, что слишком мало знали об этом человеке, не всегда были способны понять его, иногда перекладывали на его плечи и ту ношу, которую обязаны были нести сами…

Судьбы людские мне иногда кажутся устремленными ввысь соснами, которые собраны в гигантском сосновом бору. Сколько ему лет? Сто, двести, тысяча? А какое это имеет значение, сколько ему исполнилось вчера и будет завтра? Главное, он есть, и ты входишь в этот мир запахов и звуков, опьяняющих тебя. И ты понимаешь, насколько прекрасна жизнь потому, что величественные сосны окружают тебя!

Легенды о людях рождаются при их жизни, после смерти они лишь признаются всеми или растворяются во времени.

Жизнь Михаила Кузьмича Янгеля легендарна, и ей суждено долго хранится в памяти человеческой. Главный конструктор ракетно-космических систем, академик, дважды Герой Социалистического труда заслужил право на бессмертие.

Часть первая

Конструктор

Жизнь ему всегда казалось странной, неожиданной, непонятной, но всегда прекрасной. Просто он умел искать и находить самое увлекательное, самое таинственное и непонятное. Но главное – он искал нестандартные решения, и это в конце концов и приводило к успеху. А разве иначе можно стать великим конструктором?!

1