Все мы родом из детства. Первая книга романа «Вера и рыцарь ее сердца»

Это было чудо, у Веры появилась мечта, и эту мечту о рыцаре хранило её сердце. Девочка верила, что живёт на свете её верный рыцарь, который освободит Веру от проклятия, а она родит ему из его маленьких зёрнышек прекрасных мальчиков и девочек, у которых будет счастливое детство! Для самой Веры настало время учиться быть нормальным десятилетним ребенком с приличным жизненным опытом.

Часть 3

Глава 1

Вера вернулась в свой родной город, и мама отправила её в школу, знаменитую своими педагогами. Эта школа находилась в центре Караганды в двух автобусных остановках от её дома. Учение ей давалось легко, со сверстниками общалась она только по необходимости и мечтала о том, что оставалось секретом ее внутреннего сердца.

Вера мечтала о далёком будущем, которое непременно сбудется, потому что оно уже существовало в её воображении, такое чудесное и прекрасное, что ни в сказке сказать, ни пером описать, а пока мечта не исполнилась, девочка всё свободное время отдавала чтению книг. Как она могла раньше так беспечно к ним относиться! Теперь книги открывали ей вход в другой мир, где она была другой, чем на яву, где никто не знал её позора и страданий. Книжные герои становились или верными друзьями или непримиримыми врагами.

Когда очередная книга была прочитана, то Вера предавалась мечтаниям, в которых рождалась её собственная история. Эта история всегда начиналась со встречи с рыцарем, сильным и смелым, добрым и умным, полюбившим Веру с первого взгляда такой, неприглядной, какая она есть на самом деле.

И это радость будущей встречи со своим избранником озаряла её школьные будни, девочка хорошо училась, на рожон не лезла, и спокойно ожидая того времени, когда рыцарь на белом коне, похожий на витязя из русских былин, на глазах у всего класса и родителей увезёт её на край света. Только имя рыцаря ей никак не удавалось придумать.

Как могла Вера знать, что её наречённый рыцарь жил за тридевять земель, в тридевятом царстве, у самого Северного моря, и совсем не собирался быть чьим-то рыцарем и жить в маленьком домике, обласканный любовью дамы его сердца.

Ронни недавно прибыл на родину с того самого края земли, куда так хотела попасть Верочка. Ничего, кроме белых снегов и нескончаемой зари, он там не увидел и был сказочно рад вернуться после боевых учений домой, где ему всегда были гарантированы «нормальная» еда и «нормальный» сон на мягкой пружинистой кровати, ибо это было его жизненно важно кредо, как кредо «нормального» человека.

На завтрак он предпочитал иметь поджаристый бекон с яйцами, чашечку густого ароматного кофе, липкого от избытка молока и сахара, и нарезанный до полупрозрачности ломтик хлеба с хрустящей корочкой, намазанный тончайшим слоем сливочного масла, маргарин он считал ядовитой подделкой настоящего масла, а любой обман был ему противен.

Если бутерброд, то он должен подаваться с ветчиной или сырокопченой колбаской, но без азиатских пряностей. Сыр убирался из рациона питания навсегда как продукт из прокисшего молока.

В полдень овощной суп на густом мясном бульоне, целый день протомившийся в кастрюле на плите, поднимал настроение на всеь оставшийся день.

Ужин должен состоять из большого куска мяса, поджаренного на «высоком» огне, к которому полагался соус, желательно луковый и хорошо протушенные на масле овощи, и из гарнира в виде отварной картошка.

Кстати, овощи должны быть не те овощи, что едят коровы в деревне, такие как репа, брюква, свекла или белокочанная капуста, и не те, что клюют курицы у забора (здесь Ронни имел в виду кукурузу), а те, что выращивались на полях Фландрии: брокколи, брюссельская капуста, витлуф, спаржа, лук-порей, стручковая фасоль и зелёный горошек.

Если несчастная морковка попадала ненароком в суп, то Ронни скрупулёзно вылавливал её из тарелки, обиженно ворча на маму, что он не кролик и у него не растут длинные уши. Огурцы и кабачки были им вычеркнуты из списка съедобных овощей.

Перед сном каждому уважающему себя мужчине полагалась порция десерта, в виде шоколадного мусса, сливочного мороженного или пралине в шоколаде. Вкушать десерт лучше всего было под музыку Клиффа Ричарда, голос которого вдохновлял Ронни на добавочную порцию шоколада. Да, ещё… в правила его питания входил только один напиток, а именно, кока-кола, а не вода или лимонад. Вода, как утверждал Ронни, – для стиральной машины, а лимонад – для «булеке», последнее означает: «лимонад – малышам».

В общем, нашему герою нравилась только та еда, к которой комила его мама с детства.

В то счастливое время молодой человек не утруждал себя вопросом, любит ли его мама или нет. Во всём мире принято считать, что мамы любят своих детей, а дети свою маму, поэтому этот вопрос не вызывал у юноши ни сомнений, ни любопытства. Мама есть мама, и, если она строга и требовательна к сыну, значит, так тому и быть. Главное, чтобы еда была приготовлена её руками, а еда, приготовленная мамой, была для Ронни настоящей отрадой и утешением в жизни, ведь о домашней пище он начинал мечтать, как только покидал родительский дом.

Уже с юности у Ронни проявилась склонность к аналитическому осмыслению мира, это ему помогало в смелости быть рассудительным и применять силу только в случае крайней необходимости. Им оспаривалось любое утверждение, высказанное голословно, мир чувств, эмоций и романтики был ему чужд. Молодой человек обладал выносливостью, как молодой ишак, а шутил как старый портовый грузчик, и всегда считал себя законопослушным гражданином Бельгийского королевства.

Хотя фамилия Де Гроте означала «высокий», ростом Ронни был чуть ниже среднего.

– Настоящие фламандцы, каким являюсь я сам, – любил он приговаривать, беседуя с теми, кто не знал историю его страны, – были низкорослыми и крепкими. Фламандцы были воинственным народом, они жили в диких лесах Фландрии, которые сегодня, к моему сожалению, из диких лесов превратились в плодоносные поля.

Ронни был не только крепок телом, но и добр душой, как и его далёкие предки. Для друзей детства он был Жиромике, силач из популярного журнала комиксов «Сюске и Виске», потому что тоже обладал трапециевидной фигурой и кудрявым чубом, свисающим надо лбом, а главное, он, как и Жиромике, всегда выручал друзей из беды.

Однажды у дяди Яна отлетела выхлопная труба в его новом автомобиле «Форд». Ронни с удовольствием взялся её заменить.

Ещё до службы в армии у молодого Де Гроте в гараже только что «волк не водился»: там было всё, что нужно для ремонта автомобилей различных марок, а в частности, имелась в наличии и выхлопная труба для нового «Форда» дяди Яна, которую сначала надо было снять со старого «Форда», подаренного Ронни тем же дядей Яном за ненадобностью. Этот старенький «Форд» уже который месяц стоял в дальнем углу фамильного сада Де Гроте и мозолил прохожим глаза. За этот срок автомобиль покрылся густым слоем опавшей листвы, и дождевые потоки, стекавшие по его бокам, делали «Форд» похожим на неопрятную зебру на колесах.

Старый «Форд Taunus-70» артачился и не хотел отдавать свою выхлопную трубу без боя для нового автомобиля дяди Яна! Домкрат машину не поднимал, а медленно проваливался в пропитанную дождём почву. Ронни ясно понимал, что тепеоб ему предстоит лечь под машину, чтобы завершить изъятие выхлопной трубы, но ложиться на мокрую траву, по которой весело бежали дождевые ручейки, ему очень не хотелось.

Какого человека не выведет из душевного равновесия такое положение вещей? Хорошее настроение молодого Де Гроте быстро сменилось на взрывоопасное. Отбросив домкрат в сторону, он погрозил кулаком кому-то в вышине, видимо, Богу, за дождь, за грязь и ещё за что-то, и дождик, испугавшись, капать тут же перестал.

К гаражу стали подходить друзья молодого механика, и каждому из них не терпелось дать дельный совет, но Ронни в советах не нуждался, он пошёл на абордаж!

Вскинув голову кверху и прокричав что-то очень неприличное, молодой Де Гроте напрягся как бык, присел сбоку «Форда», подхватил его снизу и сильно покрвснел лицом. Наблюдатели видели, как «Taunus-70», весом почти полторы тонны, вдруг подпрыгнул и перевернулся на бок.

Теперь Ронни почувствовал себя ковбоем на диком Западе, а свидетели его геройства долго не могли прийти в себя от удивления.

– Вот это ты учудил, дружок! Ох! Перепугал всех насмерть! Так кидать машины у нас, знаешь ли, не привыкли! Но как лицо твоё покраснело, сынок, я думал, всё, кранты тебе, сынок! – заголосил дядя Ян, еле отдышавшись от нервного шока.

Выхлопная труба к тому времени была уже успешно вмонтирована в его новый автомобиль, а Ронни, довольный собой и миром, стоял в компании своих почитателей.

– Дядя Ян, что лицо моё покраснело, ты увидел, а вот зад мой так и не разглядел. Подпустил я от натуги малость, – с огорчением признался Ронни и неуклюже обернулся назад в надежде разглядеть свои провинившиеся ягодицы, затянутые в старые потёртые джинсы.

Дядя Ян и все стоящие с ним рядом разом повернули головы в направлении силача, непроизвольно принюхиваясь к запахам воздушного пространства вокруг себя, а некоторые из них даже сморщили носы. Фи!

Этот цирк продолжался недолго, виновник замешательства вскинул руки и по-клоунски поклонился публике, потешаясь над собственной шуткой, которая казалась ему самому очень смешной, он чуть сам не лопнул от смеха, а его друзья смеялись над юмористом и на следующий день.

Сила и выносливость плохо сочетались со скверной привычкой Ронни поворчать на досуге, посетовать на жизнь, рассчитывая на дружеское утешение и всеобщее внимание. Молодой человек любил быть в центре любой компании и плохо переносил одиночество, хотя вкусная еда всегда снимала любые огорчения дня.

Друзей у Ронни было много. Пусть за спиной они могли посудачить о нём, что он зазнайка и упырь, но не он, а друзья нуждались в его силе и умении разрулить любую жизненную ситуацию, поэтому он принимал во внимание только то, что говорилось ему в глаза, а в глаза ему говорилось только хорошее.

Трудно сказать, когда у Ронни выработалось жизненное кредо спасать людей при любых ситуациях, в этом он видел своё предназначение в жизни. Он был счастлив, если в его помощи нуждались, и огорчался, когда ею пренебрегали.

Иногда его мучила совесть, и ему становилось стыдно за некоторые свои нехорошие поступки и приколы, но от угрызений совести юношу защищал его аналитический склад ума, который доказывал своему хозяину, что его вина вовсе и не его, а результата воздействия целого ряда объективных причин и случайностей. От такого подхода к своим проступкам молодому человеку легче жилось на свете, главное, что его аппетит ни при каких обстоятельствах не давал сбоя.

Если с совестью у Ронни получалось договориться, то нарушать десять божьих заповедей, выученных им в начальной школе назубок, он как-то побаивался, вообщем, не хотел, что радовало бабушку Марию, которая любила Иисуса Христа и была уверена, что Господь накажет каждого, кто нарушает эти заповеди, рано или поздно, даже после смерти. Последнее утверждение шло вразрез с представлением юноши о жизни, и требовала к себе требовало.

Надо сказать, что в юности Ронни никогда не сомневался в присутствии Бога во вселенной, но в молодые годы он не нуждался в божьей любви и заботе, потому что был силён, обладал недюжинным умом и сердце у него было доброе, как это утверждала бабушка Мария.

Как хорошо быть уверенным в том, что весь мир покорно лежит у твоих ног.

Настоящее имя Ронни было не Ронни, а Ронан. Это имя он получил от отца при рождении, хотя этим сухим по звучанию именем его никто не называл. Да. и получил он его случайно, потому что и его рождение было счастливой случайностью в семье Де Гроте, которая за восемь лет брака уже перестала ждать чуда, ибо дети в семье Альфонса Де Гроте и его жены Валентины не рождались, и деревянный аист, свадебный подарок, сделанный умелыми руками отца Альфонса, годы пылился за шифоньером, пока не появился на свет Ронни.

***

Первенец в семье Альфонса и Валентины родился в день, когда немцы оставляли Бельгию бельгийцам и всей своей мощью, основательно потрёпанной в боях, побеждёнными возвращались домой, где их заждались родные и друзья. В этом отступлении чувствовалась смертельная усталость, как от долгого похода в никуда.

Горожане Антверпена выходили на улицу, чтобы ещё раз насладиться уходом врага из родного города. Это понурое шествие бывших захватчиков сопровождалось сиянием ярко-оранжевого солнца и радостным пением птиц. За четыре года оккупации город отвык от такого радостного и громкого разговора людей на улицах. Скоро, совсем скоро наступит победа!

Сквозь толпы гуляющих людей шёл размашистой походкой высокий стройный человек, не обращая внимания ни на соотечественников, ни на их врагов. Его лицо озарялось доброй улыбкой, а глаза сияли счастьем. Это был Альфонс, у которого в этот день родился сын. Новоиспечённый папаша уже успел выставить деревянного аиста прямо перед парадной дверью. На птице лохмотьями висела густая восьмилетняя пыль, но аист держал в своём деревянном клюве белый свёрток. Это означало, что в семье Альфонса Де Гроте родился малыш.

Альфонс спешил в администрацию города, чтобы узаконить рождение сына в книге регистрации гражданского населения портового города Антверпена и этим утвердить своё отцовство. Важность этого события ошеломила мужчину. Долгожданный наследник стал для него эпицентром всего, что происходило на свете. Одна мысль, что у него родился сын, делала мужчину самым счастливым на Земле человеком, да что там на Земле, во всей вселенной.

И само собой получилось, что Альфонс не заметил медленно проезжавшую мимо него штабную машину, в которой сидели офицеры тыла фашистского Рейха. Один из них, вышколенный службист, имел худое лицо и поджатые тонкие губы, а его руки с удлинёнными ухоженными пальцами теребили белый кружевной платочек. Этот узкий в плечах и талии немец уже издали заметил Альфонса за его высокий рост и размашистую походку свободного человека, единственного на улице, кто не глазел вслед уходившим фашистам.

Несмотря на молодые годы, офицер имел скверный характер, не мешающий его службе по превращению Бельгии в одну из колоний Рейха. Его звали Фриц, у него были язва желудка и специальный отдел, где он значился начальником. Этот отдел числился при администрации города и отвечал за поставку рабочей силы на фабрики и заводы великой Германии.

Фрицу приносили на подпись списки с именами и фамилиями всех молодых, здоровых бельгийцев, мужчин и женщин, трудоспособного возраста. Эти списки составлялись бургомистром города, в которых не значились взрослые дети известных фламандских фамилий, и подавались ему вместе с пухлыми ковертами, но никание деньги не могет сравниться с удовольствием чувствовать свою власть и одним красивым росчерком пера менять судьбы людей.