Крушение надежд

– Так они что, евреи что ли?

– Ну да, евреи.

Напрашивался вывод: значит, и ты еврей. Но он постеснялся произнести эти слова, только объяснил:

– Так ведь всех витебских евреев убили еще в сорок первом году: согнали в лес, заставили рыть ров и расстреляли прямо на краю. И документов никаких не осталось.

– Всех?

– Ну да, всех до одного, и даже детей.

Значит, еще один жуткий удар судьбы! Теперь Саша окончательно уверился, что на всем свете остался из семьи в живых он один. И тогда этот мужественный человек заплакал прямо в кабинете чиновника.

– Знаете, я надеялся… Где это место в лесу, есть там памятник?

– Место известно, но памятника пока нет. Все думаем поставить, да средствов не хватает.

Саше дали машину, он съездил в лес, нашел только поляну, густо заросшую кустами и травой. Долго стоял, представляя себе ужасную картину – маму и сестер в последние мгновения их жизни. И плакал, проливая слезы на траву над их костями.

* * *

Обратный путь Саши проходил через Ригу, и он решил остановиться там на день. Ему хотелось вновь увидеть город: в августе 1939-го, во время так называемого «добровольного присоединения» Латвии, Литвы и Эстонии к Советскому Союзу он был там со своим дружком Сашкой Фисатовым.

Бродя по красивым улицам, он вышел на большую Советскую площадь, раньше она называлась Ратушная. Саша огляделся и вспомнил, что был здесь тогда и даже заходил в большой универмаг под названием «Зика». Магазин поразил его своим богатством и красотой. Он даже разговаривал с его хозяином, которого так и звали Зика. Саше запомнилось его приветливое лицо, и он решил: «Хорошо бы разыскать его, если он жив». Ему мучительно хотелось увидеть хоть кого-нибудь, с кем он был знаком раньше, чтобы поделиться своим горем.

Универмаг стоял на месте, теперь над ним красовалось название: «Универсальный магазин “Рига”». Оформление внутри было намного бедней, а товаров явно меньше, чем тогда, в 1939 году.

Саша ходил и озирался. Появление человека со звездой на груди привлекло внимание пожилого продавца. С профессиональной готовностью он подошел к Саше и спросил (в речи явственно ощущался акцент):

– Что Вы хотите купить, товарищ герой? У нас широкий выбор товаров.

Саша застенчиво сказал:

– Спасибо, но мне ничего не надо. Я вот хочу спросить. Когда-то давно я виделся здесь с прежним хозяином этого магазина, его звали Зика. Кто бы мог сказать, жив ли он, и если жив, как его найти?

– Зика? Да, Зика жив. Его имя Израиль Соломонович Глик. Он заведует снабжением нашего магазина. Пройдите в подвал, там его и найдете.

За столом в кабинете сидел пожилой лысый человек и говорил по телефону.

Увидев входящего Сашу, удивился:

– Вы ко мне, товарищ?

– Извините за беспокойство, наверное, к вам. Вы Зика?

– Да, так меня зовут все мои знакомые. А вы кто?

– Я Саша Фисатов, я видел вас только один раз – в августе 1939 года. Я тогда был красноармейцем, и мы присоединяли Латвию. Я пришел в ваш магазин. Помните?

– Нет, не могу припомнить, много лет прошло.

Саше очень хотелось заставить его вспомнить:

– Ну как же? Как раз тогда у вас был знаменитый еврейский актер Михоэлс из Москвы. Я вам указал на него. Теперь вспоминаете?

– Да-да-да, что-то вспоминаю. Садитесь, товарищ герой.

– Зовите меня просто Сашей.

– Хорошо, а вы зовите меня просто Зикой. Так это вы познакомили меня с Соломоном Михоэлсом?

– Нет, извините, я вас не знакомил, я его и сам не знал, только фотографию видел, мне покойная мама показывала ее в журнале «Огонек». Я только указал на него.

– Да-да, конечно! Так все и было. А знаете, мы ведь с ним оказались родственниками, правда, дальними. – Зика улыбнулся: – Все евреи родственники. Но Михоэлса убили в сорок восьмом году, уже после войны.

– Как убили после войны? Кто, почему? Такого человека! – Саша опять ничего не мог понять.

– Сталин приказал убить его, потому что он был слишком знаменитый еврей. Я ездил на похороны, читал кадиш на панихиде и на кладбище.

– Извините, что такое кадиш? Я вырос без веры.

– Вы еврей?

Саша смутился, он привык выдавать себя за русского, потупился:

– Да как вам сказать… Еврей, по маме.

– Ну, раз ваша мама еврейка, то по еврейским законам вы еврей. А кадиш – это еврейская молитва, обязательная после окончания жизни. Ее должны читать десять мужчин.

– Да? Если бы я знал, я бы собрал десять человек и прочитал бы ее на месте, где фашисты убили мою маму и сестер.

Взгляд Зики был полон участия, и Саша понял, что может поговорить с этим человеком о маме, найдет у него так нужное ему сочувствие. Ему, проведшему двенадцать лет в лагерях, бывшему много раз на грани смерти, по-детски хотелось поделиться тоской о семье.

– Их расстреляли фашисты, в лесу под Витебском. Это было в 1941 году, а я только недавно узнал об этом.

– Я ваше горе очень понимаю: мою семью тоже расстреляли фашисты, здесь, под Ригой, жену, родителей и двух маленьких сыновей.

– Я очень сочувствую. Извините за вопрос, а как вам удалось уцелеть?

Зика вздохнул:

– Ох, это долгая история. Меня оставили в живых случайно, всю войну я провел в немецких концлагерях, в самых страшных.

Саша сам провел всю войну в плену, но не в концентрационных лагерях, и теперь он воскликнул:

– Неужели всю войну в лагерях?!

– Да, в пяти. Но, как видите, выжил. А вы успешно воевали – Герой Советского Союза. Можно спросить: как получилось, что вы только недавно узнали о гибели мамы и сестер?