Больше того – я совсем не слушал начальника отдела кадров, а внутренне готовился к разговору с комкором, шарахаясь от одного возможного вопроса к другому…
В размышлениях время пробежало быстро.
Я заметил, как В* вдруг обмяк, и засеменил, всё больше и больше пригибаясь, к кабинету командира корпуса.
Все видели, как «главный вершитель судеб» из приёмной нежно поскребся в дверь кабинета генерала Акчурина.
На лице, вместо властной, В* вылепил жалостливую улыбку плебея. Голова и задница его были на одном уровне, образуя сообщающиеся сосуды. Он не входил, а по-рабски, казалось на четвереньках, вползал в кабинет. Как только задняя часть начальника отдела кадров покинула нас, скрывшись за массивной дверью, я понял:
– «Началось!».
Несколько минут и из кабинета появилась… задница В*, потом всё остальное – он выходил от комкора, пятясь задом.
Затем развернулся и, распрямляясь на ходу, побежал к нам, крича:
– «Рыжик! Рыжик! Ты первый заходишь на комиссию!
Бегом! Тебя давно ждёт генерал-майор! Скорее!».
Он испускал такие крики, которые можно услышать только на пожаре, но меня они не испугали – я уже был готов и внутренне собран.
– «Разрешите войти?».
– «Входите».
Большой, просторный кабинет. Старинный стол буквой «Т», за ним генерал Акчурин.
По бокам стола заместители – три генерала.
Сбоку от входа ещё один стол – за ним смирно сидят полковники – начальник тыла и начальники родов войск корпуса: авиации, зенитно-ракетных и радиотехнических.
Полная тишина. Пауза.
Выстрелом звучит вопрос Акчурина:
– «Рыжик, так что ж Вы там натворили? Почему произошло убийство солдата?».
Обескураживающе….
Ни тебе ни здрасте, ни как дела….
Я заговорил:
– «Товарищ генерал-майор! Из-за грубого нарушения
положений устава гарнизонной и караульной службы рядовой Поздеев находясь на посту…»
– Генерал перебил меня вопросом:
– «Товарищ капитан! Здесь сидят серьёзные люди, которые прошли трудную, армейскую школу. Неужели Вы думаете, что мы не знаем того, что причиной всех чрезвычайных происшествий является нарушение устава?
Я спрашиваю, что привело к гибели солдата в вашем дивизионе, и кто в этом виноват?».
Понятно. Хотите по другому? Пожалуйста:
– «Товарищ генерал-майор! Причин несколько.
О недоработках вышестоящего штаба я не имею права говорить – не мне делать анализ их деятельности.
Моя вина как исполняющего обязанности командира дивизиона в том, что я смирился с существующим положением дел, вёл себя аморфно, в то время как надо было действовать напористо. В данном случае обязан был добиться переноса угольного склада или изменения табеля постам. Если требовалось, то для решения этих задач надо было «доходить» до вышестоящих командиров, а не останавливаться на полпути».
Генерал слушал меня внимательно, не перебивая, уперев в меня свой тяжёлый взгляд.
Когда я закончил ответ он с минуту помолчал, что-то обдумывая, но, не отрывая от меня сверлящего взгляда «удава»:
– «Предположим так…. Какие Вы поставите перед собой задачи, если будете назначены на должность?
Каковы сроки их реализации?».
В глубине души я вздохнул – самый трудный момент беседы позади. Конечно, не менее важно, как я сейчас буду отвечать на вопросы, но первый был основным. За моим ответом на него могла последовать команда: «Вон из кабинета!».
Сейчас я стал себя чувствовать поуверенней, тем более, что был неплохо подготовлен.
На вопрос генерала, «какие я поставлю перед собой задачи», у меня был готов ответ. Этот вопрос я его часто ставил перед собой, думая о том, что произойдет, если я стану командиром дивизиона. Кратко доложил.
Акчурин задал ещё несколько вопросов организационного плана по руководству дивизионом.
Ответил.
Наконец генерал произнёс долгожданное:
«Заместители и начальники родов войск! Какие будут вопросы к капитану Рыжику?».
Начали задавать вопросы замы. Не скажу, чтобы их было задано большое количество или ответы вызывали у меня затруднение.
Вопросы небыли новыми – на многие из них я отвечал на всякого рода комиссиях и проверках, поэтому всё шло гладко.
Совершенно неожиданно прозвучал вопрос начальника тыла:
– «Товарищ капитан! Может быть уже завтра, если командир корпуса окажет доверие, Вам придётся заниматься не только техникой, но и войсковым хозяйством. Скажите сколько и каких ножей должно быть на кухне? Это первый вопрос, а второй: нормы довольствия по солдатскому пайку?».
Находясь на должности командира батареи, я к кухне, столовой и продовольственному обеспечению не имел никакого отношения. Этот вопрос мог остановить мою карьеру, если—бы не недавний случай.
Когда приезжали комиссии расследовать ЧП, то, обедая в дивизионе, один из проверяющих спросил меня: – «Хочется солёного…, нет – ли селёдки?».
Я вызвал завхоза – прапорщика Соломенного и задал этот вопрос. Тот ответил, что сегодня её в меню нет. Проверяющий офицер обошелся без селёдки – солёными, армейскими зелёными помидорами, но меня насторожили бегающие глаза Соломенного.
Что-то здесь было не так.