Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая

Я молча кивнул.

– Ну вот. Пойдем дальше, я думаю, ты человек взрослый и очень хорошо понимаешь, о том, что ты служил в звездной пехоте, в разведшколе распространяться не стоит ни в коем случае, ни одна живая душа там даже догадываться об этом не должна. На время о своем прошлом придется забыть. Преподаватели в основном местные – олеронцы, имеющие боевой опыт. Звездпехов, даже бывших, по вполне понятным причинам не жалуют. Они не должны знать, кого обучают. Отчасти еще и поэтому тебе дается новая личность и чужая память.

– А дальше? – спросил я.

– Дальше ты возвращаешься через месяц на Луну и вновь становишься Яром Ковалеффом, звездным пилотом и героем Рейха, и получаешь свое первое задание.

– От вас? Какое задание? – задал я сразу два вопроса.

– Не от меня. Дальше мы с тобой будем видеться крайне редко, у тебя будет связной, через которого подполье будет держать связь с тобой, а ты с подпольем. Дальнейшие указания и инструкции ты получишь от него после возвращения.

– Я буду отсутствовать целый месяц?

– Чуть больше, – подсказал дядя Роланд.

– Ну хорошо, чуть больше месяца – неужели меня не хватятся?

– Нет, поскольку по легенде ты будешь находиться на Луне на лечении в клинике, лечишь посттравматический синдром – чуть-чуть нервишки стали пошаливать после фронта, а там в лунной клинике первоклассные врачи. Суонновые ванны и другие обязательные профилактические процедуры просто творят чудеса. Твое руководство проинформировано, Рейху нужны здоровые пилоты. Твоя больничная карта с диагнозом и направлением от психотерапевта на лечение завтра будет готова, поэтому уже послезавтра ты рейсом ЛС 17 в двенадцать сорок пять, чартерными космолиниями «Люфтганза» из космопорта «Рига» вылетаешь на Луну. Билет на твое имя сегодня будет заказан. Вещей много не бери, все равно там получишь все новое. Да, Яр, все забываю тебя спросить, как ты умудрился сойтись с Кейшей Суареш и насколько близкие и серьезные у вас отношения.

– Да какие там отношения, так спим иногда. Ничего серьезного.

– Да-а-а?.. – насмешливо протянул дядя Роланд. – А я слышал, у вас свадьба намечается. Или врут люди?

– Ей бы так хотелось, – буркнул я.

– А тебе? – он очень пристально посмотрел на меня.

– Дядя Роланд, о чем вы говорите. Мне нужен был секс, и все.

– И все? – спросил меня дядя.

– И все, – отрезал я.

– Ну хорошо, пусть так, но предупреждаю тебя, в будущем будь с ней аккуратен, эта особа крайне коварна и очень опасна, если ей надо будет, ради карьеры пойдет по головам – сучка еще та!

– Уж мне ли это не знать, – сказал я.

– Хотя кто его знает, – он почесал подбородок в задумчивости. – Возможно, в будущем этот твой адюльтерчик нам еще пригодится для дела, так что, наверное, какую-то связь тебе все-таки с ней надо будет поддерживать – ты ей напиши что-нибудь ласковое и нежное.

Последняя мысль, озвученная дядей Роландом, мне ни хрена не понравилась. Я только зажил спокойно без Кейши, как оказывается, мне надо будет поддерживать теплые и нежные отношения с этой женщиной-акулой. Кто-нибудь поддерживал нежные отношения с акулой. Нет? И я тоже не хочу, потому что если кто-то и поддерживал теплые отношения, то рассказать нам об этом они уже никак не смогут, потому что эти кто-то были беспощадно сожраны свирепой хищницей. А из ее ненасытного брюха, щедро сдобренного ее же желудочным соком, не расскажешь о своих нежных отношениях с акулой, интервью не дашь, мемуаров не напишешь.

Вообще-то, если честно, то не только это мне ни хрена не понравилось, но и многое другое. Например то, что в меня закинут память другого умершего человека. Что у него там в мозгу было, одному богу известно, а может, он извращенец какой-то – эксгибиционист или зоофил. Правда говорят, память потом можно будет стереть. Но мне очень не нравится, что ребятишки в белых халатах, именующие себя врачами, будут ковыряться в моей башке, как у себя в серванте. Не то чтобы мне было до усрачки страшно, но, скажем так, опасения присутствуют. Я с детства им не доверяю. Можно сказать, у меня с ними терки.

Врачи почему-то всегда для меня были стойкими последователями Харона – этот тип, по версии древних греков, был лодочником и перевозил через реку Стикс души умерших в Аид, то бишь в подземное царство мертвых. Вот и врачи, мне кажется, с шутками, с прибаутками и с огромным усердием, и с превеликим старанием, даже если больной сопротивляется, упирается изо всех сил, потому что еще хочет пожить, побыстрее стараются отправить его в царство мертвых, да и дело с концом. Потом, стряхнув руки, вытерев со лба пот, берутся за следующего пациента, как в том анекдоте, когда собрался консилиум врачей, и один из светил спрашивает своих коллег: «Ну что, будем бабушку лечить, или пусть еще поживет?»

Конечно, кто-то может мне возразить: «Что вы такое говорите, эти люди в белых халатах давали клятву Гиппократа спасать нас». Хорошо, я вам отвечу: «Кто такой Гиппократ – друг ваш или близкий родственник, сват, брат ну или хотя бы троюродная сестра по материнской линии? Я лично с Гиппократом не знаком, мы, к сожалению, не были представлены друг другу. Может, он пацанчик и не плохой, и правильный. Возможно. Наверняка клятва, написанная им, тоже хорошая и слова там верные. Но вот его последователи… о них разговор особый.

Вот на все сто уверен, когда они после окончания медицинского института в торжественной обстановке под звуки фанфар патетическим голосом произносили слова заученной накануне после очередной попойки клятвы Гиппократа, умиляя тем самым всех присутствующих на этом шабаше и заставляя их от души прослезиться, эти будущие эскулапы и коновалы, больше похожие по образу и подобию своему на сподвижников небезызвестного Маркиза де Сада, нежели на сердобольных, благообразных лекарей, держали фигу в кармане и думали в этот момент не о том, как спасти будущего больного, а том, как бы из него вытрясти побольше бабла». Так что извините. Ну не доверяю я им.

Завидев на моем челе тень сомнений и переживаний, дядя Роланд поинтересовался:

– В чем дело, сынок? О чем задумался? Что тебя гложет?

Я как мог разъяснил ему свои опасения. Наверное, первый раз я видел, как смеется генерал СД от души, до слез, почти как обычный человек. Даже не представлял, что у дяди Роланда присутствуют какие-то человеческие эмоции. Для меня он всю жизнь был этакая монолитная каменная скала. Глыба. А тут оказалось, что каменная скала тоже может смеяться. Вдоволь навеселившись и вытерев проступившие слезы кулаком, он опять стал серьезным.

– Ну и повеселил ты меня, Яр.

– Нет, я, конечно, рад, что вы рады, но мне почему-то ни фига не весело. А без этого всего никак нельзя?

– Никак, Яр. И дальше тебе часто придется заниматься тем, что тебе совсем не нравится и даже претит твоему естеству, я предупреждал тебя, что это тяжелый каторжный труд. Единственное, чем можешь себя утешить, делать ты все это будешь не для себя, но для людей.

– Да понимаю я все.

– Ну, раз понимаешь – молодец! Вопросы.

– Пока нет.

– Тогда продолжим, запоминай: в космопорту на лунной базе после прохождения таможни тебя встретят. Вот фото этого человека, – он протянул мне фотографию, с которой на меня смотрел какой-то хмурый субъект, с совершенно не запоминающейся внешностью. Темные волосы, прямой нос, серые глаза – такие по городу толпами бродят. – Вот этот парень представится санитаром клиники СОМНО Петером Холечеком и спросит тебя: «Как давно вам поставили диагноз?», ты ответишь: «Еще зимой». Он спросит: «Диагноз установила профессор Янсоне?», ты ответишь: «Нет, это был профессор Шварке» – эти фразы будут паролем. Он тебя проводит в клинику, позже посадит на корабль контрабандистов. Ты можешь полностью положиться на него, если только он произнесет пароль, если же нет, значит, что-то пошло не так и тебе придется немного полежать в стационаре, до решения твоего вопроса. Операцию до и после разведшколы тебе будет делать завотделением Богуслав Пекстис, он тоже немного в курсе происходящего.

Дядя Роланд еще минут двадцать описывал мне последовательность всех моих шагов и действий в клинике, на звездолете, а затем на Олероне в разведшколе.

– Ну и самое главное, Яр, – подытожил дядя Роланд. – Рано или поздно к тебе подойдет человек, протянет вот такую зеленую пуговицу и скажет: «Мне кажется, вы очень небрежны. Это ведь вы обронили?» Ты достанешь свою пуговицу, покажешь ему и ответишь: «Вы не правы все, свое я всегда ношу с собой». Это будет твой личный связной с подпольем, все его указания надо исполнять, потому что он – это рупор подполья. Забери себе эту пуговицу и смотри не потеряй, – сказал дядя Роланд.

Я взял из его открытой ладони пуговицу в руки: тяжелая, большая, диаметром примерно как пятимарковая монета. Блестящая, зеленого цвета, с выпуклым витиеватым серебряным узором.

– Ну, наверное, пока все, мне не звони, дальше тебе по большей части придется полагаться на себя. Я хоть издали, но все равно буду за тобой приглядывать и по возможности подстраховывать.

– Спасибо, – сказал я.

Дядя Роланд испытывающе посмотрел на меня:

– Нет, Яр, не надо меня благодарить. Я тебя не в парк аттракционов пригласил. Твои бы родители не обрадовались бы, а еще мне и по шапке надавали, если бы узнали, во что я тебя втянул. Просто наступает время, и перед каждым человеком обязательно встает выбор: либо ты что-то делаешь во благо других, либо просто коптишь небо до самой смерти, как тот пескарь, который всю жизнь боялся выбраться из-под камушка, предпочитая ни во что не вмешиваться, наблюдая со стороны, какой в его пруду творится беспредел, переживая исключительно за свою шкуру. По ночам мечтая о том, что, возможно, кто-то придет и поменяет все в один миг, сделает этот мир лучше и справедливей. Так вот мы с тобой и многие другие, что рискуют своим благополучием и жизнью, и есть эти кто-то. Ладно, Яр, мне пора, держи краба, – дядя Роланд встал и протянул мне ладонь. – Удачи тебе, и береги себя.

– Спасибо, дядя Роланд! Не сомневайтесь, все будет хорошо и, честное слово, я вас не опозорю, – крепко пожал я ему руку.

– Я не сомневаюсь, – сказал он, надевая фуражку. – Все пока.

Дверь за ним закрылась, оставляя мне вопросов больше, чем ответов. Но с другой стороны, как он говорил, надо успокоиться и все вопросы решать по мере их поступления. Я взглянул на мой разобранный голографон, валяющийся на столе.

– Ну-с, парень, с тебя и начнем.

Оказывается, разбирать голографон гораздо легче, чем собирать его. Кто бы знал. «Спасибо, дядя Роланд, чувствую, и в будущем ты меня без работы не оставишь». Чертыхаясь и матерясь, я через полчаса собрал его, но, как всегда, оказалось, что одна малюсенькая деталька, совсем кроха, оказалась лишней, валяясь на моем столе, она, глядя мне в лицо, нагло и ехидно ухмылялась – вот же сука. Поэтому я снова разобрал голографон и, уже окончательно озверевая, теряя последние остатки терпения, наконец собрал этот чертов прибор. Включил. Вроде работает. Я с уважением посмотрел на себя в зеркало. Сейчас я себя почувствовал почти что Кулибиным, собранный мной голографон функционировал и этим чуть-чуть поднял мою уже упавшую ниже плинтуса самооценку.

Так, ну а теперь придется выполнять первое задание, данное мне подпольем, – составить сообщение горгоне, в миру зовущейся Кейшей Суареш. Видит бог, как мне этого не хочется делать. Но, помня о том, что работа подпольщика – это адский и не всегда приятный труд, я взъерошил волосы, напустил на себя глуповато-тоскливый вид. Что еще… Ах да, глаз нужно сделать влажный. Глянул на себя в зеркало. Ну, как-то так. Вот почему тестостерон, гормоны ну и прочая хрень заставляет организм мужчины думать не тем местом, откуда в свое время всплыл закон всемирного тяготения, таблица Менделеева ну или еще что-нибудь в этом роде, то есть соображает мужчина совсем не той головой, находясь фактически в плену, под воздействием всей этой дури. Организм толкает мужчину совершать всевозможные необдуманные поступки.

Меня, например, они, в смысле тестостерон и гормоны, кинули в объятия Кейши, а расплачивается за спонтанный секс не организм, а сам мужчина как личность. Потом, после секса, не всегда, надо заметить, хорошего, все, как правило, показывают на несчастного мужчину пальцем, улюлюкают при этом: «Вы посмотрите на него, какой он подлец, добился благосклонности бедной девушки, набаловался и бросил ее».

«А при чем здесь сам мужчина?» – я вас спрашиваю. Он ведь сам жертва. На тот момент, когда все происходило по обоюдному согласию, заметьте, оба были очень не против. Так что мужчина есть лицо потерпевшее, как сказано в Евангелии: «Ибо не ведал он, что творил». Его организм хотел просто банального секса, без обязательств, чтобы произошел наконец выброс злосчастного, мешающего жить, помутняющего разум тестостерона, а не длительных отношений с ухаживаниями, с постоянными задабриваниями своей вечно чем-то недовольной партнерши и клятвами вечной любви. А какая сволочь, если не сказать больше, придумала эту фразу: «Теперь, как честный человек, он обязан на ней жениться». Я готов на что угодно биться об заклад, что автором этого псевдогениального высказывания был явно не мужчина.