– Синоптики подвели, – посетовал директор.
– Запоздай я с фельетоном, то пришлось бы старикам бороться с потопом.
– Да, пресса – не фунт изюма, способна и прославить, и ославить, – заметил Вайцман. – Верно, говорят, что написано пером не вырубишь топором. Ладно, переживу, были ситуации намного сложнее. В редакцию направил письмо о том, что меры приняты, не забудь опубликовать, поставить точку в этой истории.
«Повезло, что он без мании величия, гонора, с чувством юмора, – подумал я. – Возможно, знает, что враждовать с прессой – себе дороже?»
Водитель, взирая через лобовое стекло на дорогу, молчаливо внимал диалогу.
Довезли меня до калитки дома и директор напутствовал:
– Замечай, не только недостатки, но и достижения тружеников совхоза. Помни, не ошибается тот, кто не работает.
Погода не подвела, год выдался благодатным. Труженики совхоза «Феодосийский» вырастили и собрали высокий урожай пшеницы, ячменя, кукурузы, винограда, отличились и животноводы. Ударники труда удостоились почестей и наград, Вайцману вручили орден Ленина. Порадовал и тот факт, что орденом «Знак Почета» наградили ветерана редакции, заведующую отделом писем Веру Баженову, что убедило в значимости профессии и труда журналиста.
Карьера Вайцмана пошла в гору. Его назначили начальником районного объединения «Сельхозхимия», которое действовало в связке с «Сельхозтехникой» для развития, интенсификации агропрома. Часто при встрече Леонид Григорьевич с иронией вопрошал: «Чего тебе надобно, старче?» Из этого я сделал вывод, что мой первый фельетон глубоко засел в его памяти.
Ныне попробуй, даже мелкого чиновника, будь то коррупционера, казнокрада или самодура, покритиковать, то автора сразу потащат по статье УК о неуважении к власти фейках, в самый «справедливый и гуманный» суд, накажут крупным штрафом или загонят на нары. Поэтому корреспонденты, дабы не навлечь на себя неприятности, как черт ладана, боятся острых тем. Фельетон превратился в редкий жанр, как вымершие в ледниковый период, мамонты.
Со страниц газет и журналов исчезли рубрики «Под острым углом» «После критики», «Письмо позвало в дорогу». «Меры приняты» и другие, свидетельствовавшие о боевитости и принципиальности издания и его сотрудников с обостренным чувством совести, справедливости, верных правде, истине, чести и долгу.
Теперь пресса, ТВ, агентства, особенно, официальные СМИ превращены в структуры пропагандистской обслуги власть предержащих, уверенных в своей святости, непогрешимости и безнаказанности.
Пахарь и К-750
Гулко хлопнул выстрел из ракетницы, в небе вспыхнула рубиновая звезда. Десять тракторов Т-74, взревев моторами и выбросив из труб клубки синего дыма, устремились к противоположному краю размеченных красными флажками, делянок. Вокруг толпились возбужденные зрители, съехавшиеся из окрестных сел района. Они шумно обсуждали зрелище, происходящее на желтеющем стерней осеннем поле.
Я, тогда еще молодой литературный сотрудник районной газеты, впервые по заданию редактора прибыл, чтобы осветить в печати это мероприятие – соревнование на звание «Лучший пахарь района». Внимательно следил за всем, что происходит, стараясь не упустить ни одной яркой детали, которая могла бы украсить мой репортаж. Фотокор сразу включился в дело, норовя поймать в объектив высокое начальство, которому льстило подобное усердие и чинопочитание. Чиновники любили лицезреть свои портреты на первой странице районной газеты и очень обижались, давая нагоняй послушному редактору, когда кто-то из них был обделен вниманием.
После ритуала открытия соревнования и торжественных речей персоны устроились так, чтобы не затеряться среди пестрой, в основном крестьянской, в фуфайках, бушлатах и робах пестрой публики. Напротив делянок по центру симметрично на подиуме возвышался длинный, драпированный красной тканью и с надписью «Слава труженикам села!», стол. За ним гордо восседало жюри во главе с тучным, словно боров-хряк, начальником райсельхозуправления и почетные гости – первые лица местной власти в добротных костюмах в галстуках, фетровых шляпах. Чуть поодаль под бдительной охраной стражей правопорядка были выставлены призы: мотоцикл «Днепр» К-750 с коляской, цветной телевизор «Фотон» и холодильник «ЗИЛ».
На поле динамично, азартно совершалось действо, сопровождаемое криками и одобрения, и досады. Сверкали в ярких лучах осеннего солнца, отшлифованные до блеска лемеха плугов, выворачивающие пласты почвы. Клубилась, уносимая ветром, пыль, ревели моторы и лихорадочно блестели глаза на лицах, одержимых жаждой победы механизаторов. У свежевспаханных борозд, словно грачи, сновали контролеры, замеряли глубину вспашки, чтобы при подведении итогов уличить бракоделов и снизить баллы за низкое качество пахоты. По условиям победителем соревнования признавался тот, кто быстрее и с высоким качеством вспашет делянку.
Через полтора часа лихорадочной гонки в натужном гуле моторов, на последних метрах победу у своих соперников вырвал механизатор колхоза «Россия» сорокалетний Михаил Корнеев. Заглушил двигатель Т-74, он оторвал руки от горячих рукояток рычагов. С белозубой, как у шахтера, улыбкой на запыленном лице, устало спрыгнул с гусеницы на землю. И сразу попал в плотное кольцо земляков. В тот же миг, подхваченный десятком крепких рук, взлетел в воздух.
– Ура, Мишка, браво, молодец! Прославил себя и родной колхоз! – кричали довольные исходом соревнований односельчане. Краем глаза я заметил, что фотокор успела удачно снять. Мне же в суете не удалось у победителя взять интервью. Вскоре состоялась церемония награждения. Трактористам, занявшим три места, были через плечи повязаны алые ленты, Корнееву с надписью «Лучший пахарь», вручены дипломы и призы. Главный приз – мотоцикл «Днепр» К-750 с коляской – достался Михаилу. Председатель колхоза «Россия», седовласый мужчина с пышными усами ходил павлином от распиравшей его гордости, словно выигрыш приза его личная заслуга. Земляки лучшего пахаря, недолго думая, погрузили мотоцикл в кузов грузовика. Корнеев не прочь был его оседлать и проехать с ветерком. Но героя ни на секунду не оставляли без внимания, крепко пожимали его широкую ладонь, одобрительно похлопывали по крутому плечу, желали столь же убедительной победы на областных соревнованиях, где в качестве главного приза был легковой автомобиль «Лада».
–Пресса, пресса! – размахивая удостоверением, тщетно пытался я пробиться к победителю сквозь плотное кольцо его земляков.
– Погоди, корреспондент, потом. Не суетись, спешка нужна при ловле блох,– оттеснил меня кто-то.– Понимать надо, у Мишки в горле пересохло, деренчить, надо срочно промочить. Запарился человек…
Все же я перебросился с ним несколькими фразами, которых было достаточно, чтобы оживить репортаж прямой речью. Но, увы, слишком мало для очерка, который так и просился на бумагу о статном и веселом с вихрастым рыжим чубом трактористе. Даже без творческих мук родился заголовок «Трудная борозда».
–Понимаешь,– извиняясь, развел он руками, когда его чуть не силой затолкали в черную председательскую «Волгу». – Приезжай через пару дней, тогда и поговорим.
«Волга» в кортеже других автомобилей высоких начальников с проселочной дороги выехала на большак. Куда поехали, меня тогда этот вопрос же очень занимал. На своем потрепанном УАЗе мы с фотокором поспешили в редакцию готовить фоторепортаж в номер.
Мой замысел удачно совпал с заданием редактора написать о Корнееве очерк в четыреста-пятьсот строк. Через три дня я выехал в колхоз. В конторе дородная, располневшая, словно сдоба, секретарша, оторвавшись от журнала, полусонным голосом сообщила:
– Голова колгоспу у степу.
Сообщение вызвало ироническую улыбку, ведь председатель соседнего колхоза, регулярно пребывавший «у степу» и отходивший после запоя, был снят с должности. Единственно, чем помогла секретарша – указала маршрут к дому Михаила Корнеева.
– Бажаю успиху,– загадочно улыбнулась, озадачив меня. Почти у самой околицы отыскал дом. Ворота были распахнуты. В моей памяти всплыла поговорка: пришла беда – отворяй ворота. Хотя вопреки ей, здесь триумф пахаря.
По краю бетонированной дорожки была протянута проволока, что подкрепило мои опасения насчет злой собаки, которая в любой момент может наброситься на чужака.
– Корнеев! Михаил Иванович! – напряг я свои голосовые связки. Прислушался, зорко наблюдая за проволокой, готовый отступить при первых признаках опасности. Но проволока не шелохнулась, никто не подал голоса, ни человечьего, ни собачьего. Во дворе увидел мотоцикл, украшенный разноцветными лентами и шарами, будто отставший от свадебного кортежа.
Водитель Василий остался в машине, а я, подождав минуту, осторожно крадучись, пробрался к веранде. Дверь оказалась незапертой. Вошел в веранду, затем в комнату и опешил. За столом, заставленным тарелками со снедью, пустыми и початыми бутылками с самогоном и вином сидел незнакомый мужчина. Поднял всклокоченную голову с посоловевшими глазами и живым огоньком.
– Извините, кажется, ошибся адресом, – отступил я назад.
– Не ап-шип-ся, заходи, усе идут по этому адресу, – неуклюже, звеня стаканами, попытался он подняться навстречу,. – Давай мы с тобой хряпнем за моего свояка. Молодец Мишка, мотык выиграл, едри его дышло, усем нос утер. Праздник устроил. Теперь на «Ладу» замахнулся…
Он схватил со стола бутылку с остатками самогона и плеснул в граненый стакан.
– Садись, в ногах правды нет. В одиночку только алкаши пьют, а я тверезый, ни в одном глазу, – с трудом ворочал он языком.
– Спасибо, я при исполнении,– отказался вежливо.– Подскажите, где Михаил Корнеев? Я приехал писать о нем очерк.
– Я тоже при исполнении. Запомни: от работы кони дохнут. Ты щас в гостях, – поучал меня мужчина.– Где Мишка? Черт его знает. Пришел, а дверь настежь, я сразу за стол. Как говорят мужики в моем селе, пришел, увидел, выпил и закусил.
– Вы исказили изречение Юлия Цезаря, – заметил я.
– В каком он селе живет, кто такой? Почему не знаю?
– Знаменитый древнеримский император и полководец, живший до нашей эры. Это ему принадлежат слова: пришел, увидел, победил!.
– А,а, он всего лишь победил, а я еще выпил и закусил, – рассмеялся он, довольный своею смекалкой. – Теперь эти слова принадлежат нашим мужикам. Если скажу, что Цезарю, то посчитают, что свихнулся, так как у соседа есть пес по кличке Цезарь. Такие вот пироги.
Он перевел дыхание и продолжил:
– Второй день мотык обмываю. Чтобы было, чем земляков угощать, помог Мишке заколоть хряка. Отведай свежины, вкуснятина, пальчики оближешь.
– Не в рабочее время, – заметил я, чувствуя, что легко от него не избавиться, сказал. – Меня ждет водитель на улице.
– Живо зови его, первача, вина на всех хватит. Имеем полное право уважить героя. Так и запиши в своей газете, что свояк Борька Зуйко первым поздравил ударника..
Из гостиной с бражным «букетом», запахами мяса и квашеной капусты, я вышел во двор.
– Корнеев! Лучший пахарь! – крикнул я, огорчаясь, что впустую проехали от райцентра до села Пушкино больше двадцати километров. Вдруг послышался скрип двери, из погреба вылез заросший щетиной с паутиной на золотисто-рыжей шевелюре мужчина, в котором я узнал пахаря. В тот же миг из конуры, звякнув цепью, выполз черный с белыми подпалинами пес. Сипло залаял и, сконфузившись, глянул на хозяина.
– Ничего, Тишка, побереги голос,– тракторист потрепал его по густой шерсти. – Переживем этот сабантуй. Совсем голос потерял, никогда так много не лаял.
– Что произошло? Почему прячетесь? – спросил я.
– Все нормально, без паники,– произнес он уныло.– У меня, почитай, все село родня: братья, сваты, крестные, друзья. Как приехал с соревнований, так ворота и двери в доме не закрываются – идут косяком с раннего утра до поздней ночи. Жена Анютка не выдержала и на вторые сутки уехала с сыном к теще на блины. Если не уважишь, не выпьешь – обидятся. Я на столе все оставил: выпивку, закуску. Кому захочется, приходят, пьют, на следующий день опохмеляются.