8, 9 – аут. Сириз

– Давай поспорим, что не только будут слушать, но и будут петь. Я тебе говорю, все будут петь! – сказала Даша.

– На что будем спорить? – спросил Борис. – На деньги?

– Нет, лучше на что-нибудь другое.

– На что, например? – Борис похоже серьезно настроился доказать свою правоту. Студент МГИМО не мог уступить провинциалам.

– Думаю, на раздевание, – сказала Даша. И добавила: – Я не совсем точно выразилась. На переодевание, я хотела сказать. Если ты проиграешь, то наденешь платье, и станцуешь песню Инопланетянина, как Чарли Чаплин в Новых Временах.

– Песни вообще-то поют, – наконец смог вставить свое слово Алексей.

– Ну, и споет, естественно, – невозмутимо добавила Даша.

– Слова я помню, – сказал Борис, – а вот движения надо повторить в уме. Тарара-бумбия, сижу на тумбе я. Нет, это другая песня, – сказал студент, – хотя и похожа. Тарарара-рарара, тарарара-рарара. Ага, понятно. А для танца нужны ботинки сорок седьмого размера. Где мы их возьмем?

– Ты там, в МГИМО, участвуешь в художественной самодеятельности? – спросила София.

– Нет, дорогая Софочка, – ответил парень, – там у нас все студенты развиты многогранно.

– Я попрошу костюм у клоуна, – сказала Даша. – Они сейчас в банкетном зале.

– Хорошо, я и сам могу попросить, – сказал студент.

– Бобик, какой ты энергичный, – сказала Софочка. – Я тебя люблю. Можно, я протру тебе очки?

– Зачем?

– Они запотели.

– Не надо обо мне заботиться, как о проигравшем, – сказал парень, – я еще не проиграл.

Далее, песня.

Они заказали песню в полном варианте. Певец пел ее не хуже, чем Малежик. Иногда он слегка улыбался, но впечатление было драматическое, даже трагическое.

– Брось весла, от гибели верной никто здесь спасти нас не мог.

– Дай парусу полную волю-ю. Сама же я сяду к рулю.

– Дай парусу полную во-о-лю, – спел даже Бобик. Он изумился: пел почти весь зал. – Невероятно! Как только им это не надоест?

Он проиграл. Даша уже договорились с клоуном, что за десятку он даст им костюм на один танец.

Борис быстро переоделся, и оркестр урезал марш. Прощание Славянки. Борис уже вроде начал танец, но вдруг остановился.

– Стоп, стоп, стоп!

– В чем дело? – спросил руководитель оркестра.

– Че-то не то, – сказал Борис. – Я не могу под эту песню танцевать танец Чарли Чаплина.

– А петь? – спросил саксофонист.

– А петь тоже.

– Тогда может, сыграть ему Конфетки – бараночки? – спросил баянист.

– Челентано, – сказал музыкант с бас гитарой. – Ая-яй-ая-я-я-ая-яй!

– Нет, тогда лучше русскую, – сказал Борис. – Давай Одессу с перебором. Знаете? Ах, Одесса, жемчужина у моря, ах, Одесса, ты знала много горя. И да, – добавил Борис, – лучше на иностранном языке. Можете?

– Нет, – ответил пианист.

– Вадик? – деловито спросил Борис.

– Почему Вадик? – спросил пианист. – Я не понял.

– Вы не слышали песню про Вадика? – удивился студент МГИМО.

– Нет, напой, может, мы вспомним, – сказал пианист.

– А если и не вспомним, то быстро переймем, – сказал руководитель оркестра. Он же певец.

– В шумном балагане часто появлялся подлинный красавец, Гришка-сутенер. Женщинам лукаво Гришка улыбался. Но в работе Гришка никудышный вор. – И далее, припев, друзья мои, – сказал Борис.

– Когда иду я балаган, я заряжаю свой наган. Та-да-тада-тада-та-да-тада-тада.

– А где Вадик-пианист? – спросил пианист.

– Есть там дальше, – ответил студент МГИМО. Он привез в этот город новую песню, которую еще никто здесь не знал. И под эту песню Вилли начал исполнять танец Инопланетянина. Главное, что он запомнил в нем это прогиб. Точнее, сгиб спины в виде буквы Г. Я бы этот танец так и назвал:

– Становление человека.

Или:

– Рассказ Хомо Эректуса о своем незавидном прошлом.

– В такой шляпе и в таких башмаках я бы тоже станцевала, – сказала Софочка. – Как вы думаете, мне к нему выйти?

– Костюм клоуна только один, – сказала Даша.

– И тот женский, – сказал Алексей. – Посмотрите он ведь в платье.

– Действительно, – сказала София, – это был женский костюм. Я могла бы сама выступить с этой песней про Вадика-пианиста. Жаль. Жаль, что ты не предложила мне этот номер, – обратилась она к Даше.

Борис подбежал к столу, хлопнул рюмашку, и сказал, что сейчас вернется.

– Я только переоденусь, – сказал он. – А то, знаете ли, в женском платье я чувствую себя не совсем, я бы сказал, счастливо.