– Дожили! Уже пилу не получишь без смешных и глупых формальностей! – вздохнул Николай. – А если у меня много имен? Можете на каждое имя по пиле выдать?
– Можем!
– Я – Николай Второй, император русский, царь Польский, князь Финляндский, великий князь Обдорский, Кондийский, Карталинский…
– Довольно! И так понятно, что ты – Обдорский! – Милов записал что-то в протокол. – Перейдем к сути. Ходынку пропустим. Времени в обрез. А начнем-ка мы вот с чего. Ты зачем приказал стрелять в рабочих девятого января 1905 года? Если забыл, это «кровавое воскресение»!
– Я полностью согласен, что времени у нас в обрез! А мы его теряем! – Николай показал на часы.
– Не понял!
– Можно сколько угодно трепаться о всяких там «кровавых воскресениях», а также кровавых субботах, вторниках и средах! Если, конечно, больше заняться нечем! А работа стоит! Одним словом, пошли пилить!
– Скоро попилишь. Точнее, тебя попилят. А пока расскажи-ка нам, дорогой друг, что ты делал девятого января 1905 года? Опиши этот день по часам!
– И смех и грех! Какой только бюрократии не придумают, чтобы не давать пилу. Хорошо! Я опишу, чем занимался в этот день по часам. У меня только маленькая встречная просьба: опиши мне, что ты делал в этот день по минутам!
– Ты клоуна из себя не строй! – посоветовал Милов.
– Пристал, как банный лист! – с досадой плюнул на пол Николай. – Если б я знал, что такая тягомотина будет – вообще бы сюда не пошел! Играл бы сейчас с Юровским в безик и горя не знал!
– Достал! – Милов чуть приподнялся и ударил бывшего императора кулаком в челюсть.
– Ну что вам сказать? – Николай потрогал ушибленную скулу. – Расскажу, что помню. Столько лет прошло! Девятого января 1905 года я был дома. Я вообще-то человек домашний. Люблю походить по дому, распилить что-нибудь…
– Дальше! – Милов тщательно заполнял протокол.
– Завтрак был хорош! И поспевал вовремя! После завтрака…Что же было после завтрака? – наморщив лоб, вспоминал Николай. – После завтрака я играл в безик!
– Кто бы сомневался! – усмехнулся Милов, не отрываясь от бумаги.
– Ветер дул юго-западный. Хотя тут я могу ошибиться! Все-таки столько лет прошло! Температура градусов по Цельсию что-то вроде одиннадцати ниже нуля! Или двенадцати? – он озадаченно посмотрел на судей.
– Хватит пургу гнать! Зачем приказал стрелять в рабочих?!
– Смешно просто! – Николай повернулся к жене. – Ты слышала, Аликс?!
– Я пришла сюда лечиться. Сижу в очереди. Жду целителя! – Аликс отвернулась, делая вид, что все происходящее ее не касается.
– Повторяю вопрос: зачем ты приказал стрелять в рабочих?!
– Я – сам рабочий! – возразил Николай. – Прекрасно понимаю нужды рабочих людей, их любовь и непоколебимую преданность ко мне. Но, когда меня отвлекают от безика, я становлюсь сам не свой! Заявились ко мне толпою, стали орать под окнами, мешали думать, спугнули фарт (мне в тот день ужасно везло!) – это все уже нельзя оправдать никакой любовью и преданностью! Получается я, богом избранный хозяин земли русской, не могу у себя дома в свой выходной день спокойно поиграть в безик! Нонсенс!
– Не матерись! Соблюдай уважение к суду! – строго предупредил Милов.
– Впрочем, я давно простил им вину их! – перекрестился Николай. – По-христиански простил совершенно! Так что даже не понимаю, к чему все эти вопросы. Повторяю, я простил их полностью и совершенно! Вопрос закрыт!
– Значит, ты приказал стрелять в рабочих, потому что тебе помешали играть в безик? Так и запишем?! – уточнил Милов.
– Пишите, что хотите! – беззаботно махнул рукой Николай.
– Хорошо! – Милов тщательно заполнял протокол.
– Мы пилить сегодня будем? А то я начинаю терять терпение!
– Следующий вопрос. Кто отдал приказ о Ленском расстреле?
– И много будет еще подобных вопросов?
– Хватает!
– Наглость какая! Явиться ко мне ночью, приставать с глупыми вопросами, которые задают разве что в сумасшедшем доме! Не давать пилы!!! До каких пор будут терзать мою несчастную Родину?! До каких?!
– Ты ща еще раз огребешь! – предупредил Милов.
Николай бросил взгляд на огромные волосатые кулаки своего визави и тяжело вздохнул.
– Видно, планида у меня такая! Родился то я в день многострадального Иова! От того и приходится страдать всю жизнь. Битый час вы меня мучаете бестолковой болтовней, тогда как деревья спокойно стоят во дворе!
– Какие деревья?
– Ночь загублена! Настроение испорчено! Я-то думал, нормальные люди здесь собрались! Пилить будем! А вы только трепаться умеете! Недаром я родился в день многострадального Иова! Ох, и не даром!
– При чем здесь Иов?
– При том! Помните слова, обращенные к Иову Господом: «Вот бегемот, которого я создал, как и тебя. Станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? Надежда тщетна: не упадешь ли ты от одного взгляда его?».
– Кто бегемот?! Ты о чем вообще говоришь?!
– Говорю я о том, что перед вами помазанник божий и хозяин земли русской! Если кто этого до сих пор не заметил! И я круче любого бегемота во сто раз. А посему повелеваю: дать мне пилу сию же минуту! Слышите?! Иначе я могу очень сильно рассердиться!
– Плевать я на тебя хотел! – возразил Милов.
– Ты кто такой вообще?
– Объясняю. Служил я до войны дьяконом в одной деревеньке в Рязанской губернии. Задвинули меня туда за правду! Потому как я никого не боялся! Даже самого митрополита Московского! И родственничка его, иеромонаха, вот этими самыми руками собственноручно утопил!
Милов показал красные волосатые руки.
– Так вот сослали меня за это в Рязанскую губернию. Деревенька – не фонтан. Один жмурик в полгода! Это тебе не Питер и даже не Москва. «Кровавых воскресений» там не устроишь. Даже кровавых понедельников! Но Господь всемогущ! Наслал на меня озарение! Стал я потихоньку местных в озере топить. Потом их же за это проклинал! Типа они самоубийцы! Потом за большие бабки их же отпевал. Получался круговорот утопленников в природе, а мне за каждый круг по пятьдесят рублей чистого навару! Жил я не тужил. Только через год меня обложили! Следак продыху не давал! Все допытывался: почему это самоубийцы мне свое имущество завещают?! А, может, они меня уважали?! Что тут удивительного? Вот ты сколько человек утопил? Примерно?
– Я?!
– Ты!
– Не одного!
– А у меня более пятидесяти жмуриков!