Рафаэль и бабы-жабы

– Ты меня застала врасплох, я подумаю.

– Думай, соображай быстрее, а то я передумаю.

«Мягко стелет, как бы, не было жестко спать, – насторожился художник. – Неспроста это неожиданное проявление нежности и готовности раскрыть свои объятия. Как только замаячили большие деньги, то она сразу воспылала чувствами. Необходим максимум бдительности, чтобы не остаться последним лохом». Он сдержанно кивком головы поблагодарил за танец и хотел вернуться за стол, но соседка его придержала: Дождалась следующей песни в исполнении Жени Белоусова.

– А теперь спляши с Виолой.

– Я устал, – взмолился он.

– Тамила, не насилуй художника. Для этого есть постель, – с иронией произнесла риелтор. – Когда потребуется, мы спляшем и калинку-малинку, и гопака.

–Виола, душечка, сделай художнику приятно, называй его Рафаэлем. А то имя-отчество режут слух. Сидим, как на дипломатическом приеме или в суде по уголовному делу.

– Я не прочь, если Евдоким Саввич не возражает?

– Не возражаю, – отозвался Суховей, благодарный ей за сочувствие. И все же поинтересовался. – Виола Леопольдовна, а дети у вас есть?

– Нет, пока живу в свое удовольствие, чтобы не обременять себя лишними заботами и расходами. Меня бесит, когда злые языки осуждают одиноких женщин за сожительство. Они же не виноваты, что по статистике на всех женщин мужчин не хватает. В дикой природе животные, те же собаки, даже микроорганизмы, постоянно спариваются и никого это не шокирует. Нам тоже следует избавляться от комплексов и предрассудков и жить по законам природы, а не быть ханжами. Каждая женщина вправе иметь, как минимум, два партнера из числа поклонников и покровителей. В двадцатых годах прошлого столетия революционерка Александра Коллонтай, ставшая впоследствии послом Советского Союза, совершенно точно сравнила половой акт со стаканом выпитой воды. И жажду, и сексуальное желание следует удовлетворять без угрызений совести.

– Чаще всего сами бабы и осуждают женщин легкого поведения, – сказал Суховей.

– А судьи кто? Старые девы и выжившие из ума старухи лясы точат из зависти и печали о старости, – пояснила причину сплетен Швец.

За словами Виолы о поклонниках и покровителях он разглядел скопище ее любовников. Иронию риелтора художник воспринял, как совет не соваться с суконным рылом в калашный ряд. Он и сам сомневался, что сможет удовлетворить женщину таких габаритов с отменным здоровьем. Впрочем, Баляс своим богатырским телосложением отпугивала мужиков, которые рисковали быть нечаянно травмированными и раздавленными тушей во время экстаза.

– Что ты, Виола, душа нараспашку. Я бы никого не посвящала в свои интимные тайны. Это запретная зона.

– Пусть знает, что я востребованная женщина, не обделена вниманием и ласками самцов.

– Так ведь он, как сорока-белобока, на хвосте, разнесет сплетни, – предостерегла Тамила.

– Не разнесу, это у тебя язык, что помело, – упрекнул художник. – Бабы, у вас, что нет других тем, как только о любовниках и сексе? Получается, у кого, что болит, тот о том и говорит…

– Бабы копаются в навозе на фермах и полях, а мы благородные, светские дамы, – осадила его соседка. – К тому же сам, типун тебе на язык, начал с вопроса о замужестве. Размечтался о том, чтобы Виола тебя, трутня, кормила, поила и на руках, как мешок, носила. Для нее, будущей королевы Франции, ты ни ростом, ни умом не вышел. Поэтому не суетись, дыши ровно.

– Ишак и мул тоже малы, однако под стать породистому жеребцу, – привел он контраргумент. – К тому же я не претендую на сердце и руку Виолы Леопольдовны. Такая крепость мне не по зубам. Каждый сверчок знай свой шесток.

– Вот так пассаж?! Что же вы, Рафаэль, быстро и позорно капитулировали? – укорила его Баляс. – Не к лицу аристократу такие кренделя. Прежде за любимых женщин стрелялись и погибали на дуэлях или в бою, ради них совершали подвиги. Эх, перевелись Дон-Кихоты, Айвенго и другие доблестные рыцари без страха и упрека. Остались слюнтяи, нытики, готовые спрятаться под женской юбкой. Берите пример с лосей, оленей и других крупных животных в дикой природе. Они насмерть сражаются за право обладать самками. А вы привыкли к бесплатному меду.

– Не привык. Кроме эмоций и инстинктов человеку дан разум, чтобы он не ввязывался в сомнительные авантюры с непредсказуемыми последствиями, – ответил художник.

– Хитер бобер, дипломатично ушел от прямого ответа, – усмехнулась гостья. – Запомните, Рафаэль, пока сперма давит на череп, то есть мужик хочет бабу, то он живой. Как только угасло либидо, потерян интерес, то считай, ходячий труп.

– Могут быть другие интересы, хобби, например, искусство, живопись, – возразил он.

–Опять ты за свою живопись вцепился, словно утопающий, за соломинку, – накинулась Швец. – Носишься с ней, как дурень со ступой. Сам дал понять, что безнадежный импотент.

– Не тебе, язве, о том судить, – огрызнулся Суховей. – Я стал разборчив, жизнь научила, что с вашим коварным племенем лучше не связываться, себе дороже. По молодости лет, когда шальная кровь бунтует, мужья и любовники носят на руках. А потом сами, на шею забираетесь и погоняете, как скотину.

– Не меряй всех одним аршином, – велела Виола Леопольдовна. – Лучше скажи, откуда взялись альфонсы и брачные аферисты? Молчишь, нечем крыть. Не обессудь, за их подлость и другим мужикам от обманутых женщин перепадает. Так что воспринимай, как должное.

У Евдокима Саввича не нашлось аргументов для возражения, а риелтор продолжила:

– Кто из вас видел фильм «Легенда о Нарайяме»?

– Ой, я видела! – воскликнула Тамила. – Там столько срама и блуда, что можно свихнуться.

– У кого, что болит, тот о том и говорит. Да, пошлости в фильме хватает, но речь о другом…

– О чем еще? – насторожилась Швец.

– Мне понравилась давняя японская традиция, – заявила Баляс. – Тех, у кого выпадает последний зуб, будь то старуха или старик, родственники, что моложе, относят на вершину горы Нарайяма. Там они умирают от голода, став пищей для птиц.

– Дико, негуманно. Впрочем, это происходило в стране восходящего солнца двести лет назад, когда царили такие нравы, – сообщил художник.

–Зато практично, – заметила Виола. – Во-первых, старики с ослабленным организмом были рассадниками болезней, эпидемий, поэтому их таким способом утилизировали. Во-вторых, избавляясь от них, экономили на еде. Это сейчас на каждом углу стоматологи, дантисты предлагают свои услуги, а тогда о зубных протезах даже не помышляли. В старости с беззубыми ртами оставались.

– Рафаэль, открой рот шире, – неожиданно велела Тамила. – Сколько у тебя там зубов осталось? Может уже пора, как говорят японцы, то в яму, то в канаву.

– Не дождешься, – заявил Суховей.

– Рафаэль, прав, – поддержала Баляс. – Сейчас ситуация иная. Человек дуба дал, а вставные зубы целехоньки. Снимай с трупа и монтируй в другой рот. Поэтому поход в Нарайяму отменяется.

– Виола Леопольдовна, спасибо за солидарность, – отозвался художник. – Тамиле, этой чуме болотной, всякая ересь в голову лезет,

– Не ссорьтесь, жизнь тем прекрасна, удивительна и романтична, что она непредсказуема, – произнесла риелтор. – Рафаэль, почему бы вам для солидности и импозантности не отпустить бородку клинышком, какая была у всесоюзного старосты Калинина? Среди интеллигентов очень модно быть бородатым?

– Виола, ни в коем разе!– опередила Суховея Швец. – В бороде могут расплодиться вши, гниды и блохи.

– Я за модой не гонюсь, – ответил художник. – А насчет опасений по поводу вшей, гнид, блох и прочих паразитов, то Тамила явно преувеличила. Я строго соблюдаю личную гигиену и с бородой вполне бы сладил, но обойдусь.

– Ладно, коль вам не нравится борода, то взбодритесь, не будьте ретроградом, не исповедуете пассивный стиль жизни чеховского «человека в футляре», который повсюду твердил «как бы чего не вышло» и на этой почве раньше срока отбросил копыта.

– Я свое погулял, покуролесил, пора и остепениться.

– Рафаэль, не будь ханжой. С каких это пор ты стал праведником, моралистом? Видишь, какой барин, секс ему поперек горла стал. Что же нам с тобой, как тем старым бабкам на лавочках у подъездов, о погоде и болячках говорить?

– Нет, об искусстве, о живописи, – отозвался он и обратил взор на риелтора. – Виола Леопольдовна, я не сомневаюсь, что вы особа эрудированная, утонченная.

– Вы не ошиблись, у вас глаз-алмаз, – улыбнулась гостья.

– Тогда я вам с большим удовольствием расскажу о живописцах эпохи Возрождения и Ренессанса, – охотно оседлал любимого «конька».

– Га-га-га! – по-мужицки заржала Тамила. – Так зовут породистого жеребца-производителя.

– Сама ты – жеребец, – рассердился он и попенял. – Если не разбираешься в искусстве, то не встревай в разговор со своими глупыми репликами, а слушай, познавай неведомое.

– Рафаэль, твои нудные лекции о художниках-покойниках Виоле по барабану, – небрежно махнула рукой Швец.