Полынь. Семинарист

– На здоровье! Я пойду. Оборудование мое, знаете куда доставить?

– Знаем. До свидания!

Раненный, морщась от боли, одной рукой достал телефон:

– Ало, Семён Леонидович. Да, это я. Да так себе. Тут такое дело, у нас три трехсотых. Да, нас трое и было. Ну да все трехсотые, кроме доктора. Он? Он здесь.

Раненный протягивает мне трубку:

– Поговорите, пожалуйста.

Беру трубку, молча слушаю, дыхание. Наконец на том конце, резкий командный голос произносит:

– Ало!

– Ало!

– Ураев, ты что совсем охренел, я к тебе людей посылаю поговорить, а ты мне уже пять человек покалечил.

– Шесть. – Педантично поправляю я его.

– Ну да шесть. Тем более шесть! Ещё хоть одного моего бойца тронешь, я тебя лично пристрелю, и не посмотрю на твой особый статус.

О как, у меня уже статус есть, и даже особый!

– Да я потрогал только одного, а так Ваши бойцы сами стреляют друг друга, а потом всю вату и бинты на них приходится переводить.

– Издеваешься что ли?!! Ты знаешь с кем разговариваешь?

– Да в том и дело, что не знаю и знать не хочу, но видимо придется.

– Дерзкий? Ты в курсе, что все, кто тебя прикрывал, уже изолированы или в бегах?

– Я в курсе, что всех убили.

– Кто тебе сказал?

– Тарасов.

– Нет, пока все живы. По крайней мере мне не известно, чтобы кого-то из твоих пришлось ликвидировать. Сейчас приедет машина, тебя доставят ко мне.

– Не поеду.

– Дерзкий. Мне что послать волкодавов, чтобы тебя упаковали?

– Попытайтесь.

– Вот ведь нахал малолетний. Думаешь одну операцию в горах успешно провел и всё, теперь герой на всю жизнь? Ладно сам приеду, я не гордый.

Через полчаса, он уже был у меня. Пожилой, поджарый, невысокий, с неприметной и незапоминающейся внешностью профессионального разведчика. Но я его помнил, и он действительно был профессиональным разведчиком. Как вообще с таким послужным списком он рискнул вернуться на Родину. Контора его приговорила более двадцати лет назад. Его манеру держаться, походку, форму кистей рук, рисунок ушной раковины, и другие приметы, изменить которые с помощью хирурга невозможно, знал на память каждый сотрудник, и любой, кто его увидит или получит информацию о его месте нахождения, должен был сообщить в контору. А там уже дело техники, найдут и покарают. Пластики изменили лицо, но ушные раковины, форма рук, осанка, цвет глаз, манера держаться не изменились. Это был он – Владимир Богданович Ревун. Единственный за всю историю нашей конторы предатель. Когда-то был офицером и разведчиком, а потом предал Родину, якобы, по идейным соображениям. Враньё. Нарыли на него враги компромат, и поставили перед выбором, а тот вместо того, чтобы, как порядочный человек, застрелиться, сбежал, и сдал все известные ему секреты.

Хотя нужно отдать должное справедливости. Спустя буквально два года после его предательства к власти в России пришли такие сволочи, что без раздумий сдали всех наших нелегалов. Так, что тем, кого сдал этот предатель, скорее польза была, чем вред, они в заграничных тюрьмах и по году не успели просидеть, как их обменяли на западных коллег. А вот те, кого сдали ельцинские негодяи, отсидели по полной.

С ним прибыли несколько спутников, которые помогли раненым выйти. Мы остались в комнате вдвоём, и Ревун немедленно перешел к делу:

– Сейчас в мире и нашей стране очень важный переломный момент, и ты вновь должен помочь Родине, Анвар!

Фраза была сказана столь высокопарным тоном, что по сценарию, мы с ним вместе должны были вытянуться во фрунт и спеть Боже Царя храни. Не вытянулись и не спели. Предатель смотрел на меня, ожидая моей реакции. Я смотрел на него, ожидая продолжения.

Не так давно со словами «Не пачкай слово Родина своим языком, предатель» я сломал бы ему трахею, и дождавшись, когда он умрет, попытался уйти. Он, как и большинство агентов внешней разведки, не обучен рукопашному бою. Из-за невысокого роста, держался он прямо с высоко поднятой головой, отчего шея оказывалась неприкрыта подбородком и натянута, что давало мне прекрасную возможность бесшумно его ликвидировать и тихонечко слинять, или не тихонечко, тут уж как выйдет.

Но после погружения в Полынь, где уход в ненависть сразу опустошал бар энергии, я настолько привык относится ко всему происходящему спокойно, что и в реальной жизни не испытывал к этому мелкому человеку никакой неприязни. Я смотрел ему в глаза и видел, сколько в нем накопилось страха и напряжения, чувствовал насколько он одинок и несчастлив, хоть и не осознает этого. К нему уместней испытать жалость, а не ненависть. Но в данной ситуации предатель был опасен, поэтому жалеть его, я не собирался.

Не дождавшись моей реакции, Ревун продолжил:

– Вижу яйца у тебя есть.

Этот шпион меня вербует, совершая студенческую ошибку: общается со мой исходя из психологического портрета, который делали другие люди, точнее портрет обрисовал я сам, а наш психолог сформулировал поведенческие матрицы и болевые точки, и всю эту фантазию про выдуманного человека вложили в досье на Анвара Ураева, чьё имя я несколько лет носил в горах Северного Кавказа.

Насколько я знаю биографию Ревуна, он талантами разведчика никогда не блистал. Это уже он потом, находясь на Западе описал в книжках свою псевдобиографию, где он выглядел умным и порядочным советским офицером. Но бывшие сослуживцы говорили, что в полку у него была кличка Павлик Морозов, которой он, как ни странно, гордился, хотя такие клички нормальным людям не давали. И в разведку он попал, не за таланты и офицерские качества, а за то, что проявлял себя сверхпатриотично и чрезвычайно коммунистически. Такие сверхпатриоты и при Царе, и при Союзе неплохо устраивались, и сейчас живут неплохо. Считая его преданным Партии и народу товарищем, Ревуна направили работать в Посольство СССР в Норвегии, где его и завербовали наши противники. Продав Родину, Ревун стал сверхлибералом и певцом демократических ценностей, обличая СССР и Советскую Армию, а позже Россию и русских. Последнее время он участвовал во всевозможных движениях, требовавших отставки Российского Президента.

Сейчас Ревун демонстрировал мастер-класс, как не следует себя вести при вербовке потенциального штыка[18 - "свисток"="барабан"="штык" -оперативный источник (информатор).] или агента. Он даже не попытался вступить со мной в разговор, чтобы прочувствовать меня и моё настроение. Видимо решил, что достаточно почитать фальшивое досье на мой фальшивый образ.

– Анвар, давай поговорим с тобой как мужик с мужиком! – Продолжил горе вербовщик в том же духе – Мы оба служим своей стране. Сейчас сложилась видимость, будто мы сейчас противники, но всё это только видимость. Правители меняются, а Россия остается в веках! Ты же ведь давал присягу не Президенту, а Родине, России. Так и служи России, выполняй свой долг! Для нас с тобой – настоящих боевых офицеров, ничего не изменилось, мы оба, как служили Родине, так и будем служить, кто-бы не правил. Правильно?

Он замолчал, в ожидании ответа. Ну хоть, что-то сделал правильно, попытался вовлечь меня в разговор.

– Товарищ боевой офицер, а звать-то Вас как?

– Зови меня Семен Леонидович.

– Семен Леонидович, я правильно понимаю, что на этапе очередного глобального исторического перелома, Родина требует, чтобы я играл в компьютерную игрушку. Или я неверно понял господина Тарасова.

– Анвар, я понимаю, что это кажется странным, но да. Тебе не нужно знать все зачем и почему. Мы солдаты, и выполняем приказы.

– Чей приказ я выполняю сейчас?

– В настоящее время я являюсь начальником Главного Разведывательного Управления Российской Федерации, в состав которого входит и твоя шарашкина контора, которую мы скоро упраздним. Если ты с честью выполнишь задание, то тебя переведём в центральный аппарат с повышением в должности и звании. Теперь ты понимаешь насколько важны твои компьютерные игрушки?

– Если всё так, как Вы говорите, то непонятно, зачем нужен был весь этот цирк, устроенный Тарасовым и его предшественником.

– К сожалению, я только вступил в должность, и пока не успел, обзавестись толковыми помощниками. Они напортачили. Не умеют понимать и чувствовать людей. Как говорится, хочешь что-то сделать хорошо, делай это сам. – Ревунс с видом маэстро развел в стороны руки. – Возможно, ты займешь их место, если успешно выполнишь задание.

Я вошел в образ воина, психологический портрет которого содержался в досье Ураева:

– В общем так командир, с Божьей помощью, все сделаю, но мне будет спокойнее, если моего бывшего начальника и его семью оставят в покое. Понимаю, политика, переломный момент истории, но все-же…, в общем он порядочный человек, я ручаюсь.

К этой просьбе Ревун был готов. Совершенно честно посмотрев мне в глаза, он соврал: