Kleliae manuscriptum. Исповедь дочери патриция

– Тогда иди сюда!

Юл отбросил пилку в сторону, она упала на ложе, и властно привлёк меня к себе. Его горячее тело обожгло меня, кажется, до мозга костей.

Я резко оттолкнула Юла от себя.

– Оставь меня! Ты – идиот, если полагаешь, что я вот так вот запросто ложусь с мужчиной.

– Однако я не просто мужчина. Я – твой спаситель!

– Запомни, я не верю в предательство Марка и никогда не поверю. Понял? Пусти!

Я хотела вырваться из неприятных объятий и выскочить вон из ужасной спальни. Юл, в самом деле, был слишком низкого мнения обо мне. Может быть, умом я поверила ему, но сердце отказывалось верить, а своему сердцу я верила больше, чем уму.

Остриё меча вдруг упёрлось мне в низ живота, не давая пройти.

Глаза Юла вспыхнули бешеным огнём.

– Ты будешь умирать долго и мучительно, а я всё равно добьюсь своего. От таких красавиц не отказываются. Ты – моё наслаждение!

– Очень странно, разве насилие может доставлять наслаждение?

– О, ты просто не знаешь! Давай попробуем. Сопротивляйся!

Остриё меча ещё сильнее двинулось вперёд. Глубоко вмяв тонкую ткань туники в кожу, оно больно укололо меня.

Глаза Юла полыхнули безумием, и я вдруг поняла, что малейшее сопротивление сейчас приведёт к крови, я буду стонать и умирать о боли, а он […]

[…] поэтому я пошла на хитрость.

– Скинь с себя всю одежду, я посмотрю, хорош ли ты. Юношам свойственно бахвалиться!

– Ах, ты, глупышка. Я тебя не обманываю!

Юл повернулся ко мне вполоборота и скинул с себя тунику. Он, в самом деле, был исполнен […]

[…] больше ни о чём не думала, и остриё пилки для ногтей погрузилось в шею Юла сбоку. Как хорошо, что в самый последний момент я нащупала её на ложе, которое становилось мне омерзительным до тошноты. Благодарю тебя, Священная змея, ты всегда со мной!

Юл жутко раскрыл рот, словно крупная рептилия, впавшая в агонию. Его взор помутился, но цепкие пальцы так схватили мои голые бедра, что я вскрикнула от острой боли, она буквально парализовала тело.

Изо рта Юла пошли розовые пузыри. В следующий миг он вдруг страшно изогнулся и сбросил меня с себя.

Я кубарем скатилась с ложа, сильно ударилась плечом о стену, в глазах полыхнула вспышка. Кажется, на какое-то время я потеряла сознание.

– Ты всё сделала правильно, о, моя богиня. Я всё видел, и всё знаю.

Лёжа на полу, я открыла глаза и увидела над собой склонившуюся фигуру Носа и его сочувственное лицо. Он подал мне мою алую верхнюю тунику.

– Твоя нагота прекрасна, но будет лучше, если ты прикроешь её.

– Благодарю тебя, Нос, – сказала я, поспешно напяливая тунику на голое тело. – А где Юл?

– Он сбежал. Как злой дух леса, согнулся в три погибели от раны, которую ты ему нанесла, и сбежал.

– Куда он побежал?

– Куда-то в подземелье.

– Как он может куда-то сбежать? Он же без одежды!

– Верно, он сбежал голый, словно только что выскочил из живота мамы.

Нос нёс ещё какие-то глупости, я больше не слушала его. Главное, что моя маленькая женская хитрость удалась.

Юл скинул с себя одежду. Я скинула с себя тунику. Он упал на ложе в предвкушении сласти, потому что я изобразила всё, как надо, – видела фрески в храме Венеры, – и он поверил.

Жестокий юноша вдруг расслабился в ожидании незабываемого захватывающего приключения, которое ему обещало моё тело, но он получил нестерпимую горечь. Юл так и не понял, кто есть на самом деле Клелия – дочь Гнея Клелия Воина!

Хитрость удалась, я избежала насилия над собой, но теперь я не знала, что делать. Я никак не могла понять, куда мог исчезнуть Юл. Он как сквозь землю провалился!

Слуги спустили тело сенатора во двор. Сильвия выла, как обезумевшая собака.

Я не находила себе места от ужаса и горя. Понятно, что надо было срочно сообщить об убийстве властям, но слуги ходили, как безумные муравьи, оставшиеся без матки. Все мои настоятельные просьбы и отчаянные требования они пропускали мимо ушей.

Вдруг на рассвете явился сенатский глашатай из Рима. Я обрадовалась, что вот, явился человек, который отвезёт весть о гибели сенатора в Рим, но глашатай вёл себя так, словно был глух.

Выглядел он, как добрый глиняный чан с вином, к которому приделали какую-то странную, плохо оформленную голову, она была, как будто кое-как вылеплена из сырого теста.

Тяжело дыша и отдуваясь, постоянно вытирая пот со лба платком, он встал в самый центр двора у фонтана, достал свой медный рупор и возопил страшным голосом:

– Слушай, фамилия Квинта Квинкция Сурового! Я, Тит Колоб, глашатай из Рима, привёз вам самые свежие новости. Первое. Весталка Валерия нарушила обет целомудрия, вступила в интимную связь с мужчиной и не уследила за Священным огнём Весты. Он погас! Недобрый знак для Рима. Будет суд. Весталке грозит смертная казнь, её замуруют заживо в крепостной стене. Слышите вы, я говорю вам всем: «Огонь Весты погас!»

Гонец, мрачно уставившись на столпившихся вокруг него слуг и рабов, долго повторял одну и ту же фразу «Огонь Весты погас!» Что-то зловещее звенело в его тоне.

Я вдруг подумала о том, что странная фраза, которую Юл нацарапал на пластинке, означала то же самое: «Огонь Весты погас».

Волнуясь, я кинулась в ту самую спальню, где ночью произошло так много страшных событий. К моему великому облегчению пластинка по-прежнему лежала на столике.

Я схватила её и сунула во внутренний карман туники. Сердцем я понимала, что пластинка и начертанная на ней рукой Юла фраза имеет какое-то важное значение.

Я побежала обратно во двор по верхней галерее и вдруг сквозь её своды услышала голос гонца:

– Понятно вам? Огонь Весты погас!

Я изумилась. Неспроста он повторяет одно и то же! Неужели подаёт кому-то знак?

Однако мои мысли прогнала следующая фраза глашатая. Голосом, внезапно сбившимся на фальцет, он сообщил такие известия, от которых на некоторое время я вообще лишилась способности думать.

– Второе! Приговорённый к смертной казни дезертир Марк Гораций Тремор, который был также признан виновным в убийстве римского гражданина Гнея Клелия Воина, скрылся с места приведения приговора в исполнение. Любой, кто видел Марка Горация Тремора, обязан сообщить римскому квестору. Приметы Горация – выше среднего роста, строен, белокур, глаза серые, у ключицы большая родинка…