Ошибка стюардессы. Человеческий фактор
Владилен Елеонский
Молодая симпатичная стюардесса приходит в гражданскую авиацию только затем, чтобы выйти замуж за пилота и красиво устроиться в жизни, однако вместо воплощения мечты пилот-любовник становится врагом, а во время нештатной ситуации на борту она вдруг проявляет способности, о которых даже не подозревала, и меняет первоначальную жизненную позицию.
Пролог
Варикозное расширение вен, опущение внутренних органов, приводящее к бесплодию, забывчивость, поскольку постоянное пребывание на высоте сказывается на сосудах, повышенное радиационное излучение, в особенности в полетах над Атлантикой, и горькое осознание того, что мужчины-летчики вовсе не какие-то там особенные, – вот с чем рано или поздно сталкивается каждая бортпроводница. Конечно, есть среди пилотов орлы, причем не только в кабине лайнера, но и по жизни, однако как и среди всех других мужчин, это скорее исключение из правила, чем само правило. В общем, работа стюардессы – не сахар, и хотела бы я посмотреть в глаза тому, кто первым придумал брать женщин в качестве бортпроводников!
Гробиться на этом романтическом поприще я, естественно, не желала и пришла в авиацию лишь для того, чтобы понравиться пилоту, который понравится мне. Нет, крутить романы в небе, как некоторые дуры, я не собиралась. План был простой – замуж, только замуж, и прощай, неблагодарная работа, когда высоколобому начальству наплевать, а дураки-пассажиры всегда правы.
Можно ли представить что-то более абсурдное, когда триста с лишним человек мало что добровольно, так еще и за приличную плату, садятся в комфортабельную керосиновую цистерну емкостью несколько десятков тонн и позволяют поднимать себя в ней на высоту десять тысяч метров, чтобы потом с этой высоты плюхнуться на бетон выпущенными из цистерны колесами, и весь этот балаган называется полетом. Нет, никаких иллюзий по поводу пассажирских авиаперевозок я не питала, каких-либо мало-мальски романтических чувств к небу под крылом керосинки не испытывала и тянула свою лямку бортпроводника как ломовая лошадь, желая лишь одного, – понравиться ломовому жеребцу, чтобы рожать и выхаживать в уютной конюшне его милых жеребят, а не потеть на семижильной работе, ежедневно рискуя разбиться вдребезги и сгореть.
Нас многому учили, мучили изнурительными тренировками, пичкали различного рода информацией, девяносто процентов которой мне никогда не пригодились, но не научили самому главному, – как быть чутким и внимательным к пассажиру, если он раздражает тебя еще до того, как взошел по трапу на борт. Ах, что они, сволочи, творят!
Цинизм, тупая бравада, сальные шуточки, которые достают тебя до самых печенок, а еще непомерное питье алкоголя и плотские утехи под пледом с первой подвернувшейся в салоне более или менее смазливой бабой. А мы, дуры, сами пледы им раздаем, чтобы они, бедненькие, не замерзли, и терпим все их безобразия, потому что инструкция!
Вот почему не проходит и десяти рейсов, как самые умные из нас ставят между собой и пассажиром железобетонную стену или устанавливают заоблачную дистанцию, и все для того, чтобы он без нервотрепки и дурацких вопросов, за которые его иногда просто хочется прибить мухобойкой как назойливую мошку, занял свое место в салоне, сидел на нем смирно и больше не рыпался. Чем больше ты проявляешь так называемой чуткости, тем больше тебе садятся на шею, да еще погоняют своими мерзкими пятками, на которых почему-то всегда болтаются донельзя вонючие носки, и после рейса ты превращаешься в мокрую от слез грязную двадцатитрехлетнюю тряпку.
Для женщины возраст двадцать три года, – это возраст создания семьи, и кто меня осудит за то, что мне было плевать на официальную карьеру, потому что я знала, что ничего кроме опустошения и инвалидности она не принесет, и потому делала ставку на карьеру неофициальную, – стать женой пилота, а еще лучше олигарха, ненароком забредшего в наш А-320, что впрочем было менее вероятно, хотя в принципе все-таки возможно. В нашей смене все завидовали старшему бортпроводнику Рите Началовой. Замечательная женщина! Красивая как стерва и спокойная как танк. Ей было сорок с хвостиком, а выглядела она как девятнадцатилетняя, – мечта любого юноши.
Двадцать лет назад Рита по-доброму улыбнулась худосочному носатому пассажиру первого класса с недельной щетиной на небритых щеках, он был в каком-то затертом до невозможности свитере, который, наверное, связала его отцу его бабушка. Он запал на нее, а она что-то в нем такое почуяла и не ошиблась. Через пару лет замухрышка стал рублевым миллиардером, вхожим в правительственные круги.
Она быстро нарожала ему детишек, а затем развелась, сорвав с бракоразводного процесса солидный куш. Теперь у нее все есть, и снова летать она стала лишь для того, чтобы не скучать в своем шоколадном особняке на Рублевке. С помощью своих друзей выбирает подходящий эстафетный рейс и вперед. В Амстердам – развлечься, в Лондон и Нью-Йорк – за покупками, а на Канары или Мальдивы – просто тупо отдохнуть от мегаполиса.
Эстафета – это когда мы прибываем на место и не улетаем сразу, а ждем прилетевших пассажиров на обратный рейс, и ожидание это может длиться неделю или даже две. Красотища и прелесть! Особенно если место курортное и сезон горячий, тогда только не забыть купальник с собой взять и солнцезащитный крем.
Во время полета Рита ничего не делала, только раздавала ценные указания и едкие замечания, поэтому мы не только завидовали ей, но еще плюс ко всему прочему не любили. Правды ради следует сказать, что нелюбовь наша была довольно относительной, потому что Рита брала с собой на эстафету тех, кто ей нравился, а это, как правило, вся наша смена в полном составе, то есть именно благодаря ей, собственно говоря, сложился наш сплоченный женский коллектив, и самым страшным для нас дисциплинарным взысканием являлся ее приговор: «Слушай, подруга, а в следующую эстафету я тебя, кажется, не возьму».
Меня она раскусила сразу.
– Держись подальше от пилотов.
– А что такое?
– Подленькие и жадные. Я сама буду носить им кофе!
– Да зачем вам напрягаться, Маргарита Александровна? У вас своих дел по горло!
– Для тебя стараюсь, дурочка, плакать потом будешь, да поздно будет!..
Я, конечно, ей не поверила, не для меня, а для себя она старалась, потому что знала, – фаворитка командира корабля или даже второго пилота выйдет из-под ее жесткого контроля и, не дай бог, составит конкуренцию, а Рита Началова привыкла властвовать в своей смене спокойно и со вкусом.
Поднести кофе, значит, вступить в непринужденное общение с пилотами, а мою внешность Рита оценила сразу, фавориткой я могла стать с первого, как говорится, раза. Что ж, и на этом ей спасибо, – пусть замысловатый, но, тем не менее, в мой адрес от нее комплимент.
Вскоре, однако, несмотря на мощный заслон, а бюст и фигура у Началовой в самом деле были впечатляющими, Венера Милосская позавидовала бы, меня заметил командир корабля и пригласил в ресторан. Там под звуки вальса он щедро угощал деликатесами и поил французским вином, напрочь развеяв Ритин миф о жадности пилотов, а когда почувствовал, что я дошла до кондиции, пригласил в номер встречать рассвет – на юге Франции они просто восхитительны!
– Только после свадьбы.
Таков был мой жесткий ответ, и он ошарашенно округлил глаза.
– Так у тебя что, никого до сих пор не было? Двадцать три года, и никого?..
Я резко поднялась из-за стола и, слегка пошатываясь от выпитого, приблизилась к нему. Он с интересом и надеждой вскинул на меня свои ясные глаза.
Я похлопала его ладошкой по летным нашивкам на плече, наклонилась к самому уху и довольно сексуально, как мне тогда показалось, прошептала на ухо одними губами:
– Козел ты!..
Он просто обалдел, а я гордо удалилась, завлекательно покачивая своими несколько худыми как мне до сих пор кажется бедрами. Всю оставшуюся ночь он ломился ко мне в номер, однако я не открыла, накрыв голову увесистой пухлой подушкой.
Пришлось все рассказать Началовой, поскольку теперь я не могла спокойно работать в смене с этим пилотом. Она как мудрая фея из немецкой сказки покачала в ответ головой.
– А я тебе говорила, Лена, ох, говорила, но ты шишки в паху себе решила все-таки набить. Командир-то наш герой! У него жена на сносях, на девятом месяце, а он туда же, к теплой бабьей груди, как младенец к соску. Пусть чужая грудь, да молока-то хочется! Отбить бы им их место палкой так, чтобы на чужих баб, – ни-ни! Есть такой волшебный дрын?
– Неужели все так плохо?
– Девять из десяти будут пользоваться тобой как практически бесплатной проституткой, обещая золотые горы, потому что прекрасно знают, чего ты на самом деле хочешь. А им свадьба не нужна, им нужен релакс после изнуряющего рейса, вот и все. Завтра будет другой рейс и другая смена, значит, стюардесса у него в номере будет спать другая, таких молодых дур, как ты, навалом, и куда только отдел кадров смотрит, и чему только на учебных курсах учат? Наверное, кому-то такая обстановка выгодна, потому как крючок это, и легко на нем пилотов держать, чтобы они пили и бортовыми бабами утешались, а не права работодателю качали. Соображаешь?
– Скажи, Рита, а что мне теперь делать?
– Если пообещаешь, что к пилотам на пушечный выстрел не подойдешь, я все улажу.
Пришлось пообещать, и больше наша смена с этим командиром корабля не пересекалась. Рита – настоящая волшебница!
Дальше все продолжилось в том же духе. Всегда находились летчики, которые хотели утешиться, однако я была тверда как скала, не позволяя им даже называть себя по имени, а уж уменьшительно или, того хуже, уменьшительно-ласкательно, – вообще, скандал. Будьте добры вот так: «Бортпроводник Шакурова», и все. Ресторан? Мне в ресторан нельзя, у меня гастрит! Погулять под луной? Меня от луны тошнит! Встретить рассвет? Крепкий сон в своей постели гораздо более полезен для здоровья! В общем, примерно так я стала себя вести к великому удовольствию Началовой.
Короче говоря, рухнула моя мечта, едва, как говорится, оторвавшись от взлетно-посадочной полосы. Эдакий сдвиг ветра, только в моей личной жизни.
Мое убеждение, что нет такого мужчины, которого настоящая женщина не смогла бы превратить в верного песика, дало трещину. Я поставила на пилотах большой жирный крест, однако надежда, как говорится, умирает последней, и я стала присматриваться к пассажирам первого класса.
Как назло, все они были никакими. «Здравствуйте, благодарю, до свидания», – вот и все, что я от них слышала. Многие просто отсыпались перед теми ответственными встречами, на которые летели, даже напитки и обед не просили. Вот досада!
Зато с пассажирами эконом-класса у меня начались бурные отношения. Одни доставали хамством, другие высокомерным поведением, третьи пили как ненормальные, а потом устраивали дебош. Один раз я по глупости полезла сажать такого орла на место, а он врезал мне локтем прямо в лицо, на две недели безнадежно испортив мою визитную фотокарточку.
Проще всего было с иностранцами, они всегда улыбались, благодарили, подбадривали, а вот со многими нашими приходилось туго. Купив тур в Египет за двадцать тысяч рублей, они начинали гнуть пальцы так, как будто оказались в фешенебельном парижском ресторане.
После каждого рейса Началова делала мне замечания.
– Ты вела себя недопустимо.
– Почему? Я поставила хама на место!
– А если его кто-то надоумит, и он жалобу напишет? Думаешь, начальство будет разбираться? Как бы не так! Смотри, Ленка, последнее тебе китайское предупреждение.
Этих предупреждений у меня набралось с десяток, и наши теплые отношения с Ритой, едва сложившись, вдруг разбились как две китайские фарфоровые чашки, и теперь ничего нельзя было восстановить, – не склеивать же осколки!..
Началова почему-то тянула время, наверное, обаятельной все-таки я была девчонкой, и ей было жалко расставаться со мной, я умела слушать ее рассказы в часы досуга и поддерживать вниманием, потому как несмотря на весь ее достаток несладко ей жилось одной в своем замке, а в мужчинах она давно и бесповоротно разочаровалась. Тем не менее, я хорошо понимала, что долго так не протяну, пусть полгода, год, но обязательно сорвусь на очередном придурке, который попросит посмотреть, в порядке ли его собачка, которая летит с багажом [ага, сейчас выйду на высоте десять тысяч метров из пассажирского салона наружу и пойду в багажное отделение!], и тогда все, Рита не выдержит.
Неожиданно все поменялось, когда мы стали летать с командиром Анатолием Глебовым. Рите кто-то в управлении посоветовал его, и она, умница, последовала совету.