Марина Цветаева. Моим стихам, написанным так рано…

Аля! – Маленькая тень
На огромном горизонте.
Тщетно говорю: “Не троньте!”
Будет день…

<…>

Будет “он” – ему сейчас
Года три или четыре…
– Аля! – Это будет в мире
В первый раз.

«Стихов пишу мало, – сообщает она в письме Вере Эфрон от 14 декабря 1913 года, – но написанным довольна». Это – опять стихи «о юности и смерти». О цветении юности и о конце – юности и жизни. 8 декабря 1913 года датировано стихотворение «Уж сколько их упало в эту бездну…»: «Настанет день, когда и я исчезну / С поверхности земли…»

Ариадна Сергеевна Эфрон (1912–1975) – дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона; переводчица прозы и поэзии, мемуарист, художница, искусствовед, поэтесса. Автор воспоминаний о Марии Цветаевой

В стихотворении традиционная общепоэтическая бездна предстает не как некое экстатическое понятие художественного мира поэта, а как трагическая неизбежность – смерть. Ощущение своей смертности, конечности бытия оборачивается болью. Героиня Цветаевой жаждет любви от внешней, чуждой, но такой притягательной реальности: «– К вам всем – что мне, ни в чем не знавшей меры, / Чужие и свои?! / Я обращаюсь с требованьем веры / И с просьбой о любви». Остро переживая равнодушное состояние мира без себя, после своей смерти («И будет жизнь с ее насущным хлебом, / С забывчивостью дня. / И будет все – как будто бы под небом / И не было меня!»), Цветаева дает самоописание:

– Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!

Раненная ранней смертью матери и еще не остывшим горем от смерти отца, сама столь часто словесно игравшая со смертью, Цветаева в конце стихотворения обращается к читателям:

– Послушайте! – Еще меня любите
За то, что я умру.

На ту же тему – другое стихотворение тех дней – «Быть нежной, бешеной и шумной…» (Феодосия, Сочельник 1913 г.):

Быть нежной, бешеной и шумной,
– Так жаждать жить! —

<…>

Нежнее всех, кто есть и были,
Не знать вины…
– О возмущенье, что в могиле
Мы все равны!..

Да, там, в небытии придется «стать как лед! – / Не зная ни того, что было, / И что придет…», «Забыть свои слова и голос, / И блеск волос…», «Забыть… Все шалости свои, все бури / И все стихи…» Так внешняя жизнь Цветаевой, то, что она именовала бытом, – благополучна; внутренняя, духовная, то, что называлось бытием, – драматична.

В ноябре-декабре 1913 года Марина несколько раз выступила в Феодосии на литературных вечерах с чтением стихов вместе с сестрой Анастасией и приезжавшим из Коктебеля Волошиным. Газета «Крымское слово» назвала Цветаеву «молодой талантливой поэтессой», а по поводу одного из декабрьских вечеров писала: «апофеоз вечера был в тот момент, когда тесно сгрудившаяся публика обступила сестер Цветаевых у сцены и настойчиво просила прочитать еще немного стихотворений. Еще и еще раз понеслись бурные рукоплескания…» Во время одного из выступлений, когда Цветаева объявила стихи к дочери, «вся зала ахнула, а кто-то восторженно крикнул: «Браво!»»

Последнее стихотворение, написанное в 1913 году и датированное 26 декабря, посвящено «Генералам двенадцатого года» – героям Отечественной войны 1812 года, «очаровательным франтам минувших лет», в первую очередь – Тучкову-четвертому (в русской армии старшим офицерам, носившим одинаковые фамилии – родственникам, просто однофамильцам, – во избежание путаницы к фамилии добавлялись порядковые номера, сохранявшиеся на все время службы: Иванов VI, Иванов IX и т. д.). Стихотворение имеет посвящение-эпиграф: «Сергею» (Эфрону), чьи предки по линии матери, Дурново, когда-то служили в Императорской гвардии. Романтизируя и мифологизируя это прошлое, Цветаева как-то купила стакан для карандашей с лубочным портретом Тучкова-четвертого. По словам дочери, эта «гравюра полустертая» «сопутствовала маме всю жизнь, стояла на ее столе, с карандашами, ручками. Ездила из России, вернулась в Россию…». «Ах, на гравюре полустертой, / В один великолепный миг, / Я встретила, Тучков-четвертый, / Ваш нежный лик». И, обращаясь уже ко всем: «Вы были дети и герои, / Вы все могли!»

Первое полугодие 1914-го складывалось относительно спокойно. 3 января Цветаева вместе с Волошиным вновь выступала с чтением стихов на студенческом вечере в феодосийской мужской гимназии.

Увлеченно включилась Марина Цветаева в переписку с В. В. Розановым, начатую незадолго перед тем сестрой Анастасией. Розанов, писатель и философ, своими исповедально-философскими афоризмами, эссе, изданными под названием «Уединенное», оказался в чем-то близок им, молодым женщинам. В письмах к Розанову Марина Цветаева не соблюдает дистанции возраста, с обезоруживающей искренностью рассказывает о себе и своей жизни.

«Феодосия, 7-го марта 1914 г., пятница. Милый, милый Василий Васильевич.

Сейчас во всем моем существе какое-то ликование, я сделалась доброй, всем говорю приятное, хочется не ходить, а бегать, не бегать, а лететь, – и все из-за Вашего письма к Асе – чудного, настоящего – «как надо!». Я ничего не читала из Ваших книг, кроме «Уединенного», но смело скажу, что Вы – гениальны. Вы все понимаете и все поймете, и так радостно Вам это говорить, идти к Вам навстречу, быть щедрой, ничего не объяснять, не скрывать, не бояться…